Та слушала его, не перебивая, и рассеянно перебирала пальцами накрахмаленную белую салфетку с вышитым на ней золотой нитью девизом ордена бенедиктинцев: «Ora et Labora», что означало «молись и работай». Те же слова были высечены в камне над главными воротам обители.
Как по-твоему, этот сон что-нибудь значит? спросил он.
Она пожала плечами.
Все сны что-нибудь да значат. Но мне кажется, я знаю ответ. В последнее время ты слишком много думаешь о Несси. Я помню, как ты не хотел преображать ее, как до последнего надеялся, что она сумеет выбраться из твоих ловушек. Может быть, ты все еще надеешься?
Но Федерико отмахнулся от ее слов.
Она умерла. На что я могу надеяться?
Ну и что? Я тоже когда-то умерла. Разве тебя это остановило?
Мужчина рассмеялся, чтобы скрыть раздражение. Он уже не рад был, что позволил себе проявить слабость. Приступы тоски время от времени находили на него, и это неизбежно при такой долгой жизни, да еще и сон этот проклятый уже неделю не дает покоя Нервы стали совсем ни к черту! Каталонец мысленно пообещал себе, что закончит работу и попросит у монсеньора пару недель отпуска. Салафия никогда не отказывал своему мастеру в таких приятных мелочах. Так что надо быстренько заарканить эту монахиню и смотаться куда-нибудь подальше от цивилизации в Танзанию или на Мадагаскар.
Ну уж нет, моя Галатея! сказал он, поднимаясь из-за стола и аккуратно складывая салфетку. Моя душа навеки принадлежит тебе. И я ни разу не пожалел о своем решении, между прочим. Ложись без меня. Я поговорю с монсеньором и вернусь. Надеюсь, мы быстро закончим.
Мужчина поцеловал супругу в губы с той же нежностью, с какой делал это на протяжении веков, начиная с их первого семейного завтрака на утро после бракосочетания. Спускаясь в сад, он уже видел в мечтах, как они предаются любви на белом песке частного пляжа где-нибудь в тропиках, и когда вышел на улицу, чувствовал себя гораздо увереннее.
***
Для паломников была открыта совсем небольшая часть территории. Они могли посетить базилику или выйти в ту половину сада, которая предназначалась для мирян. Туда же, где совершали свой ежедневный подвиг сестры ордена Святого Бенедикта, не мог войти никто. Старик ждал Федерико у высокой изгороди, разделявшей два этих мира. Кованая решетка была густо увита виноградом, и все, что скрывалось за ней, должно было оставаться тайной. Однако не было на свете такого места, куда не мог бы проникнуть вездесущий Альберто Салафия. Вот и сейчас, только завидев мастера, он поманил его за собой. Они обогнули изгородь, оказавшись вне поля зрения паломников. Впрочем, те на них особенно и не смотрели: сгрудившись вокруг маленького человечка с тонкими усиками, очевидно, гида, они внимательно слушали, куда им предстоит отправиться завтра.
Иди сюда, смотри, сказал Салафия и легко раздвинул листья вьющегося растения, словно то была театральная кулиса.
Каталонец заглянул в просвет и увидел с десяток женщин. Они в молчании прогуливались между оливковых деревьев. Рощу заливал мягкий свет фонарей, и казалось, их нарочно здесь поставили так много, чтобы бессовестные паломники могли разглядывать Невест Христовых в свое удовольствие. Бенедиктинки носили традиционное монашеское облачение простое, черное, строгое: длинная ряса, скрывающий волосы капор, белая манишка с католическим крестом. «Интересно, невольно подумал Федерико, носят ли они еще грубые власяницы, дабы усмирить греховную плоть?»
Видишь вон ту женщину? спросил монсеньор.
Каталонец взглянул в ту сторону, куда указывал старик, и увидел полную монахиню, которая стояла в густой тени олив, возведя очи к небу, и медленно перебирала четки. Ее губы чуть заметно двигались
Да нет же, не ту толстуху, которая в тайне жует шоколад! нетерпеливо одернул мастера Салафия, проследив за направлением его взгляда.
Разве? Федерико нахмурился и внимательнее вгляделся в лицо женщины. По-моему, она молится, монсеньор.
Ну, я бы на ее месте помолился, чтобы старшие сестры не заметили. Она только что достала из кармана конфету и сунула за щеку, а сегодня постный день. Посмотри, какое благостное выражение на ее лице! Женщина выглядит так только в двух случаях: когда ест сладкое и когда хочет сделать вид, что она тут ни при чем. Нет, я имел в виду вон ту, видишь, которая поправляет капор?
Федерико подошел чуть ближе и тогда, наконец, увидел ее. Женщина стояла к ним боком и аккуратно убирала под платок выбившуюся прядку темных волос. В какой-то момент она, как будто почувствовав на себе чей-то взгляд, повернулась лицом к мужчинам, и каталонец непроизвольно сделал шаг в сторону, хотя монахиня вряд ли увидела бы их в полумраке.
Это она?
Да. Твоя будущая кукла, знакомься.
Симпатичная. Я представлял ее другой, задумчиво произнес Федерико.
И это действительно было так. Сестра Джанна оказалась типичной итальянкой: смуглой, с темными и довольно близко посаженными глазами, чуть вздернутым носом, полными губами и очень заметными скулами. Довольно молодая на вид не старше тридцати. Увидев ее, каталонец заметно расслабился. Он вдруг понял, что его так пугало во всем этом предприятии. Подсознательно он ожидал встретить чистого, невинного ангела, благоухающего святостью, этакую непорочную деву двадцать первого века. Но на ангела сестра Джанна совсем не походила. Даже наоборот, она относилась к тому типу женщин, которых с трудом можно представить в строгом монашеском облачении. Она могла бы быть официанткой в пиццерии, инструктором по йоге, хипстером или волонтером в Замбии кем угодно, но только не монашкой.
Ну что ж, оставим сестер размышлять о Боге на сон грядущий, сказал монсеньор, опуская зеленую завесу. Пойдем-ка присядем.
Они вернулись во дворик перед Домом Паломника. Все уже разошлись, и в окнах постепенно гас свет. Федерико краем уха слышал, что группа выезжает из Пармы на рассвете. Двое мужчин уселись на скамейку.
Сестра Джанна не простая монахиня, заговорил старик после недолгого молчания. В аббатстве она недавно, но уже успела прославить обитель на всю округу. А штука вся в том, что эта молодая синьорина умеет исцелять наложением рук. Она очень рано принесла вечные обеты, всего через год после вступления в орден, и, разумеется, приняли ее с распростертыми объятиями. Как ты понимаешь, ни одна обитель не упустит возможности заполучить в свои ряды избранную: тут тебе и ходячая реклама, и источник дохода. Больше прихожан, больше пожертвований это всем выгодно, и Ватикану в том числе.
Ватикан протянул Федерико, сообразив, в чем тут дело. Так вот почему аббатиса так радушно вас приняла. Вы здесь по поручению Папы, конечно же?
Много лет тому назад, когда мастер согласился сделать для монсеньора самую первую куклу, тот поведал ему трогательную историю о том, как он преданно служил Церкви, но был отлучен из-за скандала, связанного с экзорцизмом. Разумеется, он солгал не было никакого скандала, и никто его не отлучал. Наоборот, во всех мирах, где был распространен католицизм, его уважительно именовали монсеньором, как духовное лицо, носящее почетный титул. Правда, официально, он не был рукоположен, и Федерико так и не смог до конца разобраться в сложных отношениях хозяина с клириками. Сам же он, естественно, не посвящал мастера в такие тонкости и шутливо называл себя «чертовым епископом».
Конечно, улыбнулся Салафия, именно от Папы я и узнал о ней. В Ватикане интересуются, действительно ли эта девушка исцеляет безнадежных Словом Божиим. Тут, как ты понимаешь, могут быть нюансы. Никому не хочется случайно канонизировать ведьму, если до этого вдруг дойдет.