Через вмонтированный в боковую стенку фургона триплекс пан Лямжа увидел, как распахивается входная дверь дома Качмареков и из её проёма на улицу друг за другом стремительно вылетают сигарета и его малолетний Джеймс Бонд. Сразу же после того как дверь обратно захлопнулось с быдгощских небес полил студёный весенний ливень. За секунду промокший до нитки и промёрзший до костей Влодьзимеж вначале очень долго ломился обратно в отчий дом, а после в выездной штаб контрразведки, но, ни тут, ни там ему не открыли. В первом случае из воспитательных побуждений, во втором испугавшись возможного очередного позорного разоблачения. Ближе к утру, окончательно околевший Качмарек вспомнил про спасительную ампулу с цианидом, но в виду полупарализованной холодом челюсти, ни с пятой, ни с десятой попытки перекусить её у него так и не получилось.
Придётся жить. Философски подумал Влодьзимеж, забрался под «мусоровоз» и, свернувшись калачиком, тут же уснул.
Потерпев неудачу с сигаретой, Лямжа срочно перекроил стратегию и планы и следующим же вечером снова отправил Качмарека на задание, но на этот раз, надев тому на нос шибко умные очки со встроенными в них видеокамерой и радиопередатчиком. Изображение с очков проецировалось на огромный монитор, установленный в фургоне. Пана Войцеха даже обрадовало, когда папаша-Качмарек снял с сына очки и напялил их на себя, но вместо ожидаемых карт с отмеченными на них базами НАТО, блокнотов с хитроумными шифрами и паролями и прочими шпионскими принадлежностями, он всю ночь напролёт вынужден был поочерёдно лицезреть венгерское порно и то и дело эякулирующие гениталии предполагаемого предателя. На часах Лямжы было около пяти часов утра, когда сигнал с очков, стоивших как его оклад за семнадцать лет добросовестной службы, пропал окончательно и бесповоротно.
В шесть утра, состарившийся, поседевший и напоминавший теперь скорее отощавшего полярного медведя, нежели бравого контрразведчика, Лямжа, постучал в дверь Качмареков, и попросился у открывшего дверь папаши переночевать хотя бы до следующего вечера, но вместо того чтобы мирно спать в любезно предоставленной ему кровати, Войцех остервенело занялся поиском пропавшего оборудования, заглядывая в каждую щель приютившего его дома. На бесконечные расспросы Влодьзимежа о том, что это он делает, Лямжа только и отвечал что тихими жалостливыми всхлипываниями. Окончательно выбившись из сил, но не добившись поставленной цели, пан Войцех забрался на чердак, с головой зарылся в куче сваленной в его углу соломы и, вдоволь наворочавшись, напричитавшись и напроклинавшись судьбу, уснул.
Проснулся, замученный неудачами Лямжа, только ночью и только от стука чьих-то шагов по чердачному полу. Аккуратно раздвинув солому, разведчик увидал папашу-Качмарека стоящего в шаговой доступности с зажжённой свечой в руке. Пан Войцех почти бесшумно, как и учили в разведшколе, достал из кармана телефон, вошёл в интернет и на всякий случай загуглил наиболее эффективные лосьоны и мази от ожогов второй и третьей степеней, но его мучитель пошёл дальше. Через минуту папаша-Качмарек снял со стены то ли копию, то ли оригинал (чему бы Лямжа не удивился) картины Рубенса «Избиение младенцев» и достал из тайника старую немецко-фашистскую рацию. Удобно расположившись в центре чердака, папаша-Качмарек с завидным усердием принялся кому-то чего-то телеграфировать. Периодически он, вероятно от волнения, а может от спешки, допускал ошибки и, грязно выругавшись и почесавшись в паху, начинал сначала. Закончив передачу, шпион спрятал рацию и подошёл к небольшому чердачному окошку. Его взгляд был обращён к высотному дому, стоявшему на холме, приблизительно в трёх километрах от дома Качмареков. В окне на восьмом этаже высотки несколько раз погас и загорелся свет. Папаша-Качмарек довольно рассмеялся, радостно потёр ладони и покинул чердак.
Момент истины. Подумал Лямжа и, никем не замеченный, выбрался сначала из соломы, а уже после и из проклятого жилища.
Через двадцать минут к окружённому спецназом дому Качмареков подъехал автомобиль, из которого вышли две смуглые девушки в коротких юбках и, подозрительно оглядываясь по сторонам, прошагали к входной двери. Кто-то из обитателей запустил их внутрь. Ловушка захлопнулась. Спецоперация по задержанию шпионской группы была стремительной, решительной и, как и хотел Лямжа, по своей дерзости и жёсткости могла сравниться разве что с небезызвестной «Бурей в пустыни».
Оказавшись в застенках польской контрразведки, основательно избитый и не дождавшийся адвоката, папаша Качмарек начал давать показания. Причём настолько неправдоподобные, что ему никто не хотел верить. Вначале. Да и как можно поверить взрослому сорокалетнему мужчине, утверждающему, что в жизни ни разу он не воспользовался телефонным аппаратом, а потому и не знает, как ещё можно вызвать к себе на дом молдавских проституток, снимающих квартиру в соседнем квартале.
Заново проанализировав все отправленные задержанным телефонограммы, и придя к выводу, что писались они безо всяких хитроумных шифров на литературном молдавском языке, Лямжа и его непосредственное руководство осознали, что в который раз сели в лужу, и, сидючи в каковой, жидко обделались. Пану Войцеху напомнили про потерянное во время горе-операции и так и не найденноё по её окончании дорогостоящее оборудование, и над ним замаячила тень несмываемого позора с последующим увольнением в запас.
Когда по прошествии пятнадцати суток папаша Качмарек был уже четыре часа как дома, а проститутки в Молдавии, в кабинет, собирающего в картонную коробку личные вещи Лямжи, постучали. Вошедший Влодьзимеж с порога начал требовать от пана Войцеха исполнения условий сделки, на что намедни обезпогоненный разведчик ответил категорическим отказом в виде поднесённой к носу просителя фиги, после чего, вероятно для подтверждения твёрдости намерений, поднёс к виску не сданный вовремя служебный пистолет и нажал на спусковой крючок.
Переступив через остывающее тело, Качмарек подошёл к столу и сделал звонок из стоящего на нём телефона. Представившись агентом контрразведки Лямжей, Качмарек потребовал соединить его с директором школы. В ходе получасовой дискуссии с директором Влодьзимеж несколько раз переходил на крик, грозя трибуналом, и даже пару раз стукнул кулачком по крышке стола и, удостоверившись, наконец, что третьеклассник Качмарек есть ничто иное, как гордость всей системы польского образования, а потому никуда отчислен не будет, покинул кабинет, предварительно переложив ненужные, ибо чужие, хитроумные очки из своего кармана в карман бывшего куратора и истинного их владельца.
Качмарек и три медведя
Как-то раз Влодьзимеж намекнул отцу на тему того, что он не прочь хотя бы на пару деньков выбраться на природу, на свежий воздух, пожить в домике, построенном из подручных материалов, добывать пропитание охотой, рыбалкой и собирательством, научиться передвигаться по хвойному лесу будто Тарзан посредством лиан, ночи напролёт отгонять от себя любимого кровожадных комаров и прислушиваться к каждому шороху, держа палец на курке снятого с предохранителя пистолета
В первый же день осенних каникул папаша высадил Влодьзимежа на лесной поляне в четырехстах двадцати километрах от Быдгоща, и, пообещав вернуться за ним через две недели, укатил обратно в город. Чтобы не казаться себе самым гнусным быдгощским негодяем, Качмарек-старший не поскупился и оставил сына в дали от дома не одного, а с дойной козой и мешком, в котором можно было найти все, о чём Робинзон Крузо в своё время мог только мечтать: ружьё «Зауэр» правда, без патронов, чтобы мальчик ненароком никого не пристрелил, дюжина мышеловок для охоты на мелкую дичь, удочка, справочник грибника на испанском языке, лопата для уборки снега, сигареты, фен, пачка соли для заготовки солонины и сотня банок гречневой каши с говядиной.