Вадим Федоров
Юношество, зрелость и прочее
Армейские годы
Армия
В армию меня забрали в ноябре 85-го. Всю ночь пили, плясали, а в 6 утра сдали меня в военкомат. Потом распределительный пункт в Туле. Потом нас, 10 человек, усталый прапорщик повёз к месту службы. В город Острогожск. В/Ч 20115.
20115 оказалась учебной автомобильной частью. В простонародье именуемой учебкой. И где первые полгода службы я в звании курсанта изучал, как управлять 11-тонной махиной с ракетой в кузове. А после окончания учёбы меня оставили на должности командира отделения. Чтобы я в свою очередь обучал новых курсантов.
Присвоили мне звание младшего сержанта. Жить стало веселее. Пару раз приезжал мой брат, и меня пускали в увольнение в город. В остальное время наш ротный, майор Васильев, увольнения строго ограничивал. Считая, что сержант должен заниматься личным составом, а не шляться по выходным дням по городу. В котором, кстати, были медицинское и педагогическое училища.
Об училищах я узнал в своё второе увольнение. Да, я прослужил почти год и только во второй раз вышел за ворота части. Я смотрел на проходящих женщин, и они все казались мне богинями. А когда мы зашли на местную дискотеку, я понял, что надо что-то делать. Тем более до возвращения в родную казарму оставалось всего два часа.
Я подошёл к группе стоящих у стены девушек, выбрал из них не самую красивую, но и не самую дурнушку, и пригласил на танец. Мы закружились в вальсе. А у меня закружилась голова. Я склонился к девичьему ушку.
Девушка, у вас верёвочки не найдётся?
Нет. А зачем вам?
Хочу с вами знакомство завязать, да вот не знаю, с чего начать, стараясь не наступить на ноги партнёрше, прокричал я.
Найдётся, крикнула она в ответ.
Я взял у неё телефонный номер. И проводил до дома. Оказалось, она жила недалеко от части. В частном секторе. Буквально пять кварталов от КПП. До которого я потом мчался со всех ног. Потому что опаздывал из увольнения. Успел. Я хорошо бегал тогда.
Напрямую из роты в город позвонить было нельзя. В части была внутренняя телефонная связь. И телефонные номера состояли из трёх цифр. Городские номера были в штабе. Который наш взвод убирал по вечерам. После ужина. Штаб части к тому времени пустел. Задачей вверенного мне подразделения было помыть полы, опорожнить урны и протереть пыль в кабинетах. Ну и угостить часового у знамени сигаретой. Это было традицией.
Первым помещением для уборки был кабинет начальника части. В течение 15 минут несколько курсантов наводили там идеальный порядок. После чего я всех выгонял, садился в кресло полковника Абузярова и набирал выученный наизусть номер. На другом конце провода меня уже ждала Света. Светочка. Светуля. И мы целых 45 минут болтали с ней обо всём на свете. Каждый день.
Я несколько раз пытался подать заявление на увольнение, но ротный был непреклонен: «Нечего по городу шляться. Повышайте боевую подготовку с вверенным вам составом. И вообще, товарищ младший сержант, у вас полно залётов. Кругом, шагом марш»
А хотелось к Свете. Не просто по телефону потрещать, а погладить, обнять. А может, что и больше получится. И у меня созрел план. Уйти в самоволку. В самовольную отлучку. В которую в нашей роте никто не ходил. Старослужащих ротный и так отпускал в увольнение. А курсанты грызли гранит военной науки, и им было не до развлечений. Да и кто бы их прикрыл?
А меня прикрыл мой товарищ. После вечерней проверки осенним субботним вечером он постоял на шухере, пока я перелезал через забор. Гражданской одежды у меня не было, поэтому в своё первое неуставное путешествие за границы части я отправился в хэбешке и сапогах. Вместо портянок были тёплые носки, форма была тщательно постирана и отглажена. И пах я одеколоном.
До дома своей зазнобы я добирался полчаса, пугаясь каждого прохожего и перебежками преодолевая перекрёстки. Добрался. Позвонил. Меня ждали. Родители были дома. Черноволосая мама с приветливой улыбкой, невысокий кряжистый отец. Посидели, поужинали. Потом мы со Светой уединились в её комнате, где целовались, целовались и целовались. Естественно, ничего более я себе не позволил. Родители были в соседней комнате.
Я так и запомнил это своё первое свидание со Светланой. Поцелуи при свете ночника и тёплые шерстяные носки, от которых было жарко и чесались ноги.
Далеко за полночь я вышел из девичьей комнаты, совершенно одуревший и счастливый. Попил чаю со Светой и её мамой. Папа, как выяснилось, уже давно спал. Я распрощался.
Светина мама протянула мне две громадные сумки.
Вадим, возьмите с собой. Я на хлебокомбинате работаю, это оттуда.
Да мне через забор лезть, попробовал отказаться я, куда я с сумками?
Да возьмите, вас же там плохо кормят, настаивала Светина мама, тут карамель, булочки, пироги. Всё свежее, сегодня пеклось.
И она открыла одну из сумок. Рот у меня мгновенно наполнился слюной. Несмотря на щедрый ужин, съеденный недавно.
Взял сумки. Поцеловал Свету онемевшими губами и отправился обратно в часть. Матерясь вполголоса, еле-еле перелез через забор, перетащив с собой злосчастные сумки с едой. Подошёл к казарме. Вроде тихо.
Приоткрыв дверь, протиснулся внутрь. Дневальный, увидев меня, сделал испуганное лицо.
Товарищ младший сержант, сказал шёпотом, вас ждут в сушилке.
Кто? удивился я.
Старослужащие, испуганно ответил дневальный.
«Спалили меня», подумал я и поплёлся в сушилку. Вежливо постучался, вошёл. Два стола. Шахматы. Карты. Чай дымится в кружках. Сковородка с жареной картошкой.
Одиннадцать пар глаз уставились на меня.
Ты совсем оборзел, что ли? спросил первым сержант Дударев. Год ещё не прослужил, а уже в город по ночам бегаешь.
Я больше не буду, промямлил я, думая о том, что меня сейчас будут бить. Больно и обидно. И стоит ли мне попытаться посопротивляться или сразу свернуться калачиком, чтобы по голове поменьше досталось.
Конечно, не будешь, весело проговорил здоровяк Куцый, играя мышцами на голом торсе.
Чё в сумках? спросил обычно невозмутимый старший сержант Шалимов.
Да вот, тёща будущая гостинцы собрала. Для личного состава, так сказать. От гражданского населения военным специалистам, проговорил я, чувствуя, что момент расправы отодвигается.
Покаж, велел Шалимов.
Я вывалил содержимое сумок на стол. Сушилка наполнилась запахом свежих булочек, карамели и ещё чем-то вкусным. Через минуту все жевали. Запивая чаем дары Светиной мамы. Кто-то подвинул мне табуретку и с полным ртом промычал: «Садись. Картофанов жареных хочешь? Ешь. Только они остыли».
Я вежливо отказался от картошки, но чай попил. Гроза миновала.
Неделя прошла в подготовке к строевому смотру и в вечерних звонках Светлане. Только разговоры у нас стали более интимные и откровенные. Она мне нравилась. Я ей, судя по всему, тоже.
В пятницу ко мне подошёл весельчак Куцый и невозмутимый Шалимов.
В самоход завтра пойдёшь? спросил Шалимов.
Да я вроде не собирался, ответил я.
Что значит, не собирался? удивился Куцый. Иди и ничего не бойся. Дежурный офицер завтра Хуторянский. Он обычно из своей комнаты не вылазит. Будет сидеть и футбол смотреть. А мы тебя прикроем.
Ну, не знаааю, протянул я.
Прикроем, прикроем, подтвердил Шалимов, и около забора подождём. Чтобы гостинцы от тёщи принять. Не переживай.
И так начались мои еженедельные походы в самоволку. Обычно по субботам. К Свете я шёл налегке. Обратно с парой сумок, набитых пирогами и баранками. А в будние дни я общался с любимой девушкой по телефону. Тяготы службы отошли на задний план. Я жил от субботы к субботе. Единственное, что меня смущало, это мой затрапезный вид. Потёртая форма и шерстяные носки в сапогах.