Да, наши разговоры останутся между нами, если ты этого хочешь. Что касается моего мнения, я буду честен, как и всегда. Став в юности послушником инквизиции я вступил в эту группу, эту линию. Сын крестьянина идет по линии крестьянина, и будет крестьянином. Сын пана идет по линии пана и будет паном. Я не был сыном инквизитора, но мой физический отец умер и остался лишь духовный, Владыка Света и я, как и предписано, пошёл по его линии, то есть стал инквизитором. Мне повезло, потому что мое желание найти тёмных магов убивших отца полностью совпадало с путем инквизитора, согласно предначертанной линией, за это хвала Владыке. Но даже если бы я внутренне хотел по юношески резко свернуть с пути и стать, например бардом это не имело бы никакого значения. Владыка Света предписывает идти по своим линиям во благо стабильности и всеобщего благоденствия, и я, разумеется, всё равно пошёл бы в инквизиторы, то есть после смерти отца моей линией стала именно она, инквизиция. И в инквизиции я вступил в капитул карателей, чтобы обрести функцию карателя и следовать ей. И сейчас я стал твоим Посохом, чтобы быть карающим оружием в руках Пророка. И это всё моя линия. Подобно пешке у меня есть цель, есть смысл, есть функция и я счастлив следовать ей, как и предписано Владыкой Света. А так как ты Его Пророк, то я пешка в твоих руках. И это нормально.
Ярик сделал паузу, чтобы перевести дух и заглянул мне в глаза в поисках понимания.
Что касается бодрости, ты недавно выпила целый пузырек одного из сильнейших тонизирующих средств в химическом арсенале инквизиции, и я не рекомендую в ближайшее время прибегать к стимуляторам, но если Пророк прикажет подать это зелье я дам. Ведь Пророк может приказывать своей пешке, и пешка с радостью выполнит приказ, как должно.
Ох, сложно ж мне придётся. Линии, блин, это это касты что ли? Уффф, ну ладно, разберёмся. Мысли путались, я машинально поглощала еду, если, честно впервые не особо чувствуя вкус, но, сейчас и этого было достаточно. Выпить что ли этой жижи, опыт конечно жёсткий, но то без меры, а если всего два глоточка. Заманчиво, однако
Не люблю я приказывать, как и вот это ощущение пешки. Я воспринимаю тебя, как свою правую руку, верного помощника, мудрого Наставника даже, и остановилась, призадумалась, всё-таки давай это зелье, ибо не усну я, пойми, буду лежать вертеться, только время зря истрачу. Нужно сделать наброски, кое-что написать, в общем, сделать намеченное, а уж потом отдыхать.
Я ощущала, как сознание мутнеет, нет, это не сон, не обморок, так мутит, когда не совсем понимаешь что делать, а главное, как так делать, чтоб особо не вызывать странных подозрений со стороны. Первые признаки того, что крышечка начинает трещать по швам.
Да, есть мы будем по возможности, вместе, всё-таки в этом сокрыта особая сакральность. Не знаю, как тут у вас устроено, но у нас к этому относились, как к акту разделения силы и благодати. А так как мы связаны, то я бы хотела делить свою силу и благодать с тобой. И ещё, пусть тебе выдадут новое облачение, самое лучшее, что есть, сам выбери, что по нутру будет.
Слушаюсь. Вот ваше зелье, Пророк.
Он открыл одну из бесчисленных кожаных сумок на своем поясе и поставил передо мной предусмотрительно небольшую колбочку с янтарной жидкостью, в колбе было не больше пятидесяти грамм.
Это одна стандартная порция. Пить больше крайне не рекомендуется. И
Он на секунду замялся, а потом сел передо мной на корточки и заглядывая мне в глаза взял за руки.
Не думай, что я веду себя слишком отстраненно или слишком официально только потому, что ты Пророк. Да, это тоже верно, но я понимаю, что миссия Пророка легла на плечи девчушки, которая ещё не успела понять жизнь, да ещё и оказалась не в своих краях, растерянная, напуганная и сомневающаяся. И я веду себя так отчасти и для того, чтобы ты научилась отдавать приказы. Чтобы ты почувствовала, что значит личная верность. Чтобы ты ощутила, каково это, когда по одному твоему слову твой сподвижник готов сломать хребет любому на кого ты укажешь. Чтобы ты уже сейчас постепенно, на моём примере, но привыкала, что в тебе всё больше видят именно то призвание, что уготовил для тебя Владыка, видят в тебе знамя, символ. Тебе предстоит общаться и с простолюдинами, и с генералами, и с дворянами и для всех них зачастую, не всегда, но зачастую нормально и естественно соблюдение холодно-подчеркнутого этикета, официоза, преклонения не перед Лионессой, а перед Пророком Владыки. И я хотел бы, чтобы ты оттачивала умение отдавать приказы и выдерживать официоз именно на мне, потому что я пойму, если ты вдруг сорвешься и кинешься, ну, например меня обнимать, как это было сегодня. А они, все они нет.
Его руки были чем-то настолько мощным, что меня пронзило от соприкосновения. Дышать стало слишком тяжело, казалось, само помещение душит. Тепло, растекающееся в груди, стало жаром, слишком острым, слишком непривычным, сбивающим с мыслей, кажется даже кричащем где-то глубоко в голове, и это пугало. Очень пугало. Но я постаралась не выдать своего ошеломительного состояния. Неожиданная реакция тела, такое странное, такое хотелось провалиться сквозь пол от этого всеобъемлющего, вихреподобного чувства. Я быстро переключилась на другие мысли, старалась выхватить хоть что-то из хаотичной мозаики мельтешения перед глазами Я тонула в карих глазах Ярика, не способная сопротивляться какой-то магнетической силе, утягивающей всё глубже и глубже. Облизнув губы, я всё-таки отвела взгляд от его лица, хотя далось это с таким неимоверным трудом.
Научится приказывать не сложно, сложно не потерять границу меры во всём этом, особенно понимая Власть Слов, то чем именно я наделена, нужно отпустить прошлое, всю ту жизнь полностью и начать видеть эту. Сложно, но ни кто не обещал лёгкости, я учту всё, что услышала, и мне это безмерно ценно.
Всё тело было подобно колоколу, казалось, это так громко, быть здесь, вообще быть. Но что-то внутри разворачивалось, какая-то иная сила, которую я ещё не ведала. Я проникалась ощущением его ладоней: шершавые, сухие и тёплые, по особенному тёплые. Человек, повидавший многое в своей жизни, слишком многое, вот бы прочитать его эмпатически ну хоть немнооожечко. Всё горело, я вспомнила, как меня опалило некое существо в лесу, почти так же жгло, лицо, ладони, низ живота, это шокировало, больше даже это наводило панический ужас, хотелось бежать, но при этом я будто застыла, окаменела, и только сейчас поняла, что опять пристально смотрю в его глаза.
Ярик встал, его лицо снова приобрело выражение абсолютного спокойствия и невозмутимости. Он выжидающе переводил взгляд с меня на пузырек с зельем. Откупорить было не сложно, глоток, второй. Горьковато-цитрусовый вкус. Иии Это было похоже на медленный укол красок в мир. С каждым ударом сердца они становились ярче, чётче, я начала замечать оттенки, потёртости и царапины на деревянной мебели, могла почувствовать запах каждого блюда из горшочков по отдельности, а могла воспринять вместе, как что-то слитное, могла даже уловить доселе не чуявшийся запах чернил и бумаги от свитков, что принес Ярик. И невероятный запах самого Ярика, почему-то он не отталкивал, как обычно со мной бывало, а манил, притягивал. Но на этом всё остановилось, не было ощущения замедления мира, как в случае передозировки, не было беспомощного утопания в красках. Просто расширенная и предельная концентрация. Сон какой сон? Кому он вообще нужен? И вдруг в голове раздалось знакомое троеголосие.
+ Мы почувствовали, что Пророк хочет поцеловать Ярика. Мы почувствовали, что Пророк хочет даже гораздо большего, чем просто поцеловать. Пророк может это сделать, ведь Ярик не посмеет возразить, а Пророк очень сильно хочет, мы чувствуем. Почему Пророк себя ограничивает и сдерживает? Зачем Пророк запрещает себе то, что хочет сделать? +