За последние полгода они виделись не часто. Только на заседаниях Совета, да в коридорах, и почти всегда мельком и впопыхах. Он, Павел, круглыми сутками на объектах: системы жизнеобеспечения Башни, за которые он отвечал, всё чаще давали сбой, не успеешь одну дыру залатать, как две новые появляются. А у Борьки дела административные тоже та ещё маята, не позавидуешь.
Что ты меня прямо как бабу разглядываешь? голос Бориса выдернул Павла из задумчивости. Глаз не сводишь.
Понравился, в тон ему ответил Павел. Оба весело рассмеялись.
Просмеявшись, Борис доверительно наклонился к Павлу.
Паш, тебе не кажется, что мы тут немного как бы это сказать заигрались в демократию, в общем, потеряли чувство реальности.
Это у нас-то демократия? Ну-ну.
А ты не нукай, ты послушай. Оглянись кругом. И дело даже не в ребятишках этих, с которыми мы сюсюкаемся, носимся, как с писаной торбой, не только в них. А вообще со всём, что творится вокруг, Борис заговорщически подмигнул. Ты же умный мужик, Паша.
Павел Григорьевич с интересом посмотрел на Бориса. Ну вот и настоящий разговор пошёл, надо понимать. Он уже начал примерно догадываться, куда клонит Борис.
Ты про Совет что ли?
И про него в том числе, Борис откинулся на спинку кресла. Совет дело хорошее, я не спорю, но как форма правления он давно себя изжил. Все решения, что принимаются в последнее время это полумеры, а время полумер давно прошло, Паша. Нам нужна твёрдая власть и, желательно, сосредоточенная в одной руке.
Борис выжидающе замолчал. Павел задумчиво смотрел перед собой.
До него уже доходили слухи, что с Советом Двенадцати хотят покончить. Кто Павел не знал. Теоретически, это мог быть любой из двенадцати членов Совета в их правлении уже давно не наблюдалось единства. Павел был далеко не новичок и прекрасно понимал ситуацию. У всех свои амбиции, а у кого их нет? Вот хоть и у Борьки у того их вообще через край, достаточно посмотреть, как административное управление с каждым годом подминает под себя всё больше и больше. Но амбиции амбициями, а ум никто не отменял. И чего-чего, а ума его другу не занимать. Да и не станет Борис вступать в открытую борьбу за власть. Во всяком случае не с ним, не с Павлом Савельевым.
Я, Боря, инженер, осторожно начал Павел. А у нас инженеров заповедь простая: работает не трогай. Совет неидеален, тут я с тобой согласен, но я за коллективное мнение. Слишком велика вероятность, что один, дорвавшись до власти, возомнит себя богом. Вспомни ту историю с северной электростанцией. Умный мужик был Семёнов, только к людям прислушиваться не умел. И себя умнее всех считал, а уж если чьё-то мнение вразрез его шло, становился упрямым как осёл. Про опоры платформы ему сколько раз говорили
Тогда шторм был, перебил его Борис.
Да что первый раз за сто лет что ли? разозлился Павел. Тогда шторм вокруг всей Башни был. А южная станция, как стояла, так и стоит. А северной кирдык. И я тебе говорю, решения Семёнова единоличные решения, потому что нам даже рта раскрыть там не давали вот одна из ключевых причин. И, добро бы, этот осёл тогда только сам утоп, так он и станцию на дно потащил, и нас всех вместе с ней. До сих пор расхлёбываем, расхлебать не можем
Погоди
Нет, это ты погоди. Ты, Боря, тогда, двадцать лет назад где был? Здесь наверху? Карьеру делал, да? А я, внизу, на электростанции этой долбаной пахал. Да меня чудом в тот день там не оказалось, смена не моя была.
Знаю.
Знаешь, Павел отвернулся. Это ты знаешь. А другое. Другое знаешь? Что потом было, знаешь? Напомнить тебе, Борис Андреевич, почему нас тут из трёх миллионов едва чуть больше миллиона осталось?
Не надо, тихо сказал Борис. Только вот и теперь не лучше. Ты отчёты Руфимова по пятому энергоблоку видел? Навернётся, что делать будем? Купол Башни расхерачим, ветряки поставим?
Надо будет расхерачим и поставим, так же тихо сказал Павел. А людей, Боря, не надо больше трогать. И так уже Так что, пусть живут
Да не живём мы здесь! Выживаем! Уже второе столетье выживаем!
Борис снова вскочил с места. Принялся большими шагами мерять комнату. Павел молчал. Пусть Боря пар выпустит, ему полезно.
А, ладно! Борис снова сел. О делах говорить не переговорить. Ты лучше скажи, как сам-то? Как Ника? Ну то, что авантюристка она у тебя растёт, это я уже понял.
Борис, усмехаясь, кивнул в сторону папок с делами, сиротливо приткнувшихся на углу стола.
Давно её не видел. Красавица, поди уже, невеста. Жених-то имеется?
А как же! усмехнулся Павел. Во-о-он его папочка с личным делом у тебя как раз сверху лежит. Это ж ему я просил тебя пропуск к нам наверх выписать, забыл, что ли?
Борис скосил взгляд.
Александр Поляков, протянул задумчиво и снова потёр переносицу. Точно же, Поляков. Вспомнил. Ну и как, достоин избранник твоей королевны?
Неплохой, вроде, парнишка, пожал плечами Павел. Если у тебя, Боря, всё, я пойду?
Он собрался уже встать, но чуть задержался, пристально посмотрел на друга. Всё? Разговор окончен? Или ещё что-то? Но, судя по лицу Бориса, тот, явно, не собирался продолжать дискутировать. Казалось, он просто прощупал почву и всё.
Да, иди уж, Борис грустно улыбнулся, делаясь похожим на того, прежнего Борьку, с которым они когда-то вместе дурковали, воровали хлеб из школьной столовой, мотались по этажам Башни, делили свои ребячьи радости и горести.
Павел Григорьевич поднялся, потянул плечи, разминая затёкшие от долгого сидения мышцы отвык от кабинетной работы.
Кстати, у самой двери Павел остановился. Не знаю, может быть, мне показалось, но я видел Анну наверху. Она что, правда, здесь?
Анна? Не знаю. Не видел. А что?
Да так В общем-то ничего.
А! Вспомнил, Борис развёл руками. Наверно, на совещание департамента здравоохранения приехала. На нижних уровнях вспышка какой-то заразы, будь она неладна.
Что за зараза? Павел удивлённо вскинул бровь.
Ты ещё не в курсе? Вчера на Совете обсуждали. Точно, тебя же не было. На нижних уровнях медики набат бьют грипп лютует. Двадцать восемь умерших за последние трое суток.
Павел тихо присвистнул.
Без тебя, ясное дело, ничего решать не стали. На завтра запланирована экстренная планёрка.
Понятно, Павел потёр переносицу.
Он взялся за ручку двери, потянул, было, на себя, но в последний момент, передумав, обернулся.
Так что там насчёт турнепса?
Какого турнепса? не понял Борис.
Ну ты же собирался ребят сослать турнепс полоть.
А-а-а, протянул Борис и угрюмо добавил. На прополку турнепса в этом году рабочая сила не требуется.
Павел рассмеялся, открыл дверь и вышел.
Борис задумчиво посмотрел на закрытую дверь. Потом перевёл взгляд на папки нарушителей. Взял ту, что сверху. Задумчиво полистал.
Значит, Александр Поляков, говоришь? сказал самому себе. Ну что ж, а давай-ка, Саня, посмотрим, что ты за птица
Глава 5. Кир
Ма, я к ребятам!
Последние слова Кир выкрикнул уже практически из-за двери. Из глубины квартиры раздался голос матери, но что она говорила, Кир не расслышал. Да он собственно и не прислушивался. Отца дома ещё не было, и Кирилл спешил смотаться до его прихода. Опять начнёт зудеть, как обычно. Ну его.
Кир почти бегом пересёк пол-этажа, добрался до ближайшей внутренней лестницы. К той лестничной клетке, что была расположена на периферии уровня, у площадки грузового лифта, он не пошёл. Она хоть и находилась почти рядом с их жилым отсеком, но там Кир рисковал наткнуться на отца, возвращающегося вместе с другими рабочими со смены. Норов у его бати был всё-таки крутой, и Кирилл несмотря на то, что уже перерос отца на добрые полголовы, по-прежнему его побаивался.
Вечерами местная молодёжь собиралась на шестьдесят восьмом, реже на шестьдесят девятом этаже на этих двух уровнях после принятия Закона жилая зона была заселена слабо, а центр, где по традиции, как и на остальных жилых уровнях, располагались столовые, магазинчики и общественные места, так и вообще был практически заброшен. И если на шестьдесят восьмом кое-что ещё функционировало, то на шестьдесят девятом царила полная разруха. Кир никогда особо не задумывался, почему так, его интересовали вещи куда более насущные: где достать деньги на пакетик холодка (его зарплата в теплицах были невысокой, и большую её часть Кир отдавал родителям), куда затащить очередную девчонку, наплетя ей на ухо что-нибудь о неземной любви (тут Кир был мастак), да и просто, где потусоваться с приятелями так, чтобы какая-нибудь очередная тётка блюстительница морали (и почему о морали всегда пекутся всякие нудные и страшные тётки?) не настучала охране.