Очнитесь, люди, что вы делаете! Он жизнь вам дал!.. примите Его! примите Его Остановитесь!..
С неба сошло ослепительное сияние Всё замерло
Застыла в воздухе взлетевшая плеть палача,
застыли фигуры палачей и уродов, калек и юродивых,
застыли их лица с гримасами недовольства и удивления,
застыли их разинутые рты,
застыли взгляды их вытаращенных глаз
Застыло даже вороньё в воздухе.
Застыли звуки.
Всё замерло Лишь капли крови сочились из под тернового венка и стекали по светлому лику Спасителя.
И воссиял свет с неба; и раздался Глас:
Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
Постепенно застывшая объёмная сцена превратилась в живописную соборную фреску, ветшающую на глазах.
И рассыхались от времени краски на фреске; проступали трещины, расползаясь по всей композиции; откалывались куски и, падая, рассыпались.
Трещины, обрамлявшие застывшее на фреске действо, чудным образом совпадали резными ломаными линиями со сколами лобового стекла машины.
В мастерской художника царил мрак и хаос.
Сверкнуло лезвие бритвы, рассекая полотно одной из картин художника, зацепило подрамник и крепко застряло в нём. Холст обвис, сник
Художник смотрел на лобовое стекло такси. Вместо стекла ему виделась рассыпающаяся фреска.
Неожиданный резкий звонок, похожий на перезвон колоколов, окрасил всё в малиновый цвет, темнеющий на глазах и постепенно приобретающий густой красный колорит.
Вспышка яркого света, словно огненная плеть, полоснула по глазам художника. Вздрогнув, Он очнулся от видения. Машина стояла на перекрёстке, пропуская трезвонивший, ослепляющий своими фарами трамвай. Отблеск лучей падал на лобовое стекло, в точности повторяя сколы и трещины фрески из нахлынувших видений.
И куда торопится? Всё равно, как говорится, «все там будем»! негодовал таксист.
Остановитесь.
Не понял. Ты что?
Остановитесь, пожалуйста.
Она обречённо стояла в центре мастерской. Бедлам и художественная неразбериха окружали её, но её измождённый взгляд был обращён к стоящей на станке, ещё пахнувшей свежими красками и накрытой серой холстиной, только что законченной работе мужа «Вариация на Безумную Грету Брейгеля». И неожиданно для себя, словно сомнамбула, Она увидела картину прямо сквозь пелену ещё неснятой холстины. Изображение светилось и как бы проявлялось: сначала было мутно и неразборчиво, но с каждой следующей секундой неумолимо делалось всё отчетливее и яснее. Протянув руку, чтобы сорвать холст, прикрывающий полотно, Она замечает проступающий рельефный силуэт, будто персонажи картины оживают прямо у неё на глазах. Поражённая странным движением холста навстречу её руке, Она замирает в оцепенении.
Останови, пожалуйста.
Да ты что, мы и так стоим!
Подожди, я сейчас.
Выйдя из машины, идёт к телефонному автомату, набирает номер. В трубке короткие гудки Набирает ещё и ещё По-прежнему занято. Он набирает справку:
Девушка, здравствуйте. Проверьте номер, никак не могу дозвониться
Издалека к будке приближалась странная процессия, но словно тонкий холстяной занавес покрывал всю группу и, скрадывая очертания, мешал ему рассмотреть лица и детали.
Вдруг завеса спала, и на него обрушились звуки корявого марша с писком, шипением и чавканьем. Сквозь эту какофонию едва пробился голос телефонистки:
Линия исправна. Ваш абонент не положил трубку
Испытывая жар и трепет от предощущения неизбежной встречи с неизведанным роковым, Она замерла на несколько секунд, зажмурившись вздохнула поглубже и, едва касаясь пальцами ткани, легко сдёрнула холстину. Отвернулась и после паузы с медленным выдохом открыла глаза То, что Она увидела поразило её и обескуражило. Она увидела картину чрез зеркало, висящее напротив, где её отражение накладывалось на отражение полотна и оказывалось его неотъемлемой частью, неожиданно органично влившись в действо. Поражённая таким совпадением, Она с ещё большим изумлением замечает, что ощущает реальность запечатлённого на полотне. Замечает, что у Безумной Греты её лицо, и находит, что картина, висящая у неё за спиной, разрастается, заполняя пространство и обретая объём. Разрастаясь, вовлекает её саму в конвульсивно оживающее действо на фоне уже обретшего реальность пейзажа.
Разом вокруг всё пришло в движение. И вот, Она уже в центре ожившей картины во главе шествующих по тротуару странного города гадких пресмыкающихся и всевозможной нечисти.
В левом верхнем углу картины, пропадая в тёмном ночном небе, но изливая сверху луч света, стоял фонарь на нескончаемой длинной ножке. Рядом была телефонная будка, и тень от неё, полностью подвластная ветру, покачивающему фонарь, плясала вокруг и будто зазывала долговязый фонарный столб в свой лихорадочный танец.
В предутреннем тумане ещё не проснувшегося города, на перекрёстке, с включёнными фарами и распахнутыми дверцами одиноко стояло такси. Недалеко, в закутке двора ветер раскачивал фонарь так, что тень от телефонной будки, примкнувшей рядом, плясала вокруг фонарного столба. Короткие прерывистые сигналы доносились из аппарата неряшливо брошенная трубка беспомощно болталась на проводе.
Мимо этой телефонной будки, собирая в свой уже довольно внушительный узелок: банки, бутылки и всевозможный мусор, валяющийся на тротуаре, проходит Безумная Грета. Сопровождают её рыбы на тонких членистых ножках и жабы во фраках. Издавая при ходьбе странные щёлкающие звуки, замыкает шествие Карлик с Кораблём дураков на голове.
На Корабле дураков, под стеклянной сферой в точности отражались события, происходящие с художником сейчас, здесь, на этой улице: стояла телефонная будка, шла процессия Карлик, задержавшийся подле будки, дышал прямо на стекло и вызывающе-пристально разглядывал художника, стоявшего внутри. Когда же запотевшее от близкого горячего дыхания стекло сделалось матовым, то предутренний туман стал совсем непроницаемым, и Он на секунду увидел свою мастерскую, брошенную окровавленную бритву и её, стоящую в клубах пара от горячей воды, льющейся на пол из переполненной ванны.
Но тут Карлик резко качнулся назад, разрушив видение и, издавая всё те же странные щёлкающие звуки, продолжил движение, замкнув нелепую процессию, почти исчезнувшую в темноте зажатой домами улицы, похожей на разверстую пасть огромного сверкающего огнями чудовища.
Стук по стеклу вернул его к реальности. Таксист, почему-то ставший очень похожим на только что любопытствующего Карлика, щёлкал языком от нетерпения, стучал ногтем по двери телефонной будки, ведя себя суетливо и озабоченно.
Шеф, так мы едем, или не едем?
Не отвечая, Он пошёл к машине, сразу не заметив перемен, произошедших с кузовом, и лишь тогда понял, что оказался на Корабле дураков, когда уже сидел внутри стеклянной сферы. И Он решил играть по правилам, предложенным ему провидением, что мгновенно отразилось и в его глазах, взгляд которых стал быстрым и жёстким, и в движениях, и в осанке, где появились упругая резкость и настороженность вышедшего на охоту зверя.
Едем. Поворачивай назад, Карлик!
Таксист, не заметив перемен, как обычно переспросил полуворчливо, полувопросительно:
Забыл, что ль чего?
Назад, Карлик! Быстро! с реверберацией раздалась в ответ резкая и не допускающая пререкание команда.
Таксист засуетился, съёжился и вдруг превратился из автокентавра в рикшу, волочащего за собой вместо коляски Корабль дураков.
Слусаюсь, сеф. Один момент, сеф, с китайским акцентом просюсюкал таксист-рикша.
Он молчал на протяжении всего обратного пути. Образ Безумной Греты, в сопровождении её фантастической свиты, виделся ему во мраке переулков за каждым поворотом, создавая ощущение мистического преследования.