Соня листала страницы заброшенный дом на пустыре призраки, клад. Слово «клад» подчеркнуто красным маркером Проклятая пустая хата по улице Тимирязева бывший дом председателя колхозаЧерный ставок за дальней балкой рыбы нет, люди тонутСтарая часовня, заросший чертополохом и крапивой шлях, могила старого знахаря, обережные знаки на въезде в село
Это ж надо было собрать столько материала. Кажется, так называют подобные записи?
А у твоей тетки? У Оксаны Ивановны? Что?
Лера вздохнула, взъерошила короткие волосы.
Тетка Оксана училка. Хоть и на пенсии. Она меня этнографом обзывает. Рассказывает много интересного и про село, и про «забобоны местные». В чудеса не верит. Вот так.
Я послену этой весны Тоже не верю. Прости, прошептала Соня.
Она бережно закрыла удивительную тетрадку и протянула подружке. Та подтянула к себе рюкзак, открыла, чтобы спрятать свое сокровище, и вдруг резко вскинула голову, с вызовом уставилась на Соню.
Я могу доказать! Хочешь?! Прямо сейчас!
Решительно дернув молнию на боковом кармане, Лера достала ту самую конфету. Сжала в ладони.
Это не просто конфета. Он, Лера кивнула на спящего Даньку, хотел отдать ее папе. А отдал мне. От чистого сердца, добровольно, понимаешь?
Н-нет, Соня сочувственно смотрела на подружку.
В ней спрятано желание. Одно. Маленькое. Сейчас я отдаю ее тебе. Тоже добровольно. Держи. Загадай желание и съешь! Ну! Что тебе стоит?!
Соня неуверенно протянула руку к блестящей конфете.
Шоколадная, с орехом внутри.
От жары мягкая.
Вкусная.
Папа сладкоежка.
Он такие любит.
Соня как во сне развернула обертку и надкусила.
Рот наполнился липкой шоколадной сладостью, в глазах защипало.
Папа, где ты?!
Она протянула половинку Лере. Та осторожно приняла кусочек и положила в рот. Зажмурилась
Тихо в старом доме. Тикают часы на стене, лёгкий ветерок колышет занавески. Данька спит в обнимку с зелёным медведем
Лера взяла Соню за руку. Слезы текли по ее щекам. Так они и сидели в тишине большой комнаты. Ждали
Резко зазвонил телефон. Девочки вздрогнули от громкого звука. Заворочался, просыпаясь, Данька. Мама, прибежав с кухни, схватила трубку.
Алло! Да! В госпитале? Живой!!!
Вода для мертвеца
Шмель был красивый. Мохнатый, яркий ипрожорливый. Он на секунду присел на край огромной кастрюли, тяжко перелетел на горку очищенных от косточек вишен и блаженно замер. Обедает.
Как такой великан залетел на кухню? Непонятно. На окнах натянуты сетки, дверь во двор хоть и открыта, но тюль на магнитах спасает от мух и комаров. А тут, поди ж ты шмель, или, как говорит тётя Тамара джмиль. Джмиль и бджолы
Соня осторожно коснулась кончиком пальца упругой спинки джжжж- испуганно затрепетали крылышки. Ух, какой грозный!
Раньше она бы испугалась жужжащего обжоры, завизжала, схватила веник Но после воя ракет и рева снарядов, после утробного гула истребителей и грохота падающих зданий Полосатый шмель на солнечной летней кухне, среди истекающих соком вишен, выглядел мирно и безобидно.
Ешь, не бойся, прошептала девочка, мне еще два ведра чистить всем хватит! У нас сегодня день варенья!
Огромный погреб постепенно заполнялся «закрывачкой». Пузатые банки рядами выстраивались на длинных полках. Клубничное «вареннячко», черешневый компот, соленые пупырчатые огурчики.
Острые з червоным перчиком для закуси самое то, приговаривала тетка Тамара.
На грядках дожидались своей очереди сочные помидоры, крутобокие кабачки, веселые патиссоны, яркие баклажаны. (Шо?! Баклажаны?! Синенькие!) Нежились в щедрой украинской земле морква и цыбуля, картопля и бурячки, перец и гарбузы. Соняшники беспечно улыбались безоблачному небу, кукуруза грозилась вырасти до небес, фасолька с горошком спорили, кто первый поспеет. Густые заросли малины и ежевики, кусты смородины и крыжовника, тяжёлые виноградные лозы. И все это богатство изо дня в день поливали и пропалывали, обрезали и удобряли, подвязывали и брызгали, окучивали, и опять поливали!
Чтобы потом собирать, чистить, резать, сушить, варить и парить, вялить и солить, квасить и тушить!!!
Зимой пальчики оближите, то и дело повторяла домовитая хозяйка, оправдывая круговорот забот. Ну и нашим ТУДА отправим. Где ж им на фронте вареннячко взять!
На подоконнике красовались банки с медом щедрый подарок от деда Назара, того самого чудаковатого пасечника.
Вчера, ближе к вечеру, он без спросу, по-соседски толкнул калитку и зашел во двор, таща тяжёлые торбы. Бережно поставил ценную ношу на стол, вытер о штаны потные ладони. Строго глянул на притихших девочек. Одна смотрела на сельского колдуна восторженно, другая настороженно, хмурясь. Тетя Тома ушла ещё в обед «на минуточку к куме». Соня никак не могла привыкнуть, что одна половина села родичи, а вторая кумовья. Чужой, он и есть чужой. Кто знает, чего от него ждать? И мама уехала
Щуплый дедок окинул цепким глазом чисто выметенные дорожки, небольшую клумбу с красными и белыми розами, разморенную жарой Муху в холодочке под яблоней. Псина и не думала лаять, лениво махнула кудлатым хвостом и сонно прикрыла глаза вот жеохранница, разозлилась на ленивую собаку Соня.
А шо, Томы нема? нахальный дед сунулся было в хату, но передумал, закрыл дверь и недовольно пробурчал. Небось, у кумы сидят, косточки перемывают. Я ей меда обещал. Передадите?!
Соня мигом глянула на подружку, та хотела что-то спросить у чудного старика, но то ли смелости не хватало, то ли слова из головы вылетели.
Эээу меня денег нет. Давайте, вы потомнупопозже зайдете, когда хозяйка вернётся.
Пасечник поковылял к столу, хмыкнул, почесал затылок.
Буду я такую тяжесть туды-сюды тягать! Делать мне нечего. Передашь Томе. Это майский, с акации. Это соняшник, прошлого лета сбор. Вон, какой жовтенький! Любую хворь выгонит!
Дидусь, а правда, что вы Чаклун?! не сдержавшись, выпалила Лерка.
А як же, гость ехидно усмехнулся в седые усы.
Настоящий?! недоверчиво переспросила Соня.
Угу.
А что вы можете нутакоговолшебного?
«Чаклун», кряхтя, опустился на покрытую ковриком лавку, поманил пальцем любопытную девочку. Лера присела рядом, переглянулась с подругой.
такооого, протянул дед, много чего могу. Вчера, вот, перевел трохы грошей нашим котикам. А завтра с волонтёрами отправлю мед.
Лера разочарованно скривилась. Дед Назар ласково потрепал девочку по цветным прядям.
Эх, ты, этно-о-граф! Вот моя бабка покойница! Ото была Чаклунка! Сейчас бы дождик нам наворожила! Оно спека яка! дед вытащил из кармана огромный клетчатый платок, вытер вспотевший лоб, а я так, пчёлок вожу
Он хлопнул себя по коленям, поднялся с лавки и, прихрамывая, направился к воротам. Соня с Лерой потащились провожать гостя. Уже взявшись за калитку, дедок резко обернулся. Соня от неожиданности пошатнулась, дернулась назад.
Сны замучили?! он прижал ладони к ее вискам, приблизил лицо, заглядывая девочке в глаза.
Она испуганно замерла. Дух горького меда и дорожной пыли, сухих луговых цветов, полынной горечи и дыма костров закружил голову.
Море тебя не отпускает, девочка, голос деда доносился издалека, Приходит во сне, зовёт, так?
Соня зажмурилась, из глаз потекли слезы.
Море умерло, чуть слышно прошептала она.
Лай собак, голоса людей, детский смех, звуки музыки в соседнем дворе, птичий щебет все исчезло. Только гулкий стук сердца, как далекий прибой, шумел в ушах.
Вдох в нос ударил запах водорослей, горячего песка, нагретых на солнце гладких камней.
Выдох лунная дорожка скользит по темной воде, дрожит, дробится сотнями бликов
Снова вдох брызги летят в небо, южный ветер беспечно треплет волосы
И выдох, как мягкий шелест ночных волн осенью
А ты говоришь, умерло, старый пасечник убрал руки, устало растер морщинистое лицо.