Полковник вылетел в Москву, расспросив меня о «перестройке», о восьмидесятых, о шпионах и предателях. Мы даже «легенду» вместе придумали дескать, о будущем нам залетный медиум рассказал. Общается-де с людьми XXI века. Телепатически.
«И еще, Иван Павлович строго посмотрел на меня. Запомни несколько кодовых фраз, поскольку телефон может прослушиваться. Если я скажу: «Всё в порядке» это сигнал тревоги. «Всё в полном порядке» провал»
Я только кивал, соглашаясь и принимая правила игры, а полковник опустил на пол свой походный чемоданчик, и подошел к комоду.
Долго, помню, стоял, гладил пальцами старую фотографию в рамке.
«Дочь, глухо вытолкнул он. Жена умерла рак, а Наташка Да я ее почти что и не видел, всё загнивающий империализм созерцал. У тети Агаты жила, росла Без меня пошла в первый класс Без меня поступила в медицинский А когда мы встретились, Наташа Взрослая и чужая! Кто я для нее? Она меня даже на фото не видела, нельзя было. Синдром Штирлица Наташка лет пять в Африке прожила моталась по саванне, людей лечила. В Москву буквально на месяц наведалась внука родить. Антошку И опять умотала в джунгли. И пропала. Без вести. И дочечка, и внучок Вот всё, что осталось «Свидетельство о рождении». Осенью Антошке четырнадцать бы исполнилось Бери, может пригодиться»
Я развернул зеленые корочки. Антон Кирш. Безотцовщина.
«Возьми. возьми, засуетился полковник. Пользуйся»
Я взял. А теперь не знаю, что и думать.
Нет, за себя я не боялся. Даже если Иван Павлович нарушит свое обещание, и расскажет о «попаданце», то чекистам нечего мне предъявить, нечем прижать.
Мало ли что им полковник наговорит, схлопотав укол спецпрепарата СП-26! Я-то тут причем? Ну, начитался старикан фантастики, как Дон Кихот рыцарских романов, вот и бросился на ветряные мельницы, не щадя живота своего Ко мне-то какие претензии? Писем ни в ЦРУ, ни в КГБ не строчил, «закладок» в условном месте не оставлял В чем дело, товарищи? Ну да, продал Киршу камушки, хотел матери подарок сделать. Ну и что тут такого? А больше я ничего не знаю! Так и запиши, гражданин начальник
Мои губы искривились в усмешке. Вот, уже и сдать готов Да нет, чего зря болтать. Просто Вышло всё как-то незаметно, а нынче вполне себе зримо. Я встретил товарища в этом времени, и наше общее дело уже заслонило и учебу, и «предпринимательскую деятельность».
Иные беспокойства холодили нутро. Мелкая тревога за себя, любимого, мелькала порой, вильнув мышиным хвостиком, но ее передавливали тяжкие страхи за Ивана Палыча.
Что я? Я тут, сижу на попе ровно. А он там, мается между друзей и врагов. Врагов! И не каких-нибудь зловещих «агентов империализма», а вполне себе тутошних, матерых функционеров будущих предателей, показушно сжигавших партбилеты.
Это наивно числить в изменниках родины одних лишь Горбачева с Ельциным. А сколько иудушек поддержало первых презиков СССР и Эрэфии? И вся их рать нынче активно тусуется, вплоть до ЦК КПСС, как насекомая нечисть под трухлявой доской на даче
А уж исчезнуть человеку, хоть и настоящему полковнику, ничего не стоит. Даже если ликвидаторы сработают непрофессионально, и оставят следы, в милиции зафиксируют еще один несчастный случай. Не остерегся старичок, не в том месте дорогу перешел
Праздничные марши, разносившиеся со школьного двора, накатили бравурным прибоем, путая мысли и окуная в безалаберный позитив. Я прибавил шагу.
Липовецкая школа не подавляла величиной скромное двухэтажное здание с фронтоном зато разудалого шумства хватило бы на пару пятиэтажек. Неровное каре из учеников и учениц походило на потешное войско. Командиры-учителя с достоинством обозревали строй, а родители кучковались в тылу.
По всему видать, я пропустил пафосные речи и напутственные слова торжественная линейка волновалась перед первым звонком. И вот он задребезжал, пронзительный звень, распуская эхо по этажам и рекреациям. Толпа малолеток и недорослей покачнулась, и смешалась, гомоня, с криками и хохотом втекая в школьные двери. Девочки в аккуратных платьицах, в гольфиках-бантиках-фартучках, возмущенно наподдавали портфелями малость одичалым мальчишкам, а те ломились к источнику знаний в разудалом стайном неистовстве фойе дрожало от гулкого топота.
Войдя в числе отстающих, я безошибочно поднялся на второй, узнавая скрип деревянных ступеней, и двинулся к последней двери, вздрагивавшей от смеха, визгов и галдежа. 8-й «А».
Скопин! догнал меня голос классной.
«Сейчас перепутает имя» мелькнуло у меня.
Давид!
Даниил, вежливо поправил я, оборачиваясь.
Маленькая и худенькая Анна Михайловна тряхнула пышной химзавивкой, принимая к сведению, и ввела меня в класс.
Тихо! Тихо! прикрикнула она, и десятки юных лиц и личиков обернулись, окутывая флером бесшабашной пытливости и неутоленной жажды действия.
Анна Михайловна! взвыл Димка Фастов. А чё она кидается!
Щас как дам! развернулась Ленка Манякина, и мальчиш, изображая крайнюю степень испуга, вжал голову в плечи и прикрылся папкой, толстой от учебников.
Не придуривайся! яростно взвился девичий голос.
Тихо! повторила классная руководительница, выходя к учительскому столу, как к трибуне. С этого года с нами будет учиться новичок Данил Скопин.
Глаза повзрослевших детей уставились на меня. Карие, синие, голубые В них плескался неподдельный интерес и ехидца, нарочитая скука и угроза. Я оглядел класс, узнавая или пытаясь вспомнить полузабытых-полузнакомых.
В прошлый раз я отучился здесь до весенних каникул, пока родителям не вздумалось снова переезжать еще дальше в глушь, в таежные дебри, где водятся длинные рубли.
За годы черты одноклассников растворились в памяти, стерлись фамилии и клички. Кого-то помню, а других хоть убей
Вон, в первом ряду сидит щуплый Васька Адамадзе. Меня он в упор не видит. Ладно, переживу как-нибудь Над задней партой, в дурацком клетчатом костюмчике, нависает горбоносый Сашка Глухов, второгодник с повадками гопника.
А вон и Алла Комова. Сидит и смотрит на меня, то ли рассеянно, то ли задумчиво. Место рядом с ней свободно, как и тогда было, в «черновой» жизни мальчишки не решались подсаживаться к самой красивой девочке в классе. А вот я сяду хотя бы ради статуса. Ну, и чтобы обострить наметившийся конфликт, углубить раскол девчонки поглядывают на меня с интересом, глазки начинают строить, а недозрелые особи мужеска полу Ага, заерзали, забеспокоились! Вон, двое уже зыркают исподлобья
Да ну их
Мне, хоть и в юном теле, но шестой десяток, и одноклассники для меня дети. Встречаться с девочками из класса? А чего для? Ловить робкое дыхание? Увольте скучно. «Секс с первого взгляда»? С кем? С дитём?
Даже хорошенькая Алла ребенок, нераспустившийся бутон. Нимфетка со вторым размером груди. Не-е С Лолитами пускай Гумберты Гумберты резвятся, а мне мимо и дальше.
Так что, жизнеутверждающе заключила Анна Михайловна, прошу любить и жаловать!
Будем любить! хихикнула Манякина, косясь на Димку.
Тот набычился, и буркнул:
А жаловаться фиг!
Ой, балбе-ес замотала косичками Лена, строя из бровок горестный домик.
Я подпустил к губам «взрослую» улыбку, снисходя до малышовых шалостей.
Садись, Скопин!
Мне осталось приблизиться к Алле, с удовольствием следя, как округляются глаза в опуши ресниц, а на щеках выступает нервный румянец.
Можно? испросил я разрешения, подпуская в голос обволакивающей бархатистости.
Девушка кивнула, и склонила голову, в третий раз перебирая тетрадки, а я, с удовольствием слыша, как колышут воздух шепотки, достал алгебру. Первым уроком начала матана
Так, прослушайте объявление, ребята! классная воздела руку, указуя пальцем в потолок. В понедельник приходим в рабочей одежде. Едем на картошку!