-Не на турбазу? Не в санаторий? переспросил Малович.
Да говорю же в лес, бабушка обиделась и отвернулась. Я пока в своём уме. Мы трое и обсудили мужика, да, девочки? Мол, ладно бы с девахой пошел в бор, а то сам-один, да ишшо с портфелем. Чего ему там с портфелем делать? В портфеле же книжки носят. Не поедет человек за двадцать километров в лесу читать этого ну
Толстого, вспомнила великого писателя вторая бабуля.
Не поедет, подтвердил Александр Павлович. А там что есть, в той стороне?
Так озеро же. Лодочная станция для отдыхающих. Платишь рупь, лодку берёшь и хоть весь день катайся, вёслами размахивай. А на тот берег переплывёшь так там густой лес вообще. Кто выпить любит на природе неделями в том лесу живут. Понастроили шалашей и спят в них ночью, а днём пьют, рыбачат, костры палят, уху варят и рыбку жарят. Тут озеро рыбное, бабуля даже губами причмокнула. Скусная тут рыбка. Чебак, золотой карасик. Дед мой на ближнем бережке ловит по субботам.
А сразу на ту сторону озера отсюда я пройду? Ну, туда, где шалаши?
Да запросто, подключилась третья. Вон туда шлёпай. Будет щит стоять «Берегите лес от пожара». После него дорожку увидишь, тропинку. По ней или пёхом, или только на мотоцикле. Узкая тропка-то. Вот она выводит на шалаши. Их там штук двадцать. Какие по над берегом. А какие прямо в лесу. Да найдешь, не сумлевайся. Весной там пока навряд ли кто жить будет. Ну, а леший их знает. Может, кого жена выгнала, так в шалаше переждать пока она утихомирится самое то. Взял бутылки три-четыре и отдыхай. От водки вред, конечно, но тепло. И весной не замёрзнешь ночью.
Малович ещё минут пять вежливо постоял возле говорливых старушек, попрощался, поблагодарил и пошел к той тропинке. Она аккуратно огибала сосны, сухая хвоя под ногами охала, ломаясь, а на верхних ветках деревьев гудели, пищали и ворчали разные птицы. Кто-то отчаянно матерился на берегу. Рыбак, конечно. Сорвался, видать, карась.
Наконец сквозь щели между стволами стали проглядываться шалаши. Как раз такие, в которых с милым натуральный рай. Добротно вколоченные наискось основы из стволиков толщиной в руку, а поверх сосновые лапы-ветки. Очень плотно прилаженные и утрамбованные. Ливень эту накидку не прошибёт. Шалашей было больше, чем думали бабушки на остановке. Ну, штук пятьдесят, не меньше. Капитан Малович замаялся ходить от одного к другому. Они же не в ряд стояли, а, наоборот, вразнобой. Чтоб отдыхающие сами себе не мешали и чужих разговоров не слышали.
Сел Александр Павлович возле одного из них, снял с пояса фляжку, глотнул холодной воды и на лицо брызнул. Устал слегка. Вчера хоть немного, но пил-таки за свои тридцать три года. Сидел он, осматривался и вдруг метров за двадцать от себя увидел торчащую подошву ботинка. Размер обуви примерно сорок пятый. Тихо подошел, глянул внутрь. На хвойном настиле лежал огромный мужик. На лицо он уложил портфель, руки сунул под голову и храпел.
Ничего себе нервы у дядьки, ухмыльнулся Александр Павлович. Пырнул пером человека, живой он или помер не знает, но спокойно спит. Чего ж он с такими как канаты нервами за нож схватился? Да, мля! Жизнь не перестаёт удивлять.
Малович отвел назад ногу и влупил ботинком по подошве. Мужик убрал портфель, увидел милиционера, вскочил, как пружиной подброшенный, и снёс Маловича, да плечом правую сторону шалаша выбил. Бежал он быстро, но не долго. Мастер спорта по лёгкой Шура Малович метров через двадцать его догнал и аккуратно толкнул в спину, после чего мужик весом килограммов под сто тридцать влетел лбом в сосну и рухнул так тяжело, что хвойный наст взлетел на метр вверх, засыпал быстро отрубившегося беглеца полностью и по пояс милиционера.
Малович посидел минуты две рядом, потом достал наручники, подтянул на поясницу руки и «браслеты» защёлкнул. Ещё минут через десять мужик оклемался от лобового столкновения с толстой сосной и перевернулся на спину, с удивлением разглядывая человека в милицейской форме.
Ты Иванов? спросил Малович тихо. С «Большевички»?
Русанов живой? спросил Иванов с нетвёрдой надеждой. Глаза его были печальны. Губы дрожали. Я ничего не помню. Бред! Не помню, что его резал. Как в столовой ножик схватил помню. Побежал в кабинет тоже помню. И вроде кинулся на эту сволочь. Значит, воткнул ножик?
Воткнул, кивнул Александр Павлович. Теперь надо ехать и разбираться. Если выясним что ты был не в себе, в состоянии аффекта, и имел к Русанову личную неприязнь, то пойдёшь в «четвёрку» на год. Или условно осудят. А если хотел таким образом свои махинации прикрыть, которые Русанову известны, то лет семь корячится тебе. Ну, если заместитель выжил. А если нет, то
Мля! Иванов закатил глаза, поднял лицо к небу, кусками проглядывающему сквозь сосновые верхушки. Он меня, сучара, наказал на крупную сумму подлогом документов. Думаю, разберутся. Лишь бы он, тварь, выжил. Можно вопрос?
Да хоть три, улыбнулся капитан.
Вы как меня нашли? Иванов собрался с силами и сел, упираясь сзади руками в землю. Никаких улик. Я даже ножик с собой забрал. Хотя у вас моих отпечатков нет, чтобы сравнивать. И ж тихий вообще-то. А мы, понимаешь, с женой хотели кооперативную квартиру купить. Дочь в совхозе с мужем живёт. А мы в халупе пятьдесят первого года рождения. Саманный дом на краю города. Сыплется всё. Ремонт бесполезно делать. Собираем деньги, копим, занимаем. Немного осталось. И тут на горб тридцать восемь тысяч недостачи. Или выплачивай, или в тюрьму. Но я, мля, гроша не стырил за всю жизнь чужого. Государственного тем более. Но как ты, капитан, меня вычислил? Я даже таксисту переплатил с просьбой не говорить, что здоровенного мужика в замшевой куртке видел. Не то, что не вёз сюда, а вообще не видел. Он обещал.
Ты ж вон какой большой, улыбнулся Малович. Тебя отовсюду видно. Лады, пошли на турбазу. Там у меня мотоцикл. В коляску влезешь?
Да ездил с зятем, сказал Иванов. Втиснусь.
В городе Александр сдал Иванова следователю, оформил очередное задержание у дежурного и пошел к командиру. Полковник Лысенко вяло проводил планёрку с личным составом «угро».
Иванов у следователя, доложил Малович.
Поймал! обрадовался полковник. Ну и здорово. Где нашел?
Да в лесу. Недалеко от города. Где санаторий «Сосновый бор».
Он тебе, Шурка, записку на складе оставил, где будет ховаться? громко засмеялся капитан Голобородько. Три часа прошло всего. Вот же, блин, ищейка.
Нас урки звали да и зовут «волчинами позорными», улыбался довольный полковник Лысенко. А ты, Саша, точно волк. «Волчина позорный». Урки нас так кличут когда обижаются, что мы их поймали. Так вот ты волк. Зверь. У тебя нюх как у волка или легавой собаки. Меня вот даже генерал спрашивал. Как, говорит, твой Малович их всех вычисляет и просчитывает? Это ж не нормально пятьсот с хвостом задержаний в одиночку и сотня с его дружком Тихоновым. То он сам на сам банду берёт с пятью волынами да перьями. А ловит их всегда без оружия. То вообще без улик и наводок в таком месте преступника найдёт и прихлопнет, в какое разбойник сам не помнит, как попал.
Засмущался Александр Павлович, сел в углу на стул и голову опустил.
Вот больше говорить не о чем, буркнул он себе под нос. Ну, не знаю я. Кто-то изнутри подсказывает, а кто почём знать? Вот попаду в больницу, там начнут на аппаратах проверять, может и найдут того, кто подсказывает.
С чем ты в больничку попадешь? С диагнозом «сегодня не обедал»? пошутил Лысенко и весь состав уголовного розыска так развеселился, будто
полковник вспомнил свежий и очень остроумный анекдот.
Планёрка закончилась, все разошлись, а Маловича полковник оставил.
Шура, начал он нежно. Ты не устал, нет? Пашешь как бобик.
Да кто пашет? Малович хмыкнул. Вон трактористы сейчас на посевной это да. А мне охальники эти сами в руки идут. Не устал я, Сергей Ефимыч.