Лирический герой стихотворения «Бер татар шагыйренең сүзләре» («Размышления одного татарского поэта», 1907) видит цель творчества в приближении к «первообразцам», данным классиками русской литературы:
Незадолго до смерти Г. Тукай признавался:
«Кыйтга» («Хәзрәти Пушкин вә Лермонтов»)«Отрывок», 1913. Перевод В. ГаниеваВ то же время лирический герой Г. Тукая осознаёт уникальность и неповторимость творческой индивидуальности каждого поэта и утверждает своё право на оригинальность художественных решений:
В лирике А. С. Пушкина появляется двуголосое и стилистически трёхмерное слово, ориентированное на чужое (другое) слово136. Оно развёртывает свою семантику в бесконечных столкновениях и преображениях различных смыслов, кодов, поворотов образов и тем. В произведениях Г. Тукая доминирует «риторическое» (М. М. Бахтин) слово, т. е. одноголосое и объектное, непосредственно направленное на свой предмет и выражающее последнюю смысловую инстанцию говорящего137.
В отличие от русских поэтов, воспринимающих язык как средство самовыражения творческой личности, в лирике Г. Тукая, последовательно проводящего мысль о том, что поэт владеет истиной в готовом виде и может транслировать её читателям, складывается представление, что слово обладает неким независимым от конкретного человека существованием. Отсюда обилие метонимических заменителей творческого дара: поэта сопровождают образы пера (каляма) («О перо!», «О нынешнем положении», «Размышления одного татарского поэта» и др.), нежного и печального саза («Разбитая надежда»). Г. Халит констатирует: «Тукай ведёт свободный разговор со своим вдохновением и поэзией». По мнению учёного, это свидетельствует о том, что «он достиг полновластья над своим духовным миром и творчеством»138.
В стихотворении «Хәзерге халемезә даир» («О нынешнем положении», 1905) утверждается священность Пера, которым написан Коран:
Перевод С. БотвинникаПеро наделяется независимым от автора существованием, не подчинено ему, задано божественным актом и само направляет высказывания по своим предустановленным путям. Система выстраиваемых в данном тексте соответствий: Бог перо писатели основывается на углублении и переосмыслении архаической партиципации-сопричастия. Являясь репрезентирующим Бога посредником, перо связывает писателей с Всевышним, поэтому каждый, кто взял в свои руки перо, становится проводником божественной воли:
Перо, которым клянётся Всевышний, является образом-эмблемой, обозначающим силу, мощь и величие поэтического слова:
Оно способно победить зависть, мелочность, невежество, высокомерие, которые живут в татарском обществе:
Эмоциональная стихия стихотворения двойственна: критический пафос сочетается с одическими интонациями, что определяет специфику выраженного поэтом лирического мироотношения.
Гимн перу («О нынешнем положении») сменяется в стихотворении «И каләм!» («О перо!», 1906) обращённой к нему молитвой-жалобой. Вера лирического героя в то, что только силой художественного слова можно излечить нацию, спасти её от унижений, вывести на «верный» путь, установить границу между добром и злом, правдой и обманом, раскрывается с помощью интонационно-ритмических средств. Спор с «чёрной судьбой», обрекающей народ на жалкое существование в «царстве косности и тьмы», определяет ценностную экспрессию вопросов:
Перевод А. АхматовойИнтонация призывных восклицаний, усиливающих ритмическую энергию стиха, выявляет могущество воли лирического субъекта, противостоящего судьбе и стремящегося создать новый мир на разумных основаниях, по законам справедливости и добра:
Попытки управлять силами жизни возрождают жанровую семантику заклинания, превращая перо в единственное и универсальное орудие мироустройства.
Поэтический дар существует в человеке как некая внеположная ему стихия, на которую лирический герой Г. Тукая пытается воздействовать, к которой обращается с вопросами, призывами и т. д. Например: «Күкрәгемдә минем шигырь утым саумы?!»151 («Огонь поэзии, гори в душе моей!»152), («Поэт», 1908); «И каләм, син хакны язма, күз буя, юк-барны яз»153 («Отныне лги, моё перо, тумань глаза и вздор мели!»154), («Отчаяние», 1910). В «Размышлениях одного татарского поэта» проявилось рефлексивное отношение к своему таланту, обладающему неким независимым от лирического субъекта бытием:
В отличие от А. С. Пушкина, считающего жизнь поэта избранническим служением («Пророк»), а пророческий дар знаком как сакральной миссии поэта, так и его сопричастности демоническим силам («Пророк», «Подражание италиянскому»), Г. Тукай придаёт художественному творчеству значение «земного ремесла» («Кечкенә генә көйле бер хикәя» [«Маленький рассказ в стихах», 1906]), которое, как и любой другой вид деятельности, надлежит выполнять добросовестно и ответственно. Творческое же призвание может проявиться в каждом под воздействием воспитания и образования:
1
Хасанов М. Х. Габдулла Тукай // Поэт свободы и правды : материалы Всесоюзной научной конференции и юбилейных докладов, посвящённых 100-летию со дня рождения Габдуллы Тукая. Казань, 1990. С. 1516.
2
Гилазов Т. Ш. Литературная критика о литературных взаимодействиях в творчестве Г. Тукая // Сопоставительная филология и полилингвизм : материалы Международ. науч. конф. (Казань, 29 сентября 1 октября 2010 года). Казань, 2010. С. 251; Гыйлаҗев Т. Ш. Әдәби мирас: тарих һәм заман: Тукай фәне. Әдәби тәнкыйть. ХХ гасыр башында традицияләр һәм яңачалык / кереш сүз авт. Д. Ф. Заһидуллина. Казан : Татар. кит. нәшр., 2005. 77 б.
3
Кутуй Г. Рус әдәбиятының Г. Тукайга тәэсире // Безнең юл. 1928. 3 / 4. 2022 б.
4
Башкуров Р. Ш. Переводы Тукая из русской литературы : дис. канд. филол. наук. Казань, 1958. 176 с.
5
Нуруллин И. Тукай. М. : Молодая гвардия, 1977 // http://www.e-reading.club/chapter.php/42235/21/Nurullin Tukaii.html
6
Гилазов Т. Ш. Проблема литературной репутации Г. Тукая в научно-критической мысли первой четверти ХХ в. // Филология и культура. 2013. 3 (33). С. 181.
7
Пехтелев И. Г. Тукай и русская литература. Казань : Татар. кн. изд-во, 1966. С. 63.
8
Там же. Тукай и русская литература. С. 102103.
9
Файзи А. Тукай и его время // Тукай Г. Стихи. Поэмы. Сказки. Казань : Татгосиздат, 1951. С. 24.
10
Бичурина Н. А. Тукай и Некрасов // Пехтелев И. Тукай и русская литература. С. 117.
11
Там же. С. 120.
12
Габдрахман Сәгъди : фәнни-биографик җыентык. Казан : Җыен, 2008. 102103 б.
13
Халит Г. Многоликая лирика. Казань : Татар. кн. изд-во, 1990. С. 7374.
14
Кондаков И. В. «Раздвоение единого»: две линии в развитии русской культуры // Вопросы литературы. 1991. 7. С. 51.
15
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / сост. С. Г. Бочаров. М. : Искусство, 1979. С. 334335.
16
Халит Г. Многоликая лирика. Казань : Татар. кн. изд-во, 1990. С. 6667.
17
Халит Г. Тукай и его современники. Казань : Татар. кн. изд-во, 1966. С. 138.
18
Там же. С. 138.
19
Татарская энциклопедия : в 6 т. Казань : Ин-т татар. энциклопедии АН РТ, 2010. Т. 5 : РСТ. С. 687.
20
Там же. С. 687.
21
Нигматуллина Ю. Г. Типы культур и цивилизаций в историческом развитии татарской и русской литератур. Казань : Фэн, 1997. С. 112.
22
Тукай Г. М. Әсәрләр : 6 томда / Габдулла Тукай. Академик басма. 1 т. : шигъри әсәрләр (19041908) / төз., текст., иск. һәм аңл. әзерл. : Р. М. Кадыйров, З. Г. Мөхәммәтшин. Казан : Татар. кит. нәшр., 2011. 35 б.
23
Тукай Г. Стихотворения : пер. с татар. Л. : Сов. писатель, 1988. С. 37.
24
Турскова Т. А. Новый справочник символов и знаков. М. : РИПОЛ КЛАССИК, 2003. С. 575.
25
Персидская классика поры расцвета : сб. / пер. с перс. М. : НФ «Пушкинская библиотека» : АСТ, 2005. С. 321.
26
Шукуров Ш. М. «Шахнаме» Фирдоуси и ранняя иллюстративная традиция (текст и иллюстрация в системе иранской культуры XIXIV веков). М. : Наука, 1983. С. 87.