Катерина Сапьян
Нарочно не придумаешь!
Предисловие
Сибирь это огромное пространство, протянувшееся от Урала до Дальнего Востока, от Северного Ледовитого океана до степей и гор Казахстана, Монголии и Китая. На этой территории живут разные народы, и каждый из них оказался здесь по своим причинам. Кто-то шёл в Сибирь, спасаясь от набегов воинственных соседей, кто-то в поисках новых охотничьих угодий, а кто-то за новой землёй и свободой.
Заселение степной части Западной Сибири активно началось в конце XIX века и, особенно, после строительства Транссибирской железной дороги. Тогда многие крестьяне из Центральной России, Беларуси и Украины целыми семьями переселялись на свободные сибирские земли, строили здесь свои деревни, приспосабливались к местному климату и сохраняли свою культуру и свой язык. Так на юге Сибири сформировался своеобразный котёл, где культуры и языки славянских народов перемешивались, и из этого получалось что-то своё, новое и уникальное.
Перед Вами книга, в которой собраны несколько рассказов о сельской жизни в 50-е-70-е гг. прошлого века в юго-западном углу Новосибирской области, там, где рядом сходятся Новосибирская и Омская области, Алтайский край и Республика Казахстан. Тут по плоским степям, поросшим ковылём и полынью, гуляют сухие ветры. Здесь зимой случаются сильнейшие метели, а летом часты засухи. И всё же, земли здесь плодородные, весна ранняя, озёра богаты рыбой, а звёзды по ночам такие яркие и близкие, что, кажется, залезешь на крышу и рукой до них дотянешься.
Деревенька Ильичёво Краснозёрского района не какая-то конкретная деревня, а, скорее, собирательный образ, в котором местные жители найдут знакомые черты нескольких населённых пунктов. Сейчас и не разберёшь, что в этих рассказах быль, а что вымысел автора. В одном можете быть уверены эта книга про огромную любовь к Краснозёрскому району и людям, населяющим его.
Цоб-цобэ
Вэдьке скоро должно было семнадцать исполниться. Крепкая, с уже оформившейся фигуркой, она славилась среди подруг своим весёлым нравом, умением плясать до упаду и одинаково хорошо петь как русские, так и украинские песни. Вэдька была старшей в семье и единственной девкой. Мать одна воспитывала четверых детей отца убили на войне. Хотя, воспитывала это громко сказано. Воспитывать было некогда просыпалась мать до восхода солнца, управлялась с домашней скотиной и уходила на работу в совхоз. Возвращалась оттуда поздно, едва поспевая к вечерней дойке, кормила скотину, и только после этого принималась за домашние дела. Дети большую часть дня были предоставлены сами себе, исправно исполняя возложенные на них обязанности Вэдька ведала уборкой в доме и готовкой пищи, а братья её чинили заборы, мастерили корыта, огород вскапывали. Даже самый младший Ванятка был при деле пас десяток гусят возле пруда.
Летом работы в совхозе было много, людей не хватало, и дети вместе с родителями уходили на посевную, потом на сенокос, а ближе к осени на уборку урожая. В этом году Вэдьку весной отрядили работать на молоканку возить бидоны с молоком от молоканки до сепараторной. Путь был не близкий, километров пять по степи. Коней на такое дело, конечно, никто не выделял. Кони были в большом дефиците и на вес золота, так что Вэдьке выдали бычью упряжку.
Не буду я на быках ездить! заупрямилась было Вэдька, не справлюсь я с ними!
Ещё чего удумала! возмутилась баба Дуня, поправляя льняной платок на голове, возьми Тишку с Мишкой, они спокойные. Ты, главно, следи, чтоб они коров не видели, а то упрут к стаду.
Да где ж я коров-то найду, на молоканке-то, буркнула себе под нос Вэдька.
Предполагалось, что баба Дуня её не услышит, но баба Дуня только называлась бабой, поскольку внуков уже имела штук пять, но слух в свои сорок пять лет не потеряла.
Тю! Умная какая! баба Дуня с усмешкой посмотрела на Вэдьку, Иди, иди к Сорочихе, она тебе ярмо выдаст.
Спорить с бабой Дуней было бесполезно, так что Вэдька пошлёпала по грязи скотного двора к коровнику.
Коровник, дощатое длинное, серое и унылое сооружение, пах как и положено коровнику навозом и мухами. Сорочиха, тощая и высокая баба, отыскалась не сразу, Вэдька обошла коровник на три раза, прежде чем высмотрела её в загоне.
Чего тебе? спросила Сорочиха.
Меня баба Дуня послала молоко возить от молоканки. Сказала, взять Тишку и Мишку.
Так бери!
Ярмо дайте-то!
Сорочиха подобрала юбки, перелезла через забор и вместе с Вэдькой отправилась к коровнику.
Низкое утреннее солнце било им прямо в глаза. Пучки молодой майской травы не способны были прикрыть собой грязищу. На калоши налипло по килограмму влажной солёной глины.
Тишку Вэдька знала с глубокого детства. Бык был стар и меланхоличен, его всегда запрягали слева. Его прошлого напарника съели года три тому назад, и с тех пор в паре с Тишкой ходил бурый с белым пятном на морде Мишка. Сорочиха помогла выгнать быков во двор, и там в правое ярмо они с Вэдькой загнали упрямого Мишку, а потом безо всякого труда, в левое ярмо впрягся Тишка.
Ты к Мишке сзади не подходи, напутствовала Вэдьку Сорочиха, он лягается. На хворостину.
Вэдька взяла длинный ивовый прут, залезла в повозку и гаркнула:
Цоб-цобе!
Быки помялись, лениво шагнули и повозка, скрипя колёсами и оглоблей, покатилась.
Цобе-цобе-цобе-цобе, затараторила Вэдька, Мишка повернул вправо, увлекая за собой Тишку и повозку.
Сорочиха посмотрела, как Вэдька лихо развернула повозку, махнула рукой, то ли прощаясь, то ли благословляя, и вернулась к своей работе.
Вэдька тем временем тряслась в повозке, медленно двигающейся к сепараторной. У сепараторной она остановилась, вбежала в открытые настежь двери и принялась таскать в повозку пустые бидоны.
Вэдька, а ты чего тут делаешь? спросила её пробегавшая мимо Зинка.
Молоко теперь я возить буду, отозвалась Вэдька, волочившая к повозке последний бидон.
Здорово!
Зинка убежала, а Вэдька снова взобралась на повозку. С Зинкой можно было бы и не согласиться. С быками Вэдьке связываться не хотелось уж больно своенравные и сильные животные. Таскать бидоны с молоком тоже лёгкой работой не назовёшь. Не очень приятно даже просто трястись в повозке в любую погоду, то стуча зубами от холода, то кутаясь в старенькую накидку при дожде, то отмахиваясь от комаров в жару. С другой стороны, лёгкой работы в деревне не бывает, так что Вэдька не унывала.
Цоб-цобе! крикнула она, и для пущей убедительности огрела хворостиной и Мишку, и Тишку.
Быки тронулись, бидоны загромыхали.
Цоб-цоб-цоб, поворачивала Вэдька повозку налево. В бычьих упряжках вожжи не предусмотрены. Быки с детства обучаются поворачивать налево или направо, повинуясь окрику погонщика.
Перед быками расстилалась необъятная Кулундинская степь, испещрённая веером полевых дорог, по-весеннему зеленовато-бурая, пахнущая влагой и прелой травой. Вэдька напевала песню, быки плелись знакомой дорогой. Через полчаса они въехали в Спасское небольшую деревушку. Дорога проходила по правому краю Спасского, а потом снова убегала в степь. До молоканки от Спасского оставалось совсем недалеко километра полтора.
Вэдька перестала петь, закрутила головой в разные стороны. В Спасском она бывала редко, так что рассматривала белёные домики за низкими заборами палисадников с неподдельным интересом. Домики в Спасском были все, как один камышовые, обмазанные глиной и побеленные, крыши крытые камышом. Каждый год после схода снега стены домов подмазывали свежей глиной и заново белили. Крыши тоже раз в год приходилось перекрывать. Заборчики тут ставили чисто символические в метр высотой. Дворы просматривались насквозь. Осенью в палисадниках расцветали мальвы и "барышни кучерявые", а домики увивал плющ, но сейчас, весной, палисадники были голыми, а возле свежевыбеленных стен на земле виднелись светлые пятна белой глины, оставшиеся после побелки. Быки повернули из проулка на улицу, в самом конце которой виднелся до сих пор не обмазанный и не побеленный дом. Вокруг него не было заборчика, а дорога проходила почти вплотную к его стене.