Чтоб вас поразрывало, проклятые!
Двери вокзала распахнулись, и на перрон вывалила компания семнонов. Этот был странный народец в тёмных сюртуках и широкополых шляпах, со стриженными под горшок волосами.
Принесла нелёгкая! нахмурилась Фрея.
Столица семнонов Буксент стоял на берегу Ифинга между северными имперскими провинциями и владениями понизовского князя. Несмотря на звание вольного города Буксент со всеми своими банками и конторами продался Империи, небогатые понизовцы наоборот, зубами держались за независимость, и между двумя народами полыхала вражда, какая бывает лишь между близкими соседями. Понизовцы готовы были драться с семнонами в любое время дня и ночи. Фрея, истинная дочь своего народа, не составляла исключения.
Хочется сделать им какую-нибудь гадость! заявила она. Так бы и спалила их, не будь вокруг столько народа.
Давайте набьём им морды, предложил один из Юнкеров (кажется, Торстен).
Вы что! испугалась Фрея. Вас в участок заберут.
Попасть в полицейский участок это весело! заявил второй Юнкер (возможно, Торкел).
И близнецы принялись загибать пальцы, считая, в скольких полицейских участках и гауптвахтах они побывали.
Я знаю, как проучить эти кредитные морды, сказал Феликс. Надо сесть к ним в вагон по третьему звонку, чтобы кондуктор не мог нас высадить.
А потом?
Потом увидите.
Прозвенел колокол и охотники бросились в сидячий вагон второго класса вслед за семнонами. Поезд тронулся, тихим ходом миновал городские предместья, застроенные одноэтажными домиками, и взял разбег по приморской равнине, плавно повышающейся к Береговому хребту. Пассажиры покачивались на обитых кожей диванах, в дальнем конце вагона играли дети. По проходу прошёл кондуктор с компостером в руке. Розовощёкий пассажир в сером костюме-тройке достал из вощёной бумаги курицу и принялся есть так смачно, что у соседей по купе потекли слюнки.
За окнами пробегали городки, переезды, хутора одиноко стоящие посреди возделанных полей. Железная дорога огибала холмы с коричневыми пятнами каменистых осыпей, по эстакадам миновала заросшие ельником лощины. Впереди серо-зелёной громадой вырастали предгорья Берегового Хребта. Поезд приближался к первому тоннелю.
Представление начинается, негромко сказал Феликс и шагнул в купе, где сидели семноны.
Любезный! обратился он к молодому южанину, сидящему ближе к проходу. Будь так добр, уступи мне место.
На каком, позвольте узнать, основании я должен уступить моё законное место, которое я обоснованно занимаю на основании билета, купленного мною в кассе вокзала самым честным образом? возмутился иностранец.
Другие семноны насторожились, но вступать в спор ради соплеменника не решались. Губы Феликса тронула улыбка. Понятия «честный» и «семнон» были несовместимы с точки зрения северянина. Но вслух лейтенант сказал.
На том основании, что я офицер и мне хочется сесть.
Будь дело в Империи, семнон вылетел бы со своего места как пробка там приказы офицеров не обсуждались. Но в Норланде семнон чувствовал себя под защитой законов. И потом, с какого перепуга он должен уступать место флотскому?
Уступи! настаивал Феликс.
Не уступлю!
Тогда, любезный, я надаю тебе пощёчин.
Не посмеешь!
А спорим на три оплеухи, что посмею?
По вагону прошёл кондуктор, закрывая окна. Минуту спустя поезд с грохотом влетел в тоннель. Вагон погрузился во мрак, но спорщиков это не остановило.
В полицию заявлю! грозил семнон.
Заявляй! Мой дядя оберполицмейстер Нореи (что было абсолютной правдой). Он тебе ещё добавит.
Всё равно не уступлю!
Ну так держи первую.
Раздался звонкий шлепок.
Ай! За что ты меня бьёшь?!
За всё хорошее. Лови вторую!
Ай! Я в штаб флота пожалуюсь!
Ты ещё и ябеда! Так получай третью!
Фрей зажёг электрический фонарик и стоящие в проходе охотники увидели замечательную сценку: Феликс, что было силы лупил себя ладонью по бедру и при этом ругался на два голоса за себя и за неуступчивого семнона.
Уступи!
Не уступлю!
Шлёп!
Уступи!
Не уступлю!
Шлёп!
Тоннель кончился, и солнечный свет полился в вагон, заставив пассажиров зажмуриться. Феликс сокрушённо развёл руками вот ведь упрямый торгаш попался! «Избитый» семнон как ни в чём не бывало, таращился в окно.
Послушай, Груня, бородатый патриарх обратился к молодому соплеменнику. А ведь этот флотский тебя избил.
Разговор вёлся на семнонском наречии, которое северяне едва понимали, но суть сказанного улавливали вполне достоверно.
Ругался громко, согласился молодой семнон. Но представьте, даже пальцем меня не тронул.
Брось парень, мы все видели, по простоте душевной патриарх спутал «видели» и «слышали», как флотский надавал тебе пощёчин. На первой же станции мы идём жаловаться в участок.
Вы, дядя, можете жаловаться кому хотите. А я поеду дальше, потому что в Норланде за оговор судят строже, чем за оплеухи пусть даже и настоящие.
Пойдёшь!
Не пойду! Ай, отпустите моё ухо, иначе видит Всевышний, я вас стукну.
Поезд приближался к перрону Венты, курортного городка, выросшего вокруг горячих источников. Показался вокзал и нарядные отели, разбросанные на склонах живописных гор. Свара в вагоне вспыхнула с новой силой, только Феликс был уже ни при чём.
Я сказал, ты пойдёшь и напишешь заявление! требовал патриарх, выкручивая ухо молодому соотечественнику.
Не пойду, хоть бейте!
За этим не станет. Получай!
На крики явился кондуктор с непреходящими ухватками фельдфебеля. Одной рукой он взял за шкирку боевитого деда, другой молодого семнона и потащил обоих к выходу под одобрительные возгласы пассажиров. За ними орущей толпой бросились остальные торгаши. Семнонов вышибли из вагона, и свара продолжалась на платформе. Южане разбились на две партии и трепали друг друга за шевелюры на потеху публике. Юнкеры ржали как жеребцы, компаньонка принцессы хлопала в ладоши от восторга. И только Фрея оставалась печальной.
Это как-то нечестно, сказала она. Лучше б вы в самом деле надавали оплеух мерзавчику. Я бы вам пирожки на гауптвахту носила.
Феликс в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу: ну как, скажите на милость, понять женщин после этого?!
В вагоне герцога завершился завтрак, пожилые охотники угощались сигарами.
Вчера довелось беседовать с агентом Холмаром Бломом, рассказывал Пузырь. Ему поручили расследовать убийство в Юханхольме.
Это тот самый Блом, который возвращал вашу светлость домой после погрома в «Обрыве»? уточнил Врангель, хитро сощурившись.
Пузырь угрожающе засопел.
Тот самый, но речь не об этом. Блом установил личность мары, выпотрошившей ныне покойного кронпринца. В своей прежней жизни мара была девицей Евой Фальк из хора господина Брюнеля. Контракт Евы выкупил некто Стромм, давний собутыльник Алвара Даля.
Постой, но Даль это! воскликнул старик Юнкер.
адъютант нынешнего кронпринца Генриха, закончил мысль Пузырь. На некоторое время девица Фальк исчезла с горизонта и снова появилась за неделю до событий в Юханхольме. Бедняжку привезли в больницу Регины с кровотечением из известного всем женского органа. Регистратору приёмного покоя требовалось записать место жительства девицы, и она назвала поместье Алвара Даля. На другой день в больницу явился господин, похожий по описанию на Стромма и забрал Еву несмотря на протест врача. Таким образом, как минимум за неделю до покушения на кронпринца девица Фальк находилась в поместье наперсника Генриха. И превращалась, либо уже превратилась в мару.