Это лишь малая часть, самое интересное. То, что захотел себе оставить. То, что регулярно перечитываю. Одноразовое же я отношу в парк. Видел, там есть специальный стеллаж, где любой желающий может взять понравившуюся книгу, взамен оставив свою?
Видел. Обычно он пустой, поскольку жадность людей берет над ними верх. Будь в парке стеллаж с Цезием-137, он бы тоже пустовал.
Точняк.
Чем будем заниматься? спросил я, когда перелистал все его книги.
Налаживать твою жизнь, Илюха. Курямбия лучшее для этого место. Она раскрепощает, она вдохновляет, она помогает познать глубину твоего сознания, твоей души.
Миллионами писек? пошутил я.
Вот такой Илья мне нравится больше! А не тот угрюмый долбодил, пекущийся по девчонке и не понимающий, что с ней делать. «Долбодил» еще одно слово настоящего мужчины. Я запомнил его. Если тебя смущают письки, не обращай на них внимание обращай внимание на свою.
О чем ты?
Своим друзьям по поводу девочек Ванька всегда говорит: «Если не понимаешь, любишь щелку или нет, если мозг отказывается думать и трезво оценивать ситуацию, если сердце молчит, ТО»
То? зачарованный, с открытым ртом, горящими глазами переспросил я и опомнился. «Любишь щелку?» Ты считаешь, я люблю ее? Люблю, да?
Это я и хочу выяснить, коли ты сам этого не понимаешь.
От нее просто исходит мань!
Ага Говнань! передразнил он. « если сердце молчит, то следуй зову, опирайся как на единственно верный маршрут, который тебе показывает твой член, как зафиксированная в строго одном положении стрелка компаса». Это говорит брат. Понимаешь?
Нет. Я заглянул в трусы. Сейчас она указывает вниз.
Все верно. Вниз. А теперь вспомни тот первый раз, когда ты повстречал Вику.
Помню как сейчас.
Куда показывала стрелка?
Я не обращал внимания.
Плохо. Витка цокнул губами и плюнул.
А куда должна указывать?
По идее, на нее. Хорошо ладно так надо подумать Да! Точно! Закрой глаза и представь ее!
Ну? произнес я уже закрытыми глазами.
Что-нибудь чувствуешь?
Ты напердел?
Он рассмеялся и похвалил меня за мой настрой. Продолжил:
В трусах изменения есть?
Все по-старому, ответил я, посмотрев на заклинившую в одном положении «стрелку компаса».
Все понятно. Пока что все ведет к тому, что ты влюблен в нее. Но для чистоты эксперимента нужно проверить точность измерительного прибора и в целом его работоспособность.
Как это?
Он не ответил. Оставил меня наедине с самим собой в его картонном царстве, удалившись в темную пустоту подвала. Времени у меня было с лихвой, но вот звонка от родителей можно было ожидать в любую минуту.
Витя вернулся. В руках у него было что-то вроде кирпича, обернутого черным пластиковым пакетом и несколькими слоями липкой ленты. В первые секунды показалось, что в его руках сверток, набитый наркотиками, травой. Похожие свертки я видал в новостях по телевизору. Он положил сверток рядом со мной, заглянул в глаза так глубоко, словно хотел увидеть душу.
Что это? спросил я.
Естественно, он ничего не ответил, лишь важной походкой подошел к ящикам из-под овощей и фруктов и, разбираясь в своем упорядоченном хламе, вынул пенал, из пенала канцелярский нож красного цвета. Легким движением пальца блестящее, острое, как бритва, лезвие с характерным треском выдвинулось из рукоятки. Витя сел рядом, положил сверток на колени и демонстративно, будто под десятками видеокамер, аккуратно вонзил острие в сверток и разрезал пластиковый кокон пополам. Раскрыл упаковку и, как из раковины моллюска, словно жемчужину, вынул фотоальбом со своеобразной мозаикой Пенроуза и «ВНИМАНИЕ» на обложке.
Ты, я так понял, их рисуешь везде? Я протянул руки к альбому.
Эти рисовал не я Ванька. Это его альбом.
Он передал мне его, а я раскрыл.
Трудно говорить об этом, но на первой же странице я увидел голую тетку, позирующую на камеру. Перелистнул страницу и увидел то же самое, только тетка была другая. Я не понимал, для чего Витька показал, открыл доступ к этому альбому, пока в трусах не почувствовал некоего щекотания. Заглянул в трусы, там что-то менялось. Я листал альбом и не мог от него оторваться. Там было все: титьки, жопы, письки. Они забавляли меня, и, похоже, прибору в штанах нравилось содержимое фотографий. Я снова заглянул в трусы: «стрелка компаса», как и говорил Витька, указывала точно на фотоальбом в моих руках. Строго по диагонали вверх.
Я люблю всех этих женщин? испуганно спросил я Витю. Я же их даже не знаю!
Не женщин девушек. Это во-первых. А во-вторых, эти снимки для проверки твоего КИПа, а не проверка на любовь. Теперь мы знаем, что он исправен.
Что это дает?
Представь, что на снимках Вика замени лицо одной любой из барышень.
Глаза сами закрылись. Как самый лучший фоторедактор, работающий на самом мощном суперкомпьютере, я в уме вырезал лицо Вики из поста в соцсети и наложил его на девушку, более подходящую по телосложению.
В паху загудело, мышца начала сокращаться.
Я терпел.
Витька почти смеялся надо мной.
Очки запотели, капли пота, что текли по лбу, попадали в глаза, лицо покраснело.
Я хотел остановить это, очень срочно остановить, пока КИП в моих трусах не лопнул Но не мог. Отредактированное фото не выходило из головы, и только усугубляло ситуацию. Начались конвульсии. Думал, потеряю сознание.
Останови, останови, останови, мычал я снова и снова.
Витька приблизился. Пнул промеж ног. Боль удвоилась. Согнувшись пополам, я упал на картонный пол. Если бы мог говорить, обматерил его заученными словами. Хорошо, что не мог Я едва дышал.
Извини, Илья. Он затащил меня на кровать. Сделать искусственное дыхание?
Думал, не стерплю. Будто тысяча демонов, живущих в животе чуть ниже пупка, вцепились когтями в нутро и выворачивали наизнанку. Стены, пол и потолок с единственной лампочкой сдавливали. Витька взял самую тонкую и одновременно самую большую книгу из своей библиотеки и, как веером, обдул мое лицо.
Стало чуть лучше. Я перестал задыхаться. Через пару минут боль ушла, остался только неприятный осадок влажная теплота в трусах. Об этом я Витьке говорить не стал, не нужно ему было знать, что я испражнился в штаны. Но, Профессор, то была не моча! Я не обоссался! Дома трусы были уже сухие, желтых разводов на них не было, да и мочой не пахло! Знай это!
Ты жив? Витька наблюдал за мной сверху. Может, это был не первый его вопрос, может, он общался со мной, но я не слышал.
Вроде Я ощупал себя и дотронулся до бугорка между ног. АЙ! ОН БОЛИТ!
Не переживай. Пройдет, успокоил он, но тревога осталась во мне.
Откуда знаешь?
Знаю. Теперь подымай задницу. Я наблюдал за тобой со стороны, и знаешь, что я теперь думаю?
Ну?
Вика для тебя действительно что-то да значит.
И что ты собираешься делать? Я-таки поднялся на ноги. Трусы сжимали, терли, сковывали движения, вызывали дискомфорт.
Я? Он усмехнулся. Это, как говорится, не моя война. А вот ты сейчас, пока не поздно, достанешь свой никчемный телефон и позвонишь туда, куда до сих пор не решался.
Ты чего? Нет. Нет! НЕТ!
Не ори! Соседи сверху услышат, и Курямбии нам больше не видать. Доставай телефон!
Витя, я
Либо это сделаешь ты, либо это сделаю я. Это не моя война, поэтому я могу позволить себе наговорить такого, что до Вики тебе будет, как до Берлина раком. Получается, выбор у тебя есть и, по-моему, очевидный.
Нет.
Я побежал из Курямбии и уже через несколько метров упал в темноте. Услышал Витькин смех за спиной:
Илья, это в твоих же интересах. Пока ты не позвонишь, пути на волю тебе не видать.
Без тебя справлюсь! У меня фонарик в телефоне!
В этом? Он подразнил меня тусклым экраном моего телефона в своей руке.
Подонок!
Потом еще спасибо скажешь.
Мы вернулись в освещенное помещение. Витька не дал мне в руки телефон, но позволил набрать ее номер.
Только без глупостей, Илья. И включи громкую связь.