Глядя мне в глаза, он неторопливо расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке. Я приготовилась к заманчивому зрелищу, но к тому, что увидела, оказалась совершенно не готова. Когда Джеймс вынул все пуговицы из петель и чуть развел в стороны полы рубашки, мой ошеломленный взгляд натолкнулся на грубые, уродливые рубцы на его твердой груди, и все тело прошиб холодный пот. От спиртного я могла отказаться, сделав вид, что пью. К тому же, мой почти полный бокал валялся уже в осколках в углу балкона. Но от эмоциональных потрясений защититься не получалось.
Шрамы шли прямо над крохотным тугим левым соском Джеймса и складывались в причудливый узор. Один из рубцов краем даже заходил на ареолу, и я поморщилась, представив, как больно, наверное, такое терпеть. Нет, это даже не узор, а буквы. Очень символично написанные, прямо над сердцем. «ФЭЙ» как будто кто-то криво нацарапал мелом на неровной доске. Имя, которое преследовало меня с самого пробуждения, как кошмар наяву.
Этого ты тоже не помнишь? прошептал Джеймс, продолжая гладить мое лицо, волосы, плечо, шею и ключицы. Пальцы его подрагивали, глаза снова потемнели, губы кривились: полуулыбка-полуоскал. Как взяла стекло от разбитой бутылки? Как резала меня по живому? Как слизывала мою кровь? Хотела, чтобы я никогда тебя не забывал, всегда носил вот здесь. Я не забываю.
Шокированная, едва ли я могла даже покачать головой. Я никогда так не делала! Я никогда не резала людей стеклом от разбитой бутылки! Я просто не могла так сделать! Это шло вразрез с моим характером, моими привычками, да самим моим пониманием добра и зла!
Не помнишь? продолжал он. Как мы трахались потом, даже не отмывшись от крови, и так орали, что соседи вызвали полицию. Подумали, что кого-то убивают. Как ты орала, Фэй, он приблизил лицо к моему почти вплотную, глаза в глаза, умоляла меня, чтобы я глубже всаживал в тебя член, что тебе все мало. Ты была ненасытной и дикой, такое непросто забыть.
Кристина, тихо, но твердо проговорила я, вытянувшись перед ним в струну. Нет. Не помню.
Кристина-а-а на выдохе повторил Джеймс и провел большим пальцем по моим губам, оттягивая нижнюю, а затем накрыл их своим ртом.
Я закрыла глаза, но под веками продолжало стоять изображение извилистых рубцов. Моя ладонь сама нашла грудь мужа, пальцы скользнули по узловатым шрамам такие остаются после глубоких ран, плохого лечения, долгого заживления повторили узор, и Джеймс застонал мне в губы.
Почему ты не убрал их? простонала и я, пытаясь оттолкнуть его и отворачиваясь. Не зашлифовал лазером?
Зачем? Такое не зашлифуешь. И забыть невозможно.
Я ощутила, как он расстегивает на мне блузку, и прежде чем успела возразить осталась уже без нее. Джеймс сорвал свою рубашку, прижался ко мне раскаленной кожей, я снова схватилась за его плечи, чувствуя, что тону. Его ладони накрыли мою грудь, пальцы грубо, умело щипали соски, вызывая сладкую боль внизу живота. Он толкался в меня бедрами, больно ударяя поясницей о косяк, а я не могла даже возразить, потребовать свободы. Наверное, потому что не хотела. Шепот Джеймса проник в мое сознание, и перед глазами так и плыли картинки, как он владеет моим телом на широкой кровати под точно такие же стоны и хриплые крики нас двоих.
Под сладкие, лишающие разума поцелуи ладони Джеймса спустились на мою талию, приласкали ее. Я скорее ощутила, чем услышала, как расстегнулась застежка, и юбка упала вниз к моим ногам, оставляя меня полностью обнаженной для мужа. Нижнее белье не носят те, кто готов заняться сексом в любую минуту, всплыло вдруг в памяти. Может, поэтому я перестала носить его? Потому что каждую минуту хотела оказаться в руках Джеймса?
Отбросив последние доводы рассудка, я попыталась избавиться и от каблуков, но муж остановил меня.
Нет. Пусть будут. Мне нравится, когда ты в них.
Я задохнулась от его взгляда и жесткой ухмылки, сопроводившей приказ. Джеймс взял меня за руку и потянул к шезлонгу. Как во сне я сделала несколько шагов на непослушных ногах, а затем он сам подхватил меня и уложил на тканевое ложе. Солнце ударило мне в лицо, я зажмурилась, ослепленная светом, оглушенная прикосновениями Джеймса. Опустившись рядом на колени, он накрыл влажным жаром рта сосок я выгнулась, запустив пальцы в его волосы.
Раздвинь ножки, малыш. Ну же, пробормотал Джеймс ласково и засмеялся, когда я дернула коленками в стороны быстрее, чем успела сообразить, что делаю.
Его широкая ладонь поползла по моему животу вниз, пока губы терзали сосок, накрыла венерин холм, палец скользнул вверх и вниз по мокрым складкам, дразня, щекоча, раскрывая вход в мое тело, а я заерзала на месте, замотала головой, открыла глаза и наткнулась взглядом на бесстрастное зеркало соседнего дома.
Джеймс не надо здесь пожалуй, я пыталась объяснить не очень внятно, но он приподнял голову, оторвавшись от истязания моей груди, и сам все понял. Снова улыбнулся.
Это же твое любимое место. Для чего еще ты его тут оборудовала? Джеймс легонько коснулся губами моего живота, сместился еще ниже, я ахнула, цепляясь за его волосы и пытаясь оттянуть от себя. Чтобы на тебя смотрели.
Его язык затанцевал по моим интимным складкам, а я лежала в удобном шезлонге, поставив ноги в кричаще неудобных туфлях на пол по обе стороны от него, пыталась различить подозрительное движение за стеклами чужих окон и сгорала от стыда, представляя, что мы тут творили.
Однажды мы занимались любовью тут, Джеймс указал на борт балкона, помнишь? Ты так опасно запрыгнула на него, я едва тебя удержал. И потом все время, пока это длилось, я думал только о том, что если в этот раз упущу тебя, позволю упасть вниз, то сам точно прыгну следом. На этот раз прыгну и даже не задумаюсь.
Он перевел на меня темный бешеный взгляд, дыхание было тяжелым, рваные буквы плясали на вздымающейся груди, и я отвернулась, не в силах вынести зрелища. Двенадцатый этаж я сидела на краю балкона он хотел прыгнуть следом
На солнце жарко. Мне не нравится здесь.
Что ж. Пойдем.
Джеймс выпрямился, подал мне руку и помог подняться. Пропустил в дверях вперед, я пошла, все так же цокая каблуками и размышляя, что никогда еще не ходила на таких высоких и голой. Обернулась, Джеймс стоял на пороге, опершись рукой о косяк, и ухмылялся.
Ходишь, как шлюха. Задом виляешь.
Я разозлилась и демонстративно сбросила многострадальные «Джимми Чу-у-у» так, что они разлетелись в разные стороны. Сорвала с шеи ленту от блузки и тоже отбросила ее.
Это мне тоже нравилось? спросила с вызовом, уперев руки в бедра. Когда ты называл меня шлюхой в постели?
Джеймс просканировал меня глазами с ног до головы, затем плавно двинулся вперед, засунув большие пальцы в петли для ремня на джинсах.
Да, сладкая. Тебе нравилось. Ты много чего любила. Разного. Не помнишь?
А как тебе нравилось? я дернулась и приподняла подбородок, когда Джеймс схватил меня и оторвал от пола, поэтому его губы попали мне лишь в шею. Как я называла тебя?
Он осторожно поставил меня обратно.
Хантер.
Хантер, ну да, я могла бы и сама догадаться, я буду называть тебя так, если ты перестанешь звать меня «шлюхой» и «Фэй». Договорились?
Не договорились, с провокационным огнем в глазах покачал он головой. Ты же сама меня попросишь, малыш.
Не попрошу, я попыталась выскользнуть из его рук и отбежать, но он оказался проворнее и поймал меня у самой кровати.
Попросишь, малыш. Как только я войду в тебя.
Нет!
Я отбивалась, а он толкнул меня на постель, поймал мои запястья, прижал к покрывалу и принялся клеймить шею тягучими сладкими поцелуями. Я уже поняла, что отдамся Джеймсу, давно, еще когда он поцеловал меня у балконной двери, но мысль заниматься с ним сексом в роли Фей претила, поэтому я сопротивлялась. Но не учла одного того, что видела своими глазами, когда нас преследовал голубой кадиллак. Мистер Уорнот предпочитал, чтобы было по его правилам и никак иначе.