А стрельба-то в городе была кажну ночь! Да и днём на улицу лучше не суйся. Не убьют, так ограбят и снасильничают! нарушила возникшую паузу, прижав руки к груди и округлив глаза, хозяйка.
Вот тады-то я и решился, продолжил Иннокентий и положил руку жене на плечо. Раз царя-батюшки нету, а кругом полный разор, то какого хрена в гарнизоне сидмя сидеть. С Фимой-то мы уже знакомши были, работала в подёнках, из родни у её седьма вода на киселе. Ну и рванули по Расее-матушке к нам домой. Эхма как это только изо всех передряг поизвернулись! Почти три месяца добирались
А туточки тоже уже вовсю шла кутерьма! поджала губы Пластова. Флагами машут, на митингах горло дерут. А сами всё больше по сторонам глазами зыркают у кого добро растрясти. То нас красные партизаны дербанили, то семёновцы со своими реквизициями, а потом и вовсе В кулачьё нас записали. Ну и раскулачили! Раскинув руки, обвела горницу.
Значит, говоришь, крепкое хозяйство до семнадцатого года было? спросил, пристально глядя на хозяина, «Семён».
Было да сплыло, угрюмо отозвался Иннокентий. Ладноть, чего теперь Давайте лучше ещё по чарочке.
После застолья, раскрасневшийся от трапезы и чаю, «Семён» прошёлся по горнице, остановился у висевшей на стене деревянной рамы с фотографиями под стеклом.
А вот этот мне знаком, ткнул пальцем в одно из лиц. Кто будет?
А, этот подошёл к фотографиям хозяин. Так, дружок мой и сродственник, Гошка Колычев. Евошный старший брательник на моей двоюродной тётке женат. Оне в Старой Куке живут, а Гошка тута прижился после демобилизации.
Где служил? Подрывное дело знает?
Насколь знаю, он сказывал, в Дальневосточной кавбригаде служивал, оттудова демобилизовался, а где до того этого не ведаю. Но, видимо, и впрямь знакомец ваш, коли вы про подрывное дело упомянули. Этому он обучен. Собирался даже на работу устроиться на Черновские копи, как раз подрывником. А вы с ним где
Вот как раз по кавбригаде и помню, оборвал вопрос хозяина гость. Обернулся к Охотину, продолжающему схлёбывать чай с блюдца, удерживаемого на растопыренных пальцах:
А не пора ли нам в дорожку, Алексей Андреевич? Уж совсем ночь на дворе, а нам ещё до Домна-Ключей добраться надо.
Да-да, засуетился Охотин, отставляя блюдце и отрыгивая. Пластову пояснил: Собирались там у знакомого кроликов прикупить, да я ещё в Старой Куке винцом разжиться намериваюсь.
У Клавки, что ли? насмешливо спросил Пластов. Эта лярва-шинкарка тока бодяжить и умеет! Лучшее загляните к моей тётке Марии.
Та нет есть у меня знакомец старокукинский Ну, хозяюшка, благодарствуем за угощение, хлеб да соль вам. Иннокентий, обратился уже к хозяину, ты это Проводи нас, заодно и покурим на дворе, чтоб ребятню в избе не травить. Как они у тебя?
Малому восьмой месяц пошёл. Чево ему! Насосался из мамкиной титьки молока и вона посапывает, кивнул на занавеску в спаленку Иннокентий, а Володька уже мужик, семь годков. Сёдня у Василия, у дядьки, гужуется, там таких, как он, парочка гусь да гагарочка! Засмеялся, глаза блеснули радостью. Помощники подрастают, мужики!
Втроём вышли во двор, под высокое ясное небо, усыпанное крупными забайкальскими звёздами. С берега Ингоды ощутимо тянуло влажной стылостью.
Иннокентий полез было за кисетом, но «Семён» остановил, протянул коробку папирос. Достал папиросную пачку и Охотин.
Богато живёте, усмехнулся Пластов, закуривая. Так, понимаю, не настоль и мимоходом проезжали Разговор какой-то ко мне имеется?
Имеется, ответил Охотин и продолжил вполголоса: Мы тут, Кеша, не по кроликам. Стоит за нами серьёзная организация, и ведём мы подготовку к восстанию. Чо ты застыл? Глаза-то разуй! Наслышан небось, что ноне повсюду творится? Заполыхало, Иннокентий, заполыхало! Дождались! И не только у нас, в Бурятии тоже народ поднялся.
Да слышали о бузе Только, по моему разумению, нонешнюю власть этаким макаром не свернуть. Крепко угнездилась.
Ты всего размаха не видишь. Карымский район весь под восставшими, Нерчинский, по Акшинскому тракту волна пошла, Бичура, Малета. А мы в Чите серьёзный монархический центр создали
За Бога, царя и Отечество, стало быть?
Именно так! А что, тебе плохо жилось при царе-батюшке? Сам же за столом обмолвился. Крепкое хозяйство имел, а нынче в босяки тебя Совдепия обратила.
А как вообще настроения у ваших сельчан? подал голос, озирая двор, «Семён». Что говорят по поводу волнений, действий властей?
Да ничего особливо не говорят, с раздражением отозвался Пластов. На власть, конешно, бурчат давит налогами, да только плетью обуха
Если мы все будем так думать, веско бросил «Семён», тогда да, обух обухом и останется. Но вот плёточка казачья на многое способна.
А где они, казачки ваши? За кордоном гужуют. На что тока и способны, как наскок сделать, пальнуть да грабануть деревеньку подле границы.
Это не те казаки, которые серьёзная сила. Серьёзная сила имеется и ждёт своего часа, уж поверьте мне, я знаю.
Ну так ты как, Иннокентий? тронул Пластова за рукав Охотин, пытливо заглядывая в глаза. В лунном свете лицо его показалось Иннокентию неживым, мертвенной маской, даже мураши по спине пробежали.
Подумаем отозвался неопределённо.
Охотин понял по-своему суетливо вытащил из-за пазухи пухлый кошель, порылся в нём и протянул Иннокентию бумажный лоскут.
У нас в организации существуют пароли, по ним мы своих людей знаем. Вот возьми. Возможно, к тебе приедет человек от нас с такой же бумажкой. Если рваные края сойдутся свой человек, можешь ему доверять. Но скорее я приеду. Кстати, если после Пасхи приеду, а тебя дома не будет, к кому ещё посоветуешь обратиться?
Ну, не знаю Так это К Гошке Колычеву заглядывай, он завсегда знает, где я, да и вообще мы с ним
Ладно, припозднились мы у тебя, прощевай.
Когда стук колёс двуколки гостей стих в темноте, Пластов вернулся в дом, покрутил в пальцах бумажку-пароль и, приоткрыв печную дверцу, без жалости бросил в огонь.
После Пасхи Охотин так и не появился. Но разговор с ним не шёл у Пластова из головы. Покумекав так и эдак, отправился к своему дружку-родственнику.
Вот такое дело, Гоха, завершил Пластов пересказ былого разговора с Охотиным и незнакомцем «Семёном».
Это ты правильно ту бумажку в печку сунул, Кеша, помолчав, выговорил Колычев. Наше дело сторона. С этимя типчиками наши головы напервой подставятся. Да и сам знаешь: паны дерутся у холопов чубы трещат. Тут, Кеша, само лучшее в сторонке побыть. Вот куда кривая вывезет, тогда и кумекать будем. Да только оне не одолеют. Вона кака война отгромыхала, такая силища красных давила и чё? Беляки, почитай, уж десяток лет зубами скрежещут из-за кордона вот и всё, на что способны. А большевики на коне! Конешно, всяко быват, но наше дело сторона.
А этот Семён, как я его обрисовал, тебе знаком? Сказал, что по кавбригаде тебя знает.
Офицерик-то? хмыкнул Колычев и тут же сурово глянул на Иннокентия. Темнит он В кавбригаде я подрывным делом не занимался. Я там больше на кузне, по ремонту лошадей. Да Колычев пытливо уставился на Пластова. Бог не выдаст свинья не съест. Не менжуйся, братка: появится Охотин или кто там ещё от него не принимай их. Откажись и весь сказ. Сами пущай колобродят! И Гоха решительно пристукнул кулаком по столешнице.
Но после ухода Иннокентия куда вся уверенность у Колычева подевалась. Не шёл из головы этот самый «Семён» офицерского обличья. Определённо одно: незнакомый Кешкин гость из прошлого. В подрывниках-то Колычев в колчаковском войске служил. Хорошо, вовремя переметнулся на другую сторону, а то бы тоже смердел в какой-нибудь яме или жрали бы ангарские рыбы, как доблестного адмирала, которого, по слухам, на льду расстреляли да в прорубь и сунули. Был Верховный правитель да и вышел в одночасье. А уж что говорить про нынешних башибузуков Прижмут их всех к ногтю и передавят, как клопов. Вот только оказаться под этим ногтем заодно со всей этой белой костью радости мало да и вовсе никакой нет