И Сашка всё понял правильно.
От воспоминаний и от одной только мысли о том, что ему опять придётся отправиться вниз, его передёрнуло. Злые слёзы подступили к глазам. Сашка наклонился и изо всех заморгал не хватало ещё, чтобы кто-нибудь увидел, как он плачет.
Глава 3. Кир
А дальше чего?
А дальше он такой типа говорит: че за херня вообще
Звонкий девчоночий смех перекрыл Лёхин голос. Кир чуть поморщился. Он слышал эту историю в Лёхином исполнении миллион раз, и она не казалась ему смешной, даже когда Лёха рассказывал её впервые рассказчик из приятеля был так себе.
Кирилл Шорохов сидел на полу в подсобном помещении сортировочной, вытянув ноги и прикрыв глаза. Где-то сверху монотонно гудела вентиляция, а за пластиковой перегородкой негромко переругивались какие-то женщины.
Кир, эй, Кир, Ленка Самойлова расстегнула несколько пуговиц на его рабочей куртке и медленно провела пальцем по груди, чуть царапнула острым ноготком. Прижалась к нему большой тёплой грудью. Он заворочался, отстраняясь.
Грудь у Ленки была здоровая. Сама вроде тощая, невысокая, а грудь Нет, раньше Киру она даже нравилась, в смысле грудь нравилась, да и Ленка тоже, а потом как-то приелось.
Чего вечером будем делать? К тебе пойдём? Ленкин палец продолжал выписывать бессмысленные каракули на его груди.
У меня родители дома. Давай к тебе.
Не, у меня отчим эту неделю в дневную.
Кир чуть скосил на неё глаза, нехотя отметил про себя врёт, наверно. Зачастил чего-то её отчим в дневную смену работать. Вообще, Ленкино враньё Кира не трогало. Их отношения давно зашли в тупик, просто они пока не знали, как бы их половчее закончить, и продолжали встречаться, вяло, по инерции.
Кир, ну чего? Потопали? из-за угла показалась белобрысая Лёхина голова. Хватит уже зажиматься.
Дурак, скривилась Ленка.
Лёха Веселов заржал, растянул на пол-лица свой лягушачий рот, немало не стесняясь отсутствия переднего зуба. Лёха вообще был парень не из стеснительных.
Пошли. А то сейчас Колобок прибежит, опять нам штраф впаяет.
Колобком они звали своего бригадира, маленького, толстого, с небольшими пухлыми ручками, увенчанными короткими пальцами-сосисками. У него всё было круглым: необъятный живот, лысая башка с аккуратно прижатыми к черепу ушами и гладкое безбородое лицо, которое обходила стороной любая растительность. Фамилия Колобку тоже досталась, видимо, в насмешку: Черепков. Словом, когда у подчинённых не было особого желания работать (а такое желание вообще возникало нечасто), они упражнялись в остроумии и игре слов.
Сейчас, Кирилл потянулся и зевнул.
Идти работать не хотелось. Хотелось сидеть тут, на грязном полу в сортировочной у девчонок, слушать гул вентиляции и ни о чём не думать.
Шорохов! Веселов! снаружи раздался раскатистый голос бригадира. Что-что, а бас у Колобка был будь здоров, проникал в любые щели. Опять у девок торчите! А работать за вас кто будет? Кто?
Конь в пальто, пробормотал Кир, медленно поднимаясь. Ленка тихонько захихикала.
И учтите, лодыри, на этой неделе последнее предупреждение! Надоело за вами по всему уровню бегать! Ещё одно нарушение и штраф!
Колобок катился впереди, размахивая своими карикатурно-маленькими ручками. Лёха с Киром плелись сзади.
А чего сразу штраф-то? возмутился Кир. Мы вообще-то всё сделали.
Чего вы сделали? Ну чего?
Колобок обернулся и почти уткнулся лысой башкой Киру в грудь. Шорохов был высокий, и бригадир едва доставал ему до плеча.
Чего велели, то и сделали, буркнул Кир.
Сегодня их с Лёхой заданием было окучить два десятка рядов картошки. Они осилили едва половину и свалили к девчонкам в сортировочную отдохнуть и потрепаться.
А чего? Имеем право на отдых, заявил Лёха. Законное.
Дебилы, Колобок устало помотал головой.
В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.
Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением век бы больше этот интернат не видать. Учёба ему не то, чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.
Оболтус, сердито вздыхал отец. Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.
Отстань от него, заступалась за Кира мать. Но мать всегда за него заступалась.
Работать Кира после интерната определили сначала в пластмассовый цех разнорабочим (там же работал и отец), но буквально через две недели его отловил в туалете начальник цеха Кирилл пытался толкнуть пакетик холодка одному чуваку с участка переработки. Холодком называли местный наркотик, который делали где-то несколькими этажами ниже маленькие круглые таблетки с едва уловимым мятным вкусом, из-за которого наркотик и окрестили холодком. От одного-двух драже слегка кружилась голова и становилось весело, но от хорошей пригоршни крышу сносило не слабо. На холодке можно было как разориться, так и разбогатеть.
Это был первый и последний опыт Кира в дилерстве, опыт крайне неудачный и болезненный. Наркоту у него конфисковали, а от законного наказания спасло лишь то, что начальник цеха, Афанасьев, мужик хоть и жёсткий, но не злобный, не стал докладывать о его поступке выше.
Исключительно ради твоего отца, паршивец, начальник говорил тихо, медленно цедя слова сквозь зубы и не скрывая презрения. Надеюсь, жопу он тебе надерёт так, что неделю не присядешь.
Отец чаяния Афанасьева оправдал: всыпал Киру от души, тот надолго запомнил. А потом ему ещё и Костыль добавил местный дилер, который собственно его холодком и снабдил. Шестёрки Костыля Кирилла отметелили будь здоров, хорошо хоть зубы целы остались (Лёхе через пару лет повезло меньше), и потом Кир где-то ещё полгода отдавал деньги за непроданный товар. С процентами, разумеется.
Но из пластмассового цеха его вытурили. Пинком под зад покатился прямо вниз, в теплицы, где и застрял на пять лет на картофельных и помидорных грядках, в душных и влажных подземных казематах, под вечным светом неестественно ярких ламп.
Наркотой торговать ему охоту отбили, но употреблять Кир употреблял. Не прямо чтобы очень часто, так время от времени чтобы не выглядеть белой вороной.
Будешь? Лёха протянул Киру пакетик с несколькими таблетками.
После того как Колобок наконец-то ушёл к себе в контору, которая располагалась в центре этажа, они с Лёхой ещё несколько минут поделали для приличия вид, что усердно работают, а потом забрались подальше, за высокие кусты помидор, чтобы их никто не видел. Лёха громогласно объявил: «Технический перерыв» и достал из кармана пакетик с холодком.
Ага, давай.
Кир не успел взять у Лёхи таблетки за его спиной раздался знакомый сиплый голос:
Чем травитесь, мелюзга?
Чем и всегда, Кирилл обернулся и презрительно сплюнул, стараясь попасть говорившему на ботинки. Принесла же нелёгкая ещё одного придурка.
Лазарева или Лазаря, как его все звали, в теплицах не любили. Высокий, худой, словно он состоял из одних только костей, обтянутых болезненно-жёлтой кожей, Лазарь был лет на пять старше Кира с Лёхой, но умом застрял где-то на уровне начальных классов. Пользы от Лазаря как от работника было мало, но он приходился дальним родственником бригадиру, потому его тут и держали.