Похоже, всё оказалось несколько сложнее, чем все мы ожидали, ответил я. Но это не говорит о том, что мы взвалили на себя непосильную ношу. На воплощение планов Менаги просто требуется больше времени.
Я встал и произнёс:
А теперь извините, господа, вынужден откланяться. Пора возвращаться к ежедневным заботам.
Я снова чувствовал себя прекрасно. Мне казалось, что эти слова преисполнены мудрости, раз мои собеседники с ними не спорят. Странно было снова говорить на этом высокопарном языке лакчамских дворян. В последние годы он казался мне гадким. Слишком уж сильно напоминал о людях, которых вопрос хороших манер занимал больше, чем вопрос порядочности по отношению к другим. Впрочем, кроме как языком, ни Шолла, ни Маиф ничем не походили на типичных аристократов. Архитектор мне понравился, хоть его настрой и рушил образ всемогущего строителя. А чтобы проникнуться симпатией к горе-студенту мне не доставало настоящей мудрости. Понимания того, что меня раздражает не его претенциозность или шепелявость, а то, что его слова сбивали моё воодушевление. Всё это и толкало меня покинуть эту парочку. Они лишали меня чувства, которое я не испытывал очень давно и боялся потерять.
***
Когда Менаги вернулся с инструктажа, мне не сразу удалось к нему попасть. Я сидел в коридоре администрации и ждал, когда у него закончится новое совещание, проходившее теперь в конференц-зале. В этой части здания стояла тишина. Лишь откуда-то издали доносились шумы кабинетной жизни. Из-за двери зала, в котором собрались чиновники администрации, были слышны голоса, но ни единого слова невозможно было разобрать. Мне пришлось просидеть здесь около получаса. Можно было бы вернуться в клуб, но мне не хотелось погружаться в атмосферу тоски и разочарования, которые царили там. Я надеялся избавиться от этих чувств навсегда.
От нетерпения я постукивал по папке с бланками, которая лежала на коленях. Мне хотелось поскорее вернуться на «Зарю» и рассказать последние новости. Наконец, из конференц-зала донеслись шаги и скрип стульев. Дверь открылась, и я увидел мужчину лет пятидесяти, за которым следовал молодой парень примерно моего возраста, может, чуть постарше. Мужчина был высоким и статным, как и полагается герою в нём я легко узнал Менаги. Парень был заметно пониже, хотя тоже обладал прекрасной физической формой. Его я не знал. На лице Менаги застыла маска раздражения, смешанного с презрением. Парень был чем-то возмущён. Похоже, они вышли на середине разговора. Парень обращался к главе колоний:
Об этом недопустимо говорить! Это же прямое он замешкался, увидев меня и повторил уже тише, об этом недопустимо говорить!
Менаги обернулся и ответил тоном, исключающим любые вопросы:
У нас не осталось выбора. В ваши обязанности, господин Ме́наф, не входят споры со мной. Я дал вам чёткие распоряжения. Ваше дело сметы и списки рабочих. Вот и займитесь этим! Немедленно!
Парень дерзко взглянул в глаза Менаги, но ничего не сказав, ушёл по коридору вслед за остальными пятью людьми, покидавшими конференц-зал. Я подошёл к главе колоний и объяснил своё дело. Его настрой резко сменился на заинтересованный, без малейших признаков недавнего раздражения. Менаги отвёл меня в свой кабинет, гораздо более просторный, чем любая комната на «Заре». Здесь почти не было мебели, не считая стола, нескольких стульев и шкафа. В углу стоял пустой флагшток.
Мне хотелось узнать, о чём он спорил с тем парнем в коридоре и о деталях экспедиций, но интересоваться было неуместно. Да и в присутствии ещё одной легенды Антарты я ощущал такую робость, что старался не производить лишнего шума. Странно было видеть его за столом, а не на станции, среди рабочих, которых он призывал бороться за нормальные условия труда и социальные гарантии. Во всяком случае, таким красноречивым, окружённым толпой соратников, он мне представлялся по рассказам других.
Менаги принял у меня запрос на взрывчатку и сказал:
В будущем этим будет заниматься господин Самма́нч.
Кто? спросил я.
Господин Самманч, повторил Менаги, уполномоченный по безопасности в колониях. Вы могли его видеть в коридоре. Я составлю распоряжение для склада, но в следующий раз обращайтесь к нему.
Менаги начал строчить на бумаге. Похоже, он обратил внимание на моё имя в запросе, потому что произнёс, не поднимая головы:
Лакчи Шел-Тулия не ваш родственник?
Да, ответил я, взволнованный его интересом к моей персоне, он мой отец.
Менаги мельком посмотрел на меня. В его глазах читалось лёгкое удивление. Затем он произнёс с восхищением, продолжая заполнять бланк:
Человек чести
Да, о нём многие так отзываются, с некоторой неуверенностью ответил я.
На момент воцарилось молчание, в котором я чувствовал себя несколько неуютно и поэтому спросил:
Вы знакомы с ним?
К сожалению, нет. Но! Разумеется, весьма наслышан. Настоящий хранитель традиций.
Это верно мне хотелось ёрзать на стуле, но я боялся пошевелиться в присутствии Менаги.
Он закончил с бланком и посмотрел на меня. Его лицо выражало благодушие, но в глазах было что-то пронизывающее. Словно он был способен прочитать меня как книгу.
Когда началась революция, сказал Менаги, многие люди из благородных семей предпочли покинуть Антарту. Но не вы, Ашвар Почему?
Контраст между его мягким тоном и бесстрастными глазами вызывал у меня растерянность. Да и вопрос был внезапным. Я не сразу нашёлся, что ответить. Я никогда всерьёз не задумывался о возможности вернуться домой, хотя где-то на краю сознания она всегда маячила. Впрочем, мысли о родителях в этот момент будили другие воспоминания о Лакчами, которые вернули мне уверенность.
Я отправился в Антарту, господин Менаги, не для того, чтобы при любых сложностях прятаться за своего отца. Многие товарищи моего детства привыкли пользоваться своим положением. Но главное, что я могу взять от Лакчи Шел-Тулия, это не его деньги или влияние. Главное это его наставления о том, как быть мужчиной, быть человеком чести. И я надеюсь, что смогу стать таким, как он.
В глазах Менаги снова промелькнуло что-то, кроме невероятной сосредоточенности, а на лице появилась еле заметная ухмылка. Я бы предположил, что он был удивлён моим ответом, но это было как тыкать пальцем в небо. Скорее уж я сам удивился своей уверенности. Тем более что эта тирада была только отчасти правдивой.
Но в Лакчами нас называют предателями, людьми, потерявшими свою честь, заметил Менаги.
По-моему, честь имеет мало общего с тем, что о нас говорят, открывать ему то, что я думаю, было ещё более странно, чем прятать свои мысли.
Тонкое замечание, Ашвар, его глаза снова потеряли выражение. Ваше воспитание говорит о том, что люди не врут о Лакчи Шел-Тулия. Я рад, что у нас есть такие работники, как вы «Зарёй» управляет Катан Оша, верно?
Да, трудно было скрыть улыбку, мне льстили похвалы от Менаги.
Он человек с характером.
Это точно! я усмехнулся, вспоминая, как Катан вскользь отзывался о главе Антарты.
Он хороший работник, Ашвар. И хороший администратор. Но на местах далеко не всегда видна общая картина. Не все понимают, почему мы принимаем те или иные решения. Сейчас нам нужно сплотиться и работать. Наши ресурсы ограничены. Конечно, мы больше не выплачиваем долю Лакчами, но у нас теперь гораздо меньше людей. Есть и другие проблемы. Если мы не хотим завтра выклянчивать прощение и билет обратно, нужно примириться с определёнными неудобствами.
У меня было странное ощущение, что он говорит не со мной. Пока он произносил эту речь, его лицо становилось всё более серьёзным. Но как только Менаги закончил, он широко улыбнулся, встал из-за стола и, провожая меня к выходу, положил руку мне на плечо.