Телячьи нежности, морщится Варя, извиваясь маленьким ужиком на сидении.
Раньше тебе нравилось.
Я была ребёнком.
Мария усмехается. По-доброму. Но даже это вызывает в дочери волну негодования. Почему её считают маленькой? Ей уже 13! Да в таком возрасте раньше замуж выдавали! А у некоторых народов до сих пор выдают. У цыган, например. Антонина Сергеевна про это очень много рассказывала. Она знает. Она учитель.
Дверь в сенях скрипит. Варя почти срывается с места, услышав возню.
Ай!
Вот именно! вздыхает мама, отбрасывая клок волос, оставшихся в её руках Сама дёрнулась. Так совсем
Лысой останешься, договаривает Варя, снова падая на стул.
Шорохи за стеной сменяются злобным шипением. Тётка Настасья опять чем-то недовольна. Как и всегда. Так просто её узнать, даже не видя перед собой. Интерес к происходящему в сенях тут же угасает. В животе начинает урчать, значит, тело достаточно проснулось, чтобы проголодаться. Эту мысль Варя тоже подметила из рассказов Антонины Сергеевны. Девочка ещё борется с собой, нельзя же так легко сдаться и согласиться с маминой правотой. Но дурманящие запахи свежей выпечки берут верх. Прежде чем тётка Настасья с цоканьем и руганью заваливается в дом, племянница успевает схватить первый кусочек пирога.
Что за бардак вы развели! Ногу поставить некуда!
И тебе здравствуй, непроницаемым тоном бросает Марья.
Варю всегда удивляла эта её способность. Мамины руки нежные и мягкие, голос тихий и вкрадчивый, а взгляд такой любящий и беззащитный, что иногда кажется, будто она вот-вот расплачется. И откуда берётся вся эта несгибаемая жёсткость? Тётка по-хозяйски проходится по кухне, заглядывает в каждый угол, поднимает каждую крышку и ни на секунду не закрывает рот.
Марья отвечает спокойно, но в Варином сердце всё кипит. Она запихивает в себя слишком большие куски, не успевая прожевать уже откушенное. Сверху вливает ненавистное тёплое молоко. Набить рот едой до предела единственный способ не дать ему говорить. Когда-нибудь она точно не выдержит, но сегодня слишком замечательный день.
Ешь медленнее, шепчет мама, приглаживая дочкину макушку. Привычное движение, говорящее, что косичка заплетена.
«Пора смываться», догадывается Варя и, выползая из-за стола, направляется к выходу, прихватив ещё один кусочек с собой. Это для дела. Настасья тем временем подходит к своему любимому пункту.
Вот если бы Стас здесь был
Но его нет! перебивает племянница уже из сеней и быстро убегает на улицу под шквал тёткиных оскорблений.
Она несётся сломя голову. Ветер больно бьёт по лицу. Дыхание от этого сбивается сильнее. Щёки горят, а сердце стучит где-то под горлом. Конечно, маме придётся выслушать от золовки ещё больше неприятных слов, да и самой Варе, наверняка, достанется от всех. Но какое-то новое чувство переполняет её. Радость, ощущаемая почти физически, колющая каждую клеточку, льющаяся теплом внутри. Недобрая и, наверное, неправильная. Но о серьёзном можно подумать позже. Потому что сейчас
«Оно того стоило!», девочка бы рассмеялась от этой мысли, если бы не приступ кашля, заставивший её замедлиться. Пауза возвращает ей мир звуков. Что-то отчаянно привлекает внимание. Или кто-то? Приходится прислушаться, чтобы понять.
Рой голосов ломких и срывающихся, немного напоминающих её собственный смеются, спорят, улюлюкают. Подростки устраивают свои вселенские разборки. Обычное дело.
Сегодня хороший день, напоминает себе Варя. Он не для того, чтобы ввязываться в историю.
Громкий визг, пронёсшийся по улице, заставляет девочку остановиться. Что-то внутри обрывается. Она готова поклясться, что знает этот голос. И принадлежит он вовсе не человеку. Взгляд машинально опускается на припасённое лакомство, всё ещё сжатое в руке.
Джек, шепчут губы.
Радость, заполнявшая её минуту назад, превращается в нечто новое липкое, как смола, и непроглядное, как ночная темнота. Ноги сами несут её туда, откуда разливается шум.
«Это может быть не он! верится в голове. Пусть это будет не он!» Сердце уже знает ответ, но ужас всё равно перехватывает горло от увиденного.
Знакомые лица старшеклассники, одногодки, несколько неместных ребят. Последних девочка знает плохо, некоторых не помнит вовсе. На полу барахтается Ромка, пытаясь вырваться из тяжёлых лапищ грузного прыщавого мальчишки с детским и до неприязни глупым лицом. Чёрные кудри Вариного дружка лезут в глаза, давая противнику ещё большее преимущество. Марья бы давно разобралась с этими непослушными прядями, но она не его мама, а той всё равно, в каком виде ходит сын.
Снова визг. Варе не нужно много времени, чтобы отыскать Джека. Огромные, полные грусти и страдания глаза, смотрят прямо на неё, точно умоляют: «Спаси!» Кровь липнет к его прекрасной чёрно-белой шубке, льётся откуда-то из макушки, стекая по дрожащему носу вниз. Лапы стиснуты и перекручены леской, язык беспомощно болтается на ветру.
О, так ты ещё выделываешься! хохочет долговязый главарь, занося руку с чем-то блестящим
Не тронь! не своим голосом кричит Варя.
Толпа затихает, оборачиваясь на незваную гостью.
Это ещё что за чудище? хмыкает кто-то из мальчишек.
Глупыха! хрипит Рома. За помощью беги!
Долговязый не удостаивает девочку большим вниманием. Но когда кулак его снова зависает над головой несчастного пса, в лицо прилетает что-то мерзкое и влажное. Первым, что было в Вариной руке, оказался кусок маминого шпинатного пирога, припасённый для Джека. Его она и кинула, да с такой злостью, что угодила прямо в яблочко. Парень залился краской и свирепо глянул на неё.
Тебе не жить! прорычал сквозь зубы и двинулся вперёд.
По толпе прокатился шёпот, посыпались смешки.
Это же Варька! сказал кто-то.
Дочка полоумной Марьи? отозвался другой.
Реплики перебивали друг друга, но некоторые всё-таки доносились до её уха.
Та, что батю своего сгубила?
Безотцовщина!
Точно-точно, как она появилась, так и пропал мужик.
Подкидыш!
А вот моя мамка говорит
Да не был он ей никаким отцом, закричал прыщавый толстяк, пригибая Вариного дружка к земле. Тётка Марья её
Он не успел выговорить взрослое слово, оскорбительное и так ненавидимое девочкой. Ромка долго искал момента, когда противник потеряет бдительность и ослабит хватку, поверив в свою победу окончательно. Мальчишка незаметно высвободил руку, прихватил горсть земли и швырнул её в глаза болтуну. Тот завопил, слепо замолотил кулачищами по тому месту, где только лежал его заложник. Но Ромка уже успел вывернуться и вскочить на ноги.
Варя тоже не стала дожидаться своей участи. С бешеным рёвом она метнулась вперёд и протаранила живот долговязого головой. Шея заныла, в ушах зазвенело, но до Джека оставалась всего пара шагов. Сделать их ей не дали. Острая боль пронзила плечо. Двое парней схватили её за руки и повернули лицом к наблюдателям. Долговязый оказался прямо перед ней.
Думаешь смелая?
Он ошибался. Варя не думала вообще. Поэтому плюнула ему в лицо. Сдавленный смешок послышался из толпы. Лицо главаря позеленело. Он замахнулся.
Трус! крикнул Ромка, отбиваясь от двоих чужаков. Последнее дело девчонку бить!
Заткнись! рявкнул тот, но кривая ухмылка пробежала по его лицу. Впрочем, можем начать с тебя, он помедлил, или
Взгляд долговязого устремился Варе за спину.
Не смей его трогать! голос её звучал почти так же непроницаемо, как у Марии.
Или что?
Он зашагал к Джеку.
Не смей! крикнула девочка, но получилось уже не так уверенно. Больше похоже на мольбу, чем на угрозу. Она судорожно вглядывалась в лица, пытаясь найти кого-то. Хоть кого-нибудь. Все они насмехались над ней, все они были полны ненависти, кроме