На базарной площади стояла невероятная суета, которую трудно было ожидать от этого сонного городка в столь поздний час. Дворники мели площадь, мальчишки собирали лавки, крестьяне, сгрудившись у телег, что-то бурно обсуждали. Вдруг, один выпал из группы и схватился за лицо. Замахав руками, он врезался в круг, но вылетел из него, сел на задницу и заплакал.
Кручу, верчу, обмануть хочу, услышал Николай, проходя мимо.
За базарной площадью начался ряд купеческих лавок с кичливыми витринами. Николай поглядывал на них с удивлением.
Да, красота лапотная.
Проходя мимо городского сада, обратил внимание на парочки, чинно гуляющие по дорожкам в его глубине. «Народный дом» примыкал к саду и, если будет неинтересно, то можно выйти погулять или пойти спать, решил Николай Александрович и открыл дверь в театр.
Пахнуло керосином и угаром от ламп. Швейцар стоял у колонны. Он учтиво принял шляпу, показал рукой направо и сказал:
В буфете под лестницей, напротив арфы. Прошу проследовать.
Николай потянулся в карман за бумажником, но швейцар остановил его.
Паршков чаевых не берет, это каждый в городе знает. Там у входа вас билетер ожидает, проходите, будьте любезны.
Мягкая темно-красная дорожка заглушала шаги и, подойдя к открытой двери, Николай услышал тихие гитарные аккорды. У входа стояла женщина средних лет, она приняла деньги и вручила программку. Николай вошел в небольшой зал. Почти все столики были заняты, он увидел место у окна и направился к нему. За столом сидела молодая пара.
Позволите занять это место? Надеюсь, не помешаю, спросил он у мужчины.
Пожалуйста, ответил тот.
Улыбнувшись девушке, Николай аккуратно сел и придвинул стул. Мгновенно, как из-под земли, перед ним вырос официант в красной рубашке.
Добрый вечер, что будете пить? протараторил он.
Добряков взял паузу, оглядел столы, у большинства гостей в бокалах было вино, посмотрев на соседа, понизив голос, спросил почти шепотом:
Простите, не составите мне компанию? Я человек приезжий, разрешите угостить вас.
Мужчина улыбнулся. Посмотрел на спутницу, она качнула головой и бархатно произнесла:
Пожалуй, это будет мило с вашей стороны.
Прошу, выбирайте, переложил на нее ответственность Николай.
Девушка подняла глаза на официанта и ласково сказала:
Петер Мертес Нахтгольд Бееренауслезе.
Официант растворился.
Альфред, привстал мужчина, рад знакомству. Разрешите представить Луиза.
Луиза протянула руку и улыбнулась.
Очень рад. Николай, представился Добряков.
Вы из губернии? поинтересовалась Луиза.
Я проездом из столицы.
Ого как, удивился Альфред, что в столице?
А что вас интересует? решил смягчить беседу Николай, потому что на языке у него вертелось сказать: «Роскошь и смерть».
В целом. Процветаем?
Вполне умерено. Рост падения не заметен.
Альф, будет, Луиза одернула спутника и засмеялась.
Принесли вина. Официант ловко налил и удалился. На сцену в дальнем углу зала вышел мужчина средних лет. Он опирался на красивую трость не для красоты, он заметно прихрамывал.
Уважаемая публика, привлек он внимание, дамы и господа. Рад представить вам прекраснейшую даму, известную поэтессу, ловца рифм и пленительницу звуков, неподражаемую ЕЕ. Аплодисменты, господа, не жалейте ладошки.
Раздались дружные аплодисменты, Николай тоже похлопал.
Я, ваш любимый импресарио, обещал привезти модного французского шансонье, но простите меня, его пока нет. А есть великолепная и родная ЕЕ. Прошу любить, она исполнит стихи и песни, аккомпанируя себе на гитаре. Ах, красавица. Встречайте, и захлопал в ладоши, пятясь задом со сцены.
Невысокая, стройная девушка с открытыми и восторженными глазками вышла на сцену. Вид ее был романтическим, платье нежного розового цвета в тонкую полоску подчеркивала цвет ее румяных щек, лента в волосах гармонировала с цветом глаз, а улыбка обещала всем любви. Она села на краешек стула, взяла гитару, глянула в зал и начала читать стихи. Это была девчачья ерунда про любовь. Рифм «кровь-морковь» не было, но все остальные чувства она размазала тонким слоем. Добряков терпеть не любил стишков в исполнении томных барышень из учительского института. Пела она слабо, голосок ее был ровным и плоским. От таких песен Николай начинал зевать и злиться на упущенные возможности. Мог бы с удовольствием лежать на диване или пойти на ужин к полицмейстеру на баранью ногу.
Каждые пятнадцать-двадцать минут на сцену поднимались девушка или юноша, говорили, какая великолепная их дорогая ЕЕ, дарили ей цветы и читали стихи.
Одна дама выпорхнула на сцену и в слезах пролепетала:
А я прочту вам самое дорогое для меня:
Jai pleuré au vent dans ma manche
Avant laverse, avant lécho du puits,
Et le vent a soufflé ses mains sur lherbe,
Et la mort a grandi jusquau bord, jusquau sommet,
Franchir la ligne où la lumière séteint
Je suis dans une robe mouillée, jessuie ma morve,
Je grandis, je laisse tomber une tasse, je meurs,
Oublier le vélo dans la cour
Эх, дорогая моя, я счастлива за тебя, и, рыдая, убежала из зала.
Зал много аплодировал, Альфред взял на себя обязанность подливать вино, когда кончалась бутылка, подоспел официант и Николай заказал еще. Альфред капризничал и кривил губы, ему явно не нравилось происходящее на сцене. Луиза умилялась, делала всем глазки. Концерт затянулся, публика не отпускала артистку, она с благодарностью исполнила последнюю песню и удалилась. Николай хотел было уже откланяться и распрощаться с новыми знакомыми, но Луиза удержала его:
Побудьте с нами, Николай, сейчас выйдет ЕЕ, я вас познакомлю.
Благодарю, сказал Добряков и присел от неожиданности. Зачем ему знакомиться с этой поэткой? Он не знал, но еще было не поздно, а вино ударило в голову. Сделало дело кислое вино, настроение было приподнятое, почему бы не познакомиться, решил он и стал ждать. Через несколько минут из боковой двери выскользнула ЕЕ и, пройдя между столиков, подошла к Луизе.
Дорогая моя, ты превосходна, залепетала Луиза.
Ой, да брось ты, Лузик, причитать, не такая я.
А вот познакомься, повернулась Луиза, Николай, он из столицы проездом.
Николай склонил голову и принял руку, протянутую не для поцелуя.
Рад знакомству, сухо представился. Хотел было сказать, как он восхищен и очарован, но промолчал, поняв, что ЕЕ и, правда, не такая.
А не выпить ли нам по бокалу шампанского? предложил Альфред и помахал официанту. Тот вмиг обернулся и появился с ведерком, из которого торчало горлышко бутылки.
Бахнуло шампанское, Альфред сказал витиеватый тост за присутствующих дам, их дар и талант.
ЕЕ откинулась на спинку кресла, обвила взглядом Николая и, оттопырив мизинчик, надменно и наиграно спросила:
Что же привело вас, сударь, из столиц в нашу провинциальную прелесть?
Николай подхватил тон и ответил:
Сударыня, вы так откровенны, что я должен признаться, но долг службы не позволяет открыть вам этот государственный секрет.
Ох-ох, вы состоите на службе у Его Величества?
Позвольте мне многозначительно промолчать и спросить вас. Если, конечно, это уместно.
Спросите, если это не сконфузит Лу, она у нас жеманница. Скажи, Альф.
Альфред понял, что над ним издеваются и поддакнул.
Наша драгоценная Лу может лететь на луну.
Луиза засмеялась и ущипнула Альфреда.
Альф этой шутке уже сто лет? Прекрати.
Но Николай ее не слышал, парировал Альфред.
Спрашивайте, Николай, ЕЕ коснулась Добрякова ногой, и он поперхнулся шампанским, не стесняйтесь.
Я уже и забыл, что хотел спросить, он попытался уйти от ответа, но ЕЕ нападала:
Что же это вы скрываете? Мне интересно, что вы хотели спросить, что вас, столичного чиновника, интересует в моем случае. Не скромничайте, мы все люди прогрессивных взглядов, даже Лу. Я, например, не только песни пою, но и учусь.