Мальчик побежал внутрь. Через минуту он вернулся и доложил:
Али-Умар сказал, что можно его впустить!
А можно ли мне войти с сыновьями? спросил Асхаб.
Беслан взглянул на Асхаба, потом перевёл взгляд на его сыновей и одобрительно кивнул.
Асхаб, Зелимхан, Салман и Мансур слезли с коней, прошли под навес, а оттуда попали в саклю. Войдя, они увидели ломящийся от угощений и напитков стол. За ним сидели Али-Умар, Хас-Магомед, Саид и Батуко, все развеселённые вином, а остальные джигиты сладко и протяжно храпели за стенкой, заснув пьяным сном.
Хас-Магомед, едва завидев отца, тяжело поднялся из-за стола, покачиваясь, уважительно потупил голову, но тотчас спрятал своё лицо и смущённо отвернулся, не желая, чтобы отец учуял густую струю винного перегара, исходящую от него.
Садись, Асхаб, будь нашим гостем, радушно пригласил Али-Умар, румяный и благостный от вина.
Асхаб поблагодарил и сел напротив сына. Подле него расселись и сыновья.
Сядь и ты, Хас-Магомед, попросил абрек.
Тот осторожно опустился на своё место, боясь промазать и сесть мимо табурета.
Асхаб долго и внимательно рассматривал сына. За всё это время он не проронил ни слова. Только смотрел, изучал его.
Какой позор! возмущался Зелимхан разгульному образу жизни младшего брата. Какая наглость! Отец вошёл, а ты пьяный, как свинья! Где ты был все эти годы? Что ты делал? Пьянствовал вволю и сладко спал, пока отец с матерью ждали тебя и мучились каждый день! Чем ты кормился, негодяй? Разбойничал, да? Разве так ты воспитан? Разве этому тебя отец с матерью учили? Пить, жрать, как свинья, да постреливать? Ты чёрное пятно на имени нашего отца, ты подлец, порочащий нашу фамилию!..
Гневную речь Зелимхана оборвал отец:
Молчи, Зелимхан! Молчи сейчас!
Зелимхан умолк и злобно насупился. Салман и Мансур посмотрели на него с осуждением. Тогда Асхаб, обратившись лицом к Али-Умару, вопросил:
Я так понимаю, ты и есть знаменитый Али-Умар. Ну, расскажи мне о сыне. Расскажи, какой он?
Али-Умар улыбнулся самой лучистой улыбкой и с удовольствием ответил:
Что мне тебе рассказать? Нет, я не стану ничего рассказывать тебе о сыне. Ты возьми коня, Асхаб, объезди округу. Расспроси людей в близлежащих аулах. Спроси у них, кто такой Хас-Магомед, и тогда всё поймёшь
Хас-Магомед потянулся было к жареной говядине, как вдруг у него из-под бешмета выскочил и громко, вызывающе бряцнул по земляному полу пухлый кошель. Узлы на нём разорвались, и из него высыпались горсти монет. Молодой абрек мгновенно протрезвел, под сердцем у него похолодело, он нырнул под стол и быстро собрал деньги обратно, стыдливо убирая мешочек прочь с глаз отца. Зелимхан взорвался:
Вот как ты живёшь, бандит! Грабишь, скрываешься в доме добрых людей, отъедаешь брюхо, покуда всё наше семейство честно трудится, терпит лишения!..
Молчи, Зелимхан! схватил его за грудь отец и притянул к себе, пылая лицом. Ни тебе, ни мне таких денег в жизни не заработать! Разве мало ты сделал для того, чтобы он стал таким, каким ты его сам называешь? Оставь это раз и навсегда!
Зелимхан покраснел и смиренно склонил голову. Тогда отец отпустил его.
Сколько вы ещё пробудете здесь? спросил Али-Умара Асхаб.
До завтрашнего утра, не больше, сказал абрек. Вы успеете вернуться.
Тогда в путь, встал Асхаб.
Куда мы? спросил Мансур.
А сам как думаешь? ухмыльнулся Салман. Поедем узнавать у людей о Хас-Магомеде.
Да, подтвердил Асхаб и вышел из сакли, а следом за ним и сыновья.
Объехав окрестные аулы и расспросив селян, Асхаб с сыновьями вернулся в Хал-Келой на восходе солнца. Подъехав к сакле Беслана, он застал Али-Умара и его джигитов уже в сёдлах. Хас-Магомед стоял на крыльце в черкеске, в полном вооружении. Он был готов уже сесть на своего чёрного кабардинца, но когда на горизонте показались отец с братьями, повременил. Асхаб приблизился к крыльцу, сошёл с коня и, подойдя к сыну, промолвил:
Я узнал о тебе всё, что хотел, строго начал отец, но на самом деле он говорил так не от суровости, а от усталости. Пусть я и не одобряю то ремесло, которым ты кормишься, однако горжусь тем, что когда ты уходил из дома, то был мальчишкой, а сейчас, хоть и прошло мало времени, ты мужчина.
Скрепя сердце, Хас-Магомед сказал:
Мы оба не привыкли к тому, чтобы показывать свои чувства, но ты открылся передо мной. Теперь и я хочу. Скажу прямо не было ни дня, чтобы я не пожалел о том, что ушёл тогда из дома.
Почему же не вернулся? Ты боялся меня?
Губы Хас-Магомеда задрожали то ли от улыбки, то ли от испепеляющей душу горечи. Он плакал лишь в далёком детстве, но сейчас слёзы лились сами собой от нестерпимой боли и вместе с нею радости.
Потому что хотел сохранить твёрдость. Хотел быть похожим на тебя.
Хас-Магомед, понизил голос Асхаб.
Да, отец? сын быстро смахнул солёные капли с лица. Отец не должен был видеть его таким.
Вздохнув, Асхаб приблизился к сыну, окинув его таким странным взглядом, в котором уживались как-то и сочувствие, и осуждение.
То, что мы пережили с матерью после твоего ухода, не сравнится ни с какой раной, которую ты мог получить в своих странствиях.
Но я лишь хотел
Молчи, оборвал его отец.
В тот миг они смотрели друг на друга почти враждебно.
Всё, что ты хотел мне доказать, ты доказал, продолжал Асхаб. В этих краях никто не подвергнет сомнению твою удаль. Но пришло время вернуться домой. Женись, обзаведись семьёй. Ради меня, ради матери и ради Аллаха.
С этими словами он обнял сына, и глаза их потеплели.
Позволь мне переговорить с Али-Умаром. Пусть он и не отец мне, но мы стали очень близки, попросил Хас-Магомед.
Хорошо, ответил Асхаб.
Случайно расслышав часть их разговора, Али-Умар спешился. Он и Хас-Магомед приблизились друг к другу.
Али-Умар, обратился к нему Хас-Магомед. Отец просит меня оставить абречество, вернуться домой и построить семью. Я не знаю, как мне поступить.
Али-Умар посмотрел на воспитанника весёленьким взглядом, положил руку ему на плечо и коротко ответил:
Довольство Аллаха в довольстве родителей.
Тогда я поеду.
Поезжай.
Они сердечно простились, крепко обнявшись.
Через два месяца до Хас-Магомеда дошли вести о том, что Али-Умар, потеряв большую часть своего отряда, ушёл в лес, а затем был окружён русскими близ родного ему села Шали и застрелен в ходе непродолжительного боя.
Глава 6. Возвращение
Когда Хас-Магомед вернулся в Хаккой, то опасался, что столкнётся там со стеной непонимания и холода, что родные и близкие отвыкли от него и не примут таким, каким он стал. Однако опасения эти оказались напрасными. Он ощутил это, когда спустя шесть лет разлуки переступил порог родного дома и заключил в объятия свою прекрасную мать. Зезаг не могла нарадоваться сыну, то и дело касалась его плеч, гладила его возмужавшее лицо, покрытое теперь короткой бородой и белым шрамом, и трепетно, нежно повторяла:
Какой ты стал, какой ты стал!..
Сам он при этом думал: «Мама ни капельки не постарела, ни одной морщинки не прибавилось. Всё так же прекрасна. А вот отец изрядно поседел».
Сёстры тоже изменились вытянулись, похорошели. Старшая Аймани уже была посватана за Джамбулата из Макхет, сына Джамбека, давнего друга Асхаба, Асет лишь готовилась выйти замуж, ей искали достойного жениха, а самая младшая, Медни, ещё даже не помышляла о подобном.
Всё в Хаккое шло своим чередом. Те же лица, что и прежде. Те же друзья и родственники все были счастливы возвращению Хас-Магомеда. Он прослыл в ауле лихим воином, многие были наслышаны о его подвигах в отряде Али-Умара, далеко шла его слава. И никто не удивлялся тому, что после дерзких налётов, ограблений и погонь Хас-Магомед вернулся не таким уж богатым человеком. Все знали, что, будучи абреком, он не стяжал богатства, а отдавал их, потому пользовался в родных краях большим уважением и любовью.