И вот теперь, когда Кэролайн проходила мимо него, он учтиво, церемонно и немного неуклюже сделал шаг в сторону, держа чашу для льда как некое подношение. От него пахло шампанским брют и свежестью чистого белья, и Кэролайн вспомнила вечно заросший щетиной подбородок отца и синие рабочие рубашки, которые он предпочитал носить прямо с бельевой веревки, пока их еще не коснулся утюг. Вспомнила она и горячие споры, которым они с Дайаной предавались с большим удовольствием и в которых отец почти всегда выходил победителем! И снова, уже не в первый раз, удивилась тому, что эта женщина сочла возможным выбрать в мужья двух мужчин, так сильно отличающихся друг от друга.
Спуститься на полуподвальный этаж, во владения Кэти, было все равно что попасть в другой мир. Наверху повсюду задавали тон ковры пастельных расцветок, канделябры и тяжелые бархатные портьеры. Внизу же царил веселый, естественный беспорядок. Покрытые клетчатым линолеумом полы соперничали с живописными ковриками, занавески были раскрашены узорами в виде зигзагов и листиков, все горизонтальные поверхности были уставлены фотографиями, фарфоровыми пепельницами с давно позабытых приморских курортов, разрисованными раковинами и вазами с искусственными цветочками. В камине ярко горел настоящий огонь, а перед камином, свернувшись калачиком в продавленном кресле и не отрывая глаз от мерцающего экрана телевизора, сидел брат Кэролайн, Джоди.
На нем были джинсы, темно-синий свитер с отложным воротником, потрепанные ботинки и, по непонятной причине, старая яхтсменская фуражка на несколько размеров больше, чем нужно. Джоди поднял голову, когда Кэролайн вошла, но тут же его взгляд снова прилип к экрану, как будто мальчик не хотел пропустить ни единого кадра, ни единой секунды действия.
Кэролайн пододвинула его в кресле и втиснулась рядом с ним.
Кто эта девушка? выдержав паузу, спросила она.
Да ну, дура какая-то. Только и делает, что целуется. Видно, из этих.
Чего ж ты не выключишь?
Джоди обдумал ее слова, решил, что это неплохая идея, выбрался из кресла и выключил телевизор. Издав легкий стон, экран погас. Джоди остался стоять на коврике перед камином, молча глядя на Кэролайн.
Ему было одиннадцать лет, хороший возраст: уже не ребенок, но пока еще невысок ростом, довольно щуплый, вспыльчивый и прыщавый. Они с Кэролайн были так похожи, что незнакомые люди, увидев их в первый раз, сразу догадывались, что это брат и сестра, хотя Кэролайн была светловолосой, а ярко-каштановые волосы Джоди отливали рыжиной, да и веснушек у Кэролайн почти не было, всего несколько штук на переносице, а у Джоди они были везде, рассыпанные, как конфетти, по спине, плечам и рукам. Глаза у него были серые. Когда он улыбался, медленно и обезоруживающе, становилось видно, что зубы великоваты для его лица и не очень ровные, словно пытаются растолкать друг друга и отвоевать для себя побольше пространства во рту.
А где Кэти? спросила Кэролайн.
В кухне.
Ты обедал?
Да.
То же самое, что и мы?
Поел супу. Но второго не захотел, и Кэти поджарила мне яичницу с ветчиной.
Жалко, я бы тоже с тобой поела. Ты не видел Шона и Хью?
Видел. Когда поднимался наверх. Он скорчил рожу. Тебе не повезло: Холдейны придут.
Они обменялись заговорщицкими улыбками. К Холдейнам оба относились примерно одинаково.
Где ты взял эту фуражку? спросила Кэролайн.
Джоди совсем забыл, что она у него на голове. Он сразу сконфузился и снял ее.
Просто нашел. В детской, в старом ящике с маскарадной одеждой.
Это же папина.
Да, я так и подумал.
Кэролайн потянулась и забрала у него фуражку, грязную и измятую, в пятнах соли, с почти оторванной кокардой.
Папа надевал ее, когда ходил под парусом. Он говорил, что правильная одежда придает ему уверенности и, если кто-нибудь ругает его, когда он делает что-то не так, он просто огрызается в ответ, и все.
Джоди заулыбался.
Помнишь, как он про это рассказывал?
Кое-что помню, ответил Джоди. Помню, как он читал мне «Рикки-Тикки-Тави».
Ты был еще совсем маленький. Лет шесть тебе было. Но надо же, помнишь.
Он опять улыбнулся. Кэролайн встала и снова надела фуражку на голову брата. Козырек закрыл ему лицо, и ей пришлось нагнуться, чтобы поцеловать мальчика.
Доброй ночи, сказала она.
Доброй ночи, отозвался Джоди, но не двинулся с места.
Уходить от него ей очень не хотелось. Подойдя к лестнице, она оглянулась. Джоди пристально смотрел на нее из-под козырька этой нелепой фуражки, и в глазах его было нечто такое, что заставило ее спросить:
Что-то случилось?
Нет, ничего.
Тогда до завтра?
Да, кивнул Джоди. Конечно. Спокойной ночи.
Кэролайн поднялась наверх. Дверь в гостиную была закрыта, оттуда доносился неясный шум голосов, Кэти занималась тем, что вешала на плечики чью-то темную шубу и убирала в стенной шкаф возле входной двери. На Кэти было бордовое платье с фартуком в цветочек ее уступка формальностям званого ужина. Увидев внезапно появившуюся Кэролайн, она сильно вздрогнула:
Ой, как же вы меня напугали!
Кто это пришел?
Мистер и миссис Олдейн. Они уже там. Кэти мотнула головой в сторону двери. Вам лучше поторопиться, вы опоздали.
Я ходила повидаться с Джоди.
Она остановилась возле Кэти, прислонившись к перилам, уж очень ей не хотелось идти туда, где все. Кэролайн представила себе, какое это было бы блаженство отправиться в свою комнату, забраться в постель и чтобы ей принесли вареное яйцо.
Он все еще смотрит кино про индейцев?
Вряд ли. Сказал, что там постоянно целуются.
Кэти скорчила гримаску:
Лучше уж смотреть про поцелуи, чем про всякие безобразия, вот что я вам скажу. Она закрыла дверцу шкафа. Да-да, лучше интересоваться поцелуями, чем шляться по улицам и колошматить старушек по голове их же собственными зонтиками.
И с этим многозначительным замечанием она отправилась обратно в кухню. Кэролайн осталась одна и, не имея больше поводов задерживаться, прошла через вестибюль, натянула на лицо улыбку и открыла дверь гостиной. (Искусство эффектно появляться она тоже усвоила в театральной школе.) Шум разговоров сразу стих, и кто-то сказал:
А вот и Кэролайн.
Гостиная Дайаны вечером, залитая в честь званого ужина ярким светом, блистала, как театральная сцена с тщательно подобранной декорацией. Три высоких окна, выходящие на тихую площадь, были задрапированы светлыми желто-зелеными бархатными шторами. Обстановку гостиной составляли огромные мягкие диваны розового и бежевого цвета, бежевый же ковер и современный итальянский кофейный столик из стали и стекла, изумительно сочетающийся со старинными картинами, шкафчиками из орехового дерева и прочей мебелью в стиле чиппендейл. Повсюду были расставлены цветы, и воздух был насыщен разными изысканными и дорогими ароматами, среди которых выделялись гиацинт, духи «Мадам Роша» и гаванская сигара Шона.
Все стояли именно так, как и представляла Кэролайн, собравшись вокруг камина с бокалами в руках. Не успела она закрыть за собой дверь, как от общей группы отделился Хью, поставил свой бокал и направился к ней через комнату.
Дорогая, сказал он, взял ее за плечи и наклонился для поцелуя, потом взглянул на свои тонкие золотые наручные часы, продемонстрировав при этом высунувшуюся накрахмаленную манжету, прихваченную изысканной золотой запонкой. Опаздываешь.
Но ведь Ландстромы даже еще не пришли.
Где ты была?
У Джоди.
Тогда ты прощена.
Хью был высокий, гораздо выше Кэролайн, стройный, смуглый, начинающий лысеть. Это его немного старило, на самом деле ему исполнилось всего тридцать три года. Он был одет в темно-синий бархатный смокинг, вечернюю рубашку с полосками тонкого кружева, и в карих глазах его, темных до черноты под густыми бровями, в данный момент читалось некоторое раздражение, смешанное с удовольствием видеть Кэролайн и с долей гордости за нее.