Там неплохой жилой комплекс и площадки там действительно отменные, подтвердил папа мои слова, словно и сам со своими знакомыми завсегдатаи той площадки. Наверное, он из благополучной семьи?
Наверное. О том, что Витька живет с братом, а своих родителей в последний раз видел валяющимися в собственной отрыжке, решил утаить. Можно? Пожалуйста! У него игровая приставка
Так ты уже был у него в гостях? спросила мама.
Нет. Он рассказывал, что играет с братом в игры.
Сынок, а не будет так, как в прошлый раз, когда ты очень поздно вернулся домой? Когда мы от паники чуть не умерли.
Мам, пап посмотрел я на них щенячьими глазами. Тогда я не предупреждал, в этот раз отпрашиваюсь. Тогда у меня не было телефона, сейчас он есть. Можете звонить мне хоть каждые десять минут.
Даже не знаю. Папа перевел взгляд на маму. Что скажешь, дорогая?
Ты молодец, упрекнула она его, переложил ответственность на мои плечи.
Ну я это Папа уставился в газету, делая вид, что нашел в ней не дурацкую новость о городе, а координаты клада. Он часто так делает. Точно так же с газетой в руках, он помогает Поле делать домашние задания.
Мама задумалась. Она смотрела мне в глаза, и в ее зрачках я видел, что она ищет самые удобные слова для отказа. Она не моргала. Я не моргал. Меня начинал нервировать ее взгляд. Не знаю, слышали ли родители, но, клянусь, я не только вновь слышал твою вибрацию внутри замкнутого пространства, но и видел, как ты дрожишь, пытаясь скинуть с себя стопку захламленных тетрадей. Я видел: ты переживал за меня, пытался помочь, посылал энергетические импульсы, нагревающие кровь в моих венах, сокращающие мышцы. Я видел твои отражение в глазах мамы. И ты шептал мне: «Возьми отвертку из ящика с инструментами. Он на балконе».
ЗРЯ НЕ ВЗЯЛ
Илья, Илюша, сынок, начала мама. После ее слов меня зазнобило. Мне хотелось поскорее убежать в комнату, лечь с тобой под одеяло и согреться, прижимаясь грудью к твоим теплым страничкам. Я даже сделал шаг. Даже слезы начали наворачиваться, а очки запотевать. Ты же звал меня? Я не пришел, потому что услышал продолжение: милый, в твоем возрасте у меня уже было полно подружек, и я была в гостях у каждой. И каждая в гостях у меня, поэтому У меня затряслись ноги, кулаки сжались, а в голове был только твой голос: «Возьми отвертку и займись делом». И я пошел за отверткой, чтобы заняться делом, ты можешь сходить к Вите. Ты почти взрослый, у тебя даже телефон есть. Думаю, не произойдет ничего страшного. Повеселись от души, Илюша.
Я остановился у балконной двери. Прирос к полу.
Что? «Я не ослышался?»
Что? Папа высунул нос из-за газеты.
Побегай к своему другу, он тебя, наверное, уже заждался, потерял. Только только будь на связи, сына.
Спасибо, мамуля! Позабыв об отверточных делах, я обнял маму за ногу.
Через пятнадцать минут я уже был на площадке. Мама была права: Витя заждался меня у песочницы. Квадратный песчаный холст был изрисован тысячей маленьких писек из двух кругов и одного овала. Похожую иллюстрацию я видел в женском туалете. Рисунок Витьки напомнил мне о Вике. Импульсы начали исходить из телефона, мертвым грузом валяющегося в кармане.
Красиво. Мне правда понравилось. Рисунок его был похож на мозаику Пенроуза.
Знаю. Часто практикуюсь. Ты чего так долго?
Хорошо, что вообще пришел.
Не отпускали?
Ага.
Понятно. Меня брат всегда отпускает хотя я у него и не отпрашиваюсь даже.
Везет тебе.
Ты принес, что я велел?
Его вопрос ошарашил меня. В тот момент я подумал, что память впервые в жизни подвела меня, что я впервые в жизни что-то позабыл. Я зарылся в информацию в своей голове и разгребал ее. Нашел только одно: он просил принести ему увеличительное стекло, и я его приносил ему еще на прошлую нашу с ним встречу. И я произнес:
Витька, хоть убей, я не помню, что ты велел
Потому что ничего не надо! Он хохотнул. Это я так, чтоб ты не расслаблялся!
Блин тебя!
Готов ли ты, Илюха, посетить самое крутое место на районе? В городе! Нет во всем мире! Ты готов? Готов-готов-готов?
Для чего я иначе, по-твоему, сюда приперся?
Тогда не отставай!
Мы вышли с площадки, и Витя ускорил шаг. Не сбавляя темпа, он вел меня закоулками и дворами разноэтажных, разноцветных домов, у каждого из которых было свое название. Все те названия им дал его брат и передал Вите, а он в свою очередь передал свои знания мне.
Так, например, в «Верните мне мой Париж» жила семья из Франции: родители и дочь. Дочку звали Вивьен. Так вот она наминала Ване багет, пока не переехала в другой город. Что бы ни значило это выражение, название дома было весьма уместным и забавным, как и «Светофор».
«Светофор» одноподъездная девятиэтажка цилиндрической формы, выкрашенная в красный, желтый и зеленый по цвету на каждые три этажа. «Светофор» был бельмом квартала. Его красный возвышался над остальными домами, и сейчас, проходя мимо, я не могу на него не смотреть.
Еще «Китайская стена» дом, в полтора-два раза длиннее других. В нем двенадцать подъездов это в двенадцать раз больше, чем в «Светофоре».
У последнего подъезда «Китайской стены» на лавочке сидел и клевал носом взлохмаченный, со слегка косыми глазами и синяками под ними, парень. Своими худощавыми, почти острыми локтями он облокачивался на свои не менее острые колени, виднеющиеся через разрезы его потрепанных джинсов. Вены на руках вздувались. Парень покачивался. Казалось, спит и вот-вот упадет, и пробороздит лицом по бетонной, шероховатой, как наждачная бумага, плитке. Он устал. Еще бы! Не каждому суждено, не каждому по силам пройти вдоль «Китайской стены» от начала и до конца. Путник устал. Путнику нужно пить. Что, собственно, он и делал: под лавкой мною была замечена опустошенная бутылка водки.
Я на секунду остановился возле этого парня, завис, словно компьютер в моей голове обрабатывал, решал неподвластную процессору задачу. Всем своим видом парень напоминал Игоря Козлова козла, бросившего в меня свой дебильный рюкзак, урода, издевающегося в школе над всеми, от которого досталось и Вике.
Вика
Я вновь услышал тебя.
Я сделал то, что ты просил. Попытался сделать.
Когда Витя дернул меня за руку, я попросил его подождать, а сам подошел к парню. Уже знал, что это не Козлов, но перед глазами был именно он. Бутылка из-под лавки так и просилась в руку, а затылок хлюпающего носом так и ждал, когда молот ударит по наковальне. Я наклонился за стеклянной тарой.
Парень.
Думал, это бутылка начала со мной разговаривать, но приподняв голову, увидел, что ко мне обратился, не моргая и не шевеля губами, пьяный тип. Потом, правда, губы едва шевельнулись, но я его уже не слышал: твой голос затмевал собою его голос. Ты требовал действий, но действовать начал не я Витя. Он подхватил меня за руку, потянул за собой, как зомби, как мумию, не способную передвигаться. У меня заплелись ноги.
Парни! послышалось из-за спины. Я обернулся, а Витя все еще меня тянул. Парни, есть че?
Я его не понял, даже не успел подумать, о чем именно он спрашивает, потому что Витька был не многословен: он послал его куда подальше.
Че ты сказал, щенок? Он попытался подняться.
Иди в очко, пьянь ссаная! испугавшись, вдруг заорал я, повторяя за Витей.
И мы побежали.
После этих волшебных слов, после всего этого заклинания я обрел новые силы, почувствовал себя сверхчеловеком. Мы бежали так быстро, что дома туманом растворялись в периферийном зрении, а в фокусе оставались только извивающиеся линии тротуаров и тропинок, хаотично сменяющие друг друга. Обернулся я всего раз в самом начале, забегая за угол «Китайской стены»: у парня даже в мыслях не было гнаться за нами. Но мы бежали. Мы улыбались. Держались за руки. Мы веселились! Я думал, так весело мне больше никогда не будет. Не хотел упускать шанс. «Иди в очко!» творило чудеса. Я выкрикивал его, не обращая внимания ни на прохожих, ни на их ворчание. Выражение звучало так приятно, сладко и одновременно грозно Мужественно. Мы оба выкрикивали его, но у Витьки получалось изящнее. «Годы тренировок и практики», сказал он мне между делом.