Теперь в трапезную идти уже бесполезно, корки не сыщешь. Да и позор члену Ордена есть одному. Неужели отправляться в поход голодной?
Путь через кухню, может, там покормят.
Возле левого крыла Высокого Замка стоял кислый запах дрожжей. Если бы только стоял так он кидался на тебя и заставлял истекать слюной.
Когда Грета спустилась по лестнице, огни в печах уже затушили. Котлы оказались выскоблены, крупы убраны, вдоль столов для замеса теста храпели поварята. Поварятами были косматые крестьяне и бюргеры, многие с отрубленными пальцами, с ожогами по всему телу. В три часа ночи прогудит медный таз, и эти люди снова поднимутся печь хлеб. По горе тарелок рыжий кот гонял крыс, рядом легавая чавкала телячьей костью, придерживая её лапой.
Грета с завистью покосилась на собаку.
Кнехт-помощник брякнул об пол мешки со снаряжением и ушёл спать. В круглой люстре горело всего две свечи: поварята, как и братья в общей спальне, укладывались при свете.
О, Генрих! раздался за спиной бас. А я тут сижу, забери меня дьявол, и нет никого.
У полок с припасами стояла скамья, с неё поднялось нечто круглое, тяжело дышащее, с курчавой чёрной бородой.
Брат Фед7, ты? окликнула Грета, вглядываясь в полутьму. Показались две наливные свёклы в окружении вихря из смоляных кудряшек.
Знамо, не чёрт. Чего ж ты ужин-то проворонил? Держи.
Пухлые пальцы-колбаски протянули белый свёрток. Это, случайно, не наволочка, нагло стащенная из спальни? Очень похоже. Внутри тряпицы оказались пара хороших ломтей хлеба и несколько кусков варёной говядины.
Ничего себе, Фед! воскликнула Грета, проглотив слюну. Вот спасибо
Она ещё раз глянула на приставшие к мясу веточки укропа и завернула наволочку, пробормотав:
До заутренней по Уставу нельзя.
Да бог видит, мы почти в дороге! всполошился Фед, словно гусь на яйцах. Жуй уже.
Ну конечно! На марше это совсем другое дело, можно и после вечерней молитвы есть. Прочитав три раза «Отче наш», Грета вгрызлась в мякушку.
Мм, наконец-то еда!
Бочка с водой стояла тут же; отхлебнув полковшика, Грета почувствовала, как от верха живота по всему телу разбегаются искры. Теперь бы завалиться поспать
Хлеб лучше есть поосторожней: в прошлый раз попался молочный зуб, а весной Поль выудил из лепёшки наконечник стрелы. Волокнистое мясо восхитительно пахло бульоном, но вот-вот наступит пятница, пост. Фед поуговаривал для порядка и сам расправился с говядиной. Потом выпятил назидательно губы:
На пустое нутро плохо в бой идти. И с привидениями встречаться, к коим мы скоро полезем. Ты вот грамотей, Генрих, а не знаешь, что под замком духов злых как семян в подсолнечнике. Зачем ты комтуру сказал нас туда гнать?
Какие ещё духи, махнула рукой Грета. Черти от креста бегут.
Да? Вот фон Шеллок тоже так думал. Он без слуг ехал в крепость Рагнету и решил сократить путь по жмудскому болоту. Вечерело, туман поднимался. И тут смотрит ползёт что-то, лапки паучьи, само зелёное, круглое, тина висит. Пригляделся: святые угодники! Голова утопленника. А из тумана ещё такая же тварь бежит, да ещё, да быстрее всё, быстрей! Окружили они рыцаря, как волчья стая, да и утащили к себе. Один конь вернулся.
Конь-то всё и рассказал, хмыкнула Грета. Боишься?
В ответ Фед вскочил, опрокинув лавку, и показал жестами, насколько он боится и кого именно. Причём использовал не только кулаки и колени, а вообще все части тела.
Сверху раздались гнусные смешки. В дверь просунулась белобрысая башка коротышки Одо и захихикала:
Эй, Фед, отплясываешь лучше жмудского шамана! Уж не обратился ли ты в язычество?
Созревший прыщ у него на носу был чем-то вроде фамильного герба. Прыщ гулял по лицу, вспухал то на левой ноздре, то на правой, то захватывал бровь, то скатывался к подбородку. В тёмной комнате белая головка всегда вещала: «Вот хозяин, здесь». Хозяин же ласково называл его «мой личный герольд».
На улице послышалось: «Гуситав, стой! Одо, дерьжи его!»
Одо даже не собирался держать, а шмыгнул к перилам, пропуская тело. Оно с лязгом запрыгало по лестнице, покладисто пересчитало все ступеньки, не пропустив ни одной, после чего простёрлось у ног Феда. Который тут же вздёрнул тело за шкирку. От рёва толстяка даже спящие поварята заворочались:
Брат Густав? Ты что, из пивоварни?!
Тело утвердительно замычало.
Идиот, чего до такого-то блаженства доводить? Нам на задание идти. Тебя комтур, если узнает, на куски порежет и страждущим раздаст!
Уи, мы нашили его непотидалёку от пивоварини, сообщил Поль из Прованса, враскоряку ступая по лестнице. Кривые ноги он загибал носками врозь, изображая небрежность. Усики его закручивались вверх, на боку француза болтался короткий меч, а на груди, под сюрко с крестом, что-то подозрительно лязгало.
Ведь всем же сказано не брать тяжёлую броню! Или кнехт не передал?
Грета попыталась напомнить братьям Устав, который запрещал вкушать адское зелье. Также он запрещал ругаться, предаваться похоти, чем-либо владеть, говорить или петь после повечерия, есть сало по пятницам. В ответ Одо выдал такую сложную конструкцию, что рядом с ней кафедральный собор в Кёльне казался палаткой. Густав громко всхрапнул.
Грета вздохнула и решила отложить проповедь.
Последними пришли отец Антонио и брат Бриан, который шутя покачивал в ладони тяжеленный кожаный мешок. Мешок распух от сухарей и фляг с водой. На животе брата блистала обнова: сполохи огня плясали в квадратных медных пластинках.
Рыцарский пояс? не поверила Грета. Тебе дали золотые шпоры? И ты молчишь?!
Тот застенчиво улыбнулся, поправил кольчужную рубаху.
Между ними вклинился брат Одо, задрал голову и прищурился, словно курица на фигу:
Глянь, Генрих, какая у нашего тёпленького рыцаря рожа довольная, столько масла хоть пироги жарь. Ты пока по дорожным кабакам шатался да под стенами лазил, он тут подвиги совершал.
Дорожные кабаки? рассмеялась Грета. С чего ты решил?
Народ говорит. Где тебя носило-то две недели? Небось, все ходы тайные знаешь, а братьям показать шиш, чернокнижник эдакий.
Одо, люди читают необязательно для того, чтобы вызывать демонов.
Ха! А зачем тогда губами шлёпать и свечи жечь? Забавы ради?
Не обращая внимания на коротышку, Грета с изумлением разглядывала Бриана: у него и раньше были такие мощные руки и необъятная грудь и? Или это рыцарское звание? А карие глаза прежние, большие и влажные, словно у отцовского борзого пса, когда скулит под столом и кладёт слюнявую морду на колени Наконец, спросила:
Расскажешь, за что тебя посвятили?
Но шансов открыть рот Бриану не представилось. Одо понёсся, как турецкая конница перед тяжёлым латником, не давая и слова вклинить:
Да, слушай, ту вылазку же устроили, когда ты уже исчез! Знаешь, он самого великого маршала спас. Мы с Гансом крушили литвинов ну, жмудь поганая, в звериных шкурах, а злые, что бесы. Прямо на клинки лезут, ты его сечёшь, а он вроде не чувствует, рогатиной тычет. Тут вылетает справа клин шляхтичей, отборные все, заразы, даже кони в броне. И прорвали они наших. Хоругвь за полминуты расшвыряли, копьями уже до великого маршала дотягиваются, «Сдавайся!» кричат.
Ты рядом ошивался? Грета прищурилась. А что же сам за начальство не встал?
Я тебе висельник или святой? огрызнулся Одо. У шляхтича у каждого плечи шире, чем я ростом, латы миланские, секиры молотят, как пест в маслобойке. Великий маршал уже и ладони начал поднимать, да тут Бриан с двуручником прорубился. Как звезданёт ихнего главного, который с хвостом страуса на шлеме, под копьё нырнул, второго за пояс и на землю. А конь брата, Скалик, так и прёт, копыта острые, лосиные, зубы медвежьи знаешь его, бешеный. От шляхетских лошадок полетели клоки, они и шарахнулись прочь. Бриан лезет на них вепрем, ревёт чего-то, раскидывает шляхтичей. Тут остальные наши налегли, брешь закрыли, да и отступили мы с божьей помощью к замку.