Секунду или две Сьюзен не шевелилась, глядя в ту сторону. Потом посмотрела на меня.
Ты завел собаку, заметила она.
Скорее это он меня завел, поправил я.
Сьюзен кивнула и продолжала рассматривать комнату.
Ты немного поменял обстановку.
Зомби, пояснил я. И оборотни. Тут несколько раз устраивали погром.
Никогда не могла понять, почему ты не переедешь из этой тесной, затхлой норы.
Затхлой? Тесной? Это мой дом. Хочешь чего-нибудь? Колы, пива?
Вода есть?
Конечно. Садись.
Сьюзен молча подошла к одному из кресел у камина и осторожно, напряженно выпрямив спину, присела на краешек. Я налил в стакан воды, добавил льда, захватил себе банку колы и принес все это ей. Потом опустился в соседнее кресло, повернул его так, чтобы мы сидели если не лицом, то хотя бы под углом друг к другу, и открыл свою банку.
Ты правда собираешься оставить Мартина на улице? не без иронии поинтересовалась она.
Еще как собираюсь, невозмутимо ответил я и сделал глоток.
Она кивнула и приложила стакан к губам. Может, даже отпила немного.
Я выждал сколько мог целых две или три секунды и только потом нарушил нелегкую тишину.
Итак, спросил я по возможности небрежнее, что нового?
Ее темные глаза внимательно изучали меня, потом губы сжались чуть сильнее.
Это будет болезненно для нас обоих. Так что давай сразу покончим с этим. Некогда ходить вокруг да около.
Ладно. Наш ребенок? спросил я. Твой и мой?
Да.
Ты в этом уверена?
Лицо ее сделалось бесстрастным.
Никого другого не было, Гарри. Никого с той самой ночи у тебя. И два года до этого тоже никого.
Если она и лгала, это никак не проявлялось. Некоторое время я переваривал услышанное, потягивая колу.
Мне казалось, это из тех вещей, которые мне можно было бы и сообщить.
Я произнес это значительно спокойнее, чем полагал возможным. Не знаю, правда, что отображалось при этом у меня на лице. Но загорелая кожа Сьюзен побледнела на несколько оттенков.
Гарри, тихо сказала она. Я понимаю, ты наверняка сердишься.
Когда я сержусь, я испепеляю все направо и налево и крушу дома, возразил я. А сейчас эта стадия давно позади.
Ты имеешь полное право сердиться на меня, вздохнула она. Но я поступала так, как, мне казалось, лучше для нее. И для тебя тоже.
Клокотавший у меня в груди ураган усилился. Но я заставил себя сидеть неподвижно, дыша медленно и ровно.
Я слушаю.
Она кивнула и помолчала, собираясь с мыслями.
Ты ведь не знаешь, как там обстоит дело. В Центральной Америке и дальше на юг, вплоть до Бразилии. Есть причина, по которой многие из этих стран влачат жалкое существование в состоянии, близком к анархии.
Красная Коллегия, кивнул я. Знаю.
Ты знаешь, но абстрактно. Никто из Белого Совета там не жил. Не видел, что происходит с людьми, которыми правят Красные. Она поежилась и зябко сложила руки на животе. Это кошмар. И им не противостоит никто, кроме Братства и еще нескольких почти нищих представителей церкви.
Братство святого Жиля представляло собой собрание изгоев сверхъестественного мира, многие из которых, как и Сьюзен, наполовину обратились в вампиров. Они ненавидели Красную Коллегию жаркой ненавистью и делали все, что в их силах, чтобы при малейшей возможности противостоять вампирам. Они действовали боевыми ячейками, выбирали цели, натаскивали рекрутов, закладывали бомбы и финансировали все эти операции с помощью сотен полулегальных фирм. В общем, настоящие террористы: умные, стремительные и жестокие. Такими им приходилось быть.
Знаешь, а ведь в остальном мире тоже не Диснейленд, негромко сказал я. Я тоже всяких кошмаров насмотрелся за время войны. И не только.
Я не пытаюсь принизить того, что делает Совет, возразила она. Я просто пытаюсь объяснить, с чем мне приходилось тогда иметь дело. Отряды Братства редко ночуют в одном месте дважды. Мы все время в пути. Постоянно затеваем что-нибудь или убегаем от чего-то. В таком мире нет места ребенку.
Если не считать того, у кого есть дом и постоянный доход, кто способен дать ей кров, заметил я.
Взгляд у Сьюзен сделался жестче.
Сколько людей из твоего окружения погибло, а, Гарри? А сколько ранено? Она запустила пальцы в волосы. Ради бога. Ты сам только что сказал, что твой дом подвергался нападению. Скажи, тебе было бы легче, если бы у тебя на руках оказался еще и младенец, требующий ухода?
Боюсь, этого мы уже не узнаем, ответил я.
Я понимаю. Голос ее вдруг зазвенел от напряжения. Господи, неужели ты думаешь, я сама не хотела стать частью ее жизни? Я реву каждый раз перед сном если вообще могу уснуть. Но, в конце концов, я не могла предложить ей ничего, кроме жизни в бегах. А ты ничего, кроме жизни в осаде.
Я молча смотрел на нее.
Мне было нечего возразить.
Поэтому я сделала единственное, что могла сделать, продолжала она. Нашла для нее дом. Вдали от войны. Где она могла бы нормально жить. Где ее любили.
Но мне про это не сказала.
Если бы Красная Коллегия узнала про мою дочь, они использовали бы ее против меня. Либо для шантажа, либо просто из мести. Чем меньше людей знало бы о ее существовании, тем меньше ей грозило бы. Я не говорила тебе о ней, хоть и понимала, что это неправильно. Хоть и понимала, что тебя это приведет в бешенство еще и из-за твоего собственного детства. Она подалась вперед, и глаза ее горели почти тем же жаром, что и слова, которые она произносила. И я совершила бы вещи в тысячу раз худшие, если бы это могло лучше ее защитить.
Я отхлебнул еще немного колы.
Итак, сказал я, ты скрывала ее от меня, чтобы ей меньше грозило. И ты отослала ее на воспитание к чужим людям, чтобы ей меньше грозило. Буря во мне разгоралась все сильнее, начиная прорываться в голос. И как, помогло?
Глаза у Сьюзен вспыхнули. На коже начали проступать красные завитки, похожие на татуировку, только выполненную исчезающими чернилами: у Братства это служит подобием индикатора настроения. Завитки покрывали у нее пол-лица и шею.
Братство шантажируют, произнесла она резко. Графиня Арианна из Красной Коллегии каким-то образом узнала о ней и захватила ее. Тебе знакомо это имя?
Угу, буркнул я, стараясь не обращать внимания на то, как похолодела во мне кровь при упоминании этого имени. Вдова графа Ортеги. Она поклялась отомстить мне помнится, однажды даже пыталась купить меня на eBay.
Сьюзен изумленно моргнула:
Как это?.. Хотя ладно, не бери в голову. Наши информаторы в Коллегии говорят, она задумала для Мэгги что-то особенное. Нам необходимо вернуть ее.
Я сделал еще один медленный вдох и на мгновение закрыл глаза.
Мэгги, говоришь?
В память о твоей матери, прошептала Сьюзен. Маргарет-Анжелика. Я услышал, как она роется в кармане. Вот.
Я открыл глаза и увидел маленькую, чуть больше паспортной, фотографию темноглазой девочки лет пяти. В розовом платье, с фиолетовыми лентами в темных волосах. Девочка смотрела с широкой, заразительной улыбкой. Какая-то спокойная, отстраненная часть меня запомнила это лицо на случай, если мне понадобится узнать его. Остальная часть старалась не вглядываться в него и думать об изображении как о простом, ничего особенного не означающем сочетании бумаги и принтерных чернил.
Это двухлетней давности, тихо пояснила Сьюзен. Более поздних у меня нет. Она прикусила губу и протянула фотографию мне.
Оставь себе, так же тихо сказал я.
Она убрала фотографию. Красные знаки на коже бледнели.
Я устало потер глаза.
Ладно, сказал я. Нам пока придется забыть о твоем решении удалить меня из ее жизни. Потому что собачиться сейчас из-за этого нет смысла, а единственный шанс на ее спасение если мы будем действовать вместе. Договорились?
Сьюзен кивнула.
Следующие слова я процедил сквозь зубы:
Но я ничего не забыл. И не забуду. Потом рассчитаемся. Ты поняла?