После своего «замечательно» ему так и хотелось добавить: «И дело даже не во вчерашнем признании?» но тут Мейтна вовремя вспомнил, что сам приказал не напоминать об этом.
На часах было уже три минуты восьмого. Мейтна неспешно снял кафтан и сатиновую рубашку и также неспешно продел правую ладонь в узкий полосатый рукав. Во взгляде Портного не было заинтересованности. На голый торс своего хозяина он смотрел с каким-то чересчур напускным пренебрежением. Кажется, за ночь он успел провести черту между своими желаниями и расположением Председателя. Но кто знает, может, в ту же самую ночь он мысленно представил, как уже сблизился с ним. В мире, где каждый прячет своё «великое и постыдное» за казёнными фразами, давно было принято полагаться лишь на фантазию.
Губернатор переоделся. На часы он уже не смотрел, потому что итак понимал, что до заседания ещё порядочно времени. Как и обычно, оно начиналось в семь тридцать утра момент, когда любой подопечный в Коллегии ещё не думает о приближении полудня (а в полдень, как известно, все их думы направлены на вечерний кутёж), и момент, когда они только и могут что сосредоточиться на рабочих вопросах, не распыляясь на пустяковые размышления о скором обеде.
Ручка выходной двери, когда губернатор повернул её, всё еще не избавилась от парной влаги. От влаги, что он оставил вчера как и на половике. Но половик впитал её и успел замять последствия минувшего побега, однако ручка заставила Мейтну внезапно вспомнить о ярости. Ярости, если Портной вдруг не посмотрит. Губернатор резко обернулся.
Сегодня ты будешь стоять за дверьми.
Но, господин
Ты будешь подслушивать, следить за ними, наблюдать, как только они выйдут из зала. Появится много зацепок, которые ты и должен будешь выловить.
Понял вас, господин. Игра с ними и правда стала наскучивать. Постараюсь найти для вас что-то новое.
О, нового будет предостаточно, дружище, поверь мне.
Портной едва поклонился и поднял голову, почему-то не поднимая взгляда. «Ну же, чтоб тебя!». Мейтна остановился в дверях, простояв так достаточно секунд, чтобы можно было говорить о неловкой паузе. Но мастер опомнился. Вовремя он поднял глаза, а потом, нисколько не удивившись, произнёс:
Осторожно, мой господин, кошка госпожи Церемонии.
Губернатор посмотрел под ноги и увидел, как пушистая голова медленно трётся об его мягкие белые гольфы.
Разгрызёт и раскромсает мои новые бриджи, закончил мастер и обратил улыбку на своего господина.
Тогда, пожалуй, не будем испытывать судьбу, и после этих слов господин, присев на колени, взял кошку на руки. Не будем, Оширстка, согласна? он внимательно посмотрел на её мордочку. Её нос лениво качнулся, усики затопорщились, а потом неспешно сомкнулись. Головой она поводила из стороны в сторону беззаботно, немного вяло, как будто взором хотела поймать витающие глянцевые пылинки.
Председатель поравнял её взгляд со своим, а затем немного неловко опустил Оширстку на лапы. В тот же миг она позабыла о них двоих и, гордо подняв хвост, направила носик дальше, к следующей двери, оставляя на ворсистом красно-золотом ковролине мокрый осторожный след.
К двадцатой минуте Председатель был уже у внутреннего двора. Там он проходил мимо ракитных садов и следовал по мосту, обвитому розовыми лютерниями (цветы её напоминали люпины, а вот ветками она походила на колючий терновник). В пруду плескалась одинокая тигровая жаба, а на камнях толоклись скрипачи длинноногие мохоеды, не имевшие шеи и даже тела, а потому ножки их сразу соединялись с головкой. Они постоянно покачивались, косясь набок, напоминая тем самым пожухлую пшеницу, которой не повезло вырасти в жаркий год. Утренние песнопения из их уст звучали в честь полной воды и полного солнца. И Мейтна жалел, что эти твари исполняют эти песни не врозь. Если тебе повезло встретить одного скрипача, то твой слух даже не заметит этого тонкого стрёкота, но как только эти недомерки собирались в кучу, то оставалось только терпеть. Четыре глухих стены, нет, четыре поверх четырёх глухих стен и те бы не смогли спасти твои бедные ушки от этой гнетущей и мучительной какофонии.
Губернатор отвлёкся. Позади, по привычке, следовал Портной. Тот, было видно, боялся оступиться и берёг каждый свой шаг. Временами казалось, что мастер вовсе помышлял обогнать хозяина, но потом резко раздумывал и специально сбавлял темп так, чтобы не дай Вселенная обидеть манёвром того, кто шёл впереди.
Вскоре оба коллегианта вышли к «тонкостенному холлу» к месту, где мейт-губернаторы, по слухам, прощаются со своими секретами. Финишная прямая до Высокого зала зала заседаний. И Мейтна, само собой, держал рот на замке.
К нему неожиданно подбежал секретарь:
Капитан не выйдет на связь, мой господин, произнёс он шёпотом, и так тихо, что стенам на этот раз пришлось порядком прислушаться. Затем он добавил: Есть подозрения, что титанец не сразу полетит к нам. У господина Висма возникли проблемы, и он записал обращение, где просит о помощи у ближайших офицеров в системе. Самый ближайший
Мейтна выставил ладонь. Жест означал, что с секретаря достаточно. Новость была услышана.
Помощник, откланявшись, удалился в ту же сторону, откуда спонтанно возник. Пошаркивая туфлями, он увёл уши холла от своего господина, давая тому возможность прокомментировать донесение:
О, как же некстати, едко проговорил мейт-губернатор.
Что-то не так с будущим Адмиралом?
Да всё с ним в порядке. Ты разве не видишь на моём лице радость?
Видел бы, если бы не ваша ослепляющая улыбка, сострил мастер, забыв, что произносил эту шутку уже не раз. Нам дали больше времени для подготовки?
В точку. И дали редкий шанс организовать настоящий светский приём.
Который из них? Тот, что начинается с главных ворот или?
Не притворствуй, Портной, ты уже догадался, строго заметил Мейтна, пронаблюдав, как двери зала стали ближе на десяток метров.
Значит второй сценарий. Тогда я не знаю, есть ли смысл начинать игру с ними, он выдержал короткую паузу прежде чем уткнул палец в место, где предположительно сидели члены Коллегии.
Они будут отличным отводом глаз. На них мы лишь слегка разогреемся. Тем более на любом празднестве нужны шуты, не забыл?
Портной безмолвно сунул руки в карманы. Затем он собрал их в кулаки и отдёрнул жилет. Коричневый плис вместе с небольшой полнотой добавляли ему некой авторитетности. А вместе с задумчивым взглядом, какой у него был сейчас, он выглядел как истинный мастер неважно в каком деле. Образ добавлял мастерства в абсолютно любом, не хватало лишь инструментов в руке.
В конце концов оба коллегианта оказались на месте. Прямо у них перед носом в зал забежала стенографистка. Она тянула за собой бумажную ленту, стараясь удержать её у груди. Один из краёв всегда выпадал и поэтому перед тем, как зайти в зал, она несколько раз произнесла: «Извините». Мейтна про себя отметил: волосы не уложены, ногти накрашены второпях, помада лезет немного за уголки. Было ясно, что подчинённая проспала. Однако корить её он не собирался, потому что отлично помнил, с кем эта бедняжка ложится в постель. «Ей достанется, подумал Председатель, на прицеле будет другой, но разлётом шрапнели её точно заденет».
Губернатор, напоследок хотел лишь сказать, что вы прекрасно в нём смотритесь, Портной, стоя ровно напротив хозяина, легонько прихватил жакет за рукава. Столь же аккуратно он стал поправлять их, доходя до манжетов рубашки и отходя обратно к плечам.
Несмотря ни на что, пальцами мастер владел превосходно. Любое прикосновение, микродвижение, невольный приём он превращал в искусство, сравнимое, наверное, с колдовским ритуалом. Мейтна не осознавал этого в полной мере, но в глубине души чувствовал постоянно. Чувствовал уверенность и покой. В такие моменты эти ощущения лишь крепли в моменты простого ухода за платьем, когда простота исчезает. Поэтому он, наверное, и подпустил его близко к себе. Потому что было ясно с первого дня, что мастер подпитывает твою уникальность отнюдь не нарядом, совсем нет, он подпитывает её тем, как он с этим нарядом обходится.