Конечно, вы должны знать, что если заведут дело, необходимо будет раскрывать фактуру, она остановилась на секунду, оценивая реакцию родителей.
Что значит раскрывать фактуру? спросил Слава.
Розовая аккуратно сложила пухлые белые ручки в молитвенном жесте. Она не зря считалась лучшим юристом в перинатальном центре. Сложные ситуации были ее коньком, за что ей перечисляли немалое количество смарткоинов каждую неделю.
Раскрыть фактуру, Вячеслав, это значит, что нужно будет указывать природу болезни малыша, чтобы объяснить, как мы могли пропустить ее при генотипировании. А так как никто не знает этого заболевания, поверьте, мы приложим все усилия, чтобы выяснить, что это! дама чуть наклонила голову, пристально глядя на Славу. И даже если для этого нужно будет много времени провести в больнице, мы все оплатим месяц, два, полгода, сколько угодно! При необходимости, мы переправим мальчика в любое другое учреждение, где смогут помочь в этом вопросе.
Лиза нахмурилась:
Полгода в больнице? Вы шутите?
Розовая сочувственно развела руками:
Столько, сколько потребуется. Ведь это судебное дело!
Слава все понял и вздохнул:
Что мы должны подписать, чтобы отозвать дело из медсуда?
Стрельниковых пустили к Антону (именно так они назвали мальчика) в тот же день. Лиза механически раскрыла пеленки и удрученно уставилась на существо, которое родила. Новорожденный с деревянной кожей спал, крепко сжав кулачки, по-старчески скукожив недовольное личико. От раздевания он немного покряхтел, но не проснулся, потом, глубоко сладко зевнув, потужился и помочился, наградив мать крепкой горячей струей. Стрельниковы заулыбались, и Лиза поняла вдруг, что напряжение отступило. Ливень начался, достиг своего пика, но потихоньку, как и все на свете, закончился.
Поехали домой! твердо сказал Слава.
Глава 2
Жу!! Слезай немедленно! Кому сказала! бабушка скрипучим голосом резко выкрикивала слова, задрав голову и приложив ладонь козырьком ко лбу.
Бабушка была полноватой, носила прямоугольные платья, чуть покрывающие круглые колени, и маленькие часы на тонком ремешке, струной охватывающем рыхлое, слишком белое для китаянки запястье.
Быстро домой! Сколько раз говорила не лазать! продолжала скрипеть бабушка.
Жу, удобно устроившаяся на самой верхушке старой черемухи с блестящими черными, будто пластмассовыми плодами, нехотя спустилась вниз, спрыгнула на землю и молча, надув щеки, уставилась на бабушку.
Обезьяна! недовольно проворчала та. Обед на столе, быстро домой!
Жу, все так же, молча, развернулась и поплелась к подъезду. У крыльца она наклонилась к небольшому мусорному контейнеру и выплюнула комок, состоящий из косточек черемухи вперемешку с черно-фиолетовым мякотным жмыхом. Опорожнив надутые щеки, Жу несколько раз оскалила зубы, словно почесывая их губами во рту вязало.
Поднявшись на третий этаж в свою квартиру, в прихожей она скинула растрепанные пыльные сандалии, прошлепала в ванную комнату и остановилась перед зеркалом. Жу высунула язык как можно дальше и с протяжным «А-а-а-э-э-э» несколько секунд рассматривала свой черный от ягод рот.
Она повернула кран, послышалось утробное урчание, воды не было. Это не удивило девочку. Она посмотрела на свои руки (под ногтями черными полосками забилась мякоть черемухи), потом на ноги, смешно пошевелив пальцами, между которыми скопилась пяль и грязь, развернулась и прошла на кухню.
Воду давали только утром и вечером на два часа. За это время бабушка обычно спешно мыла посуду, загружала стиральную машину, готовила и подставляла под тонкую, чуть желтоватую струю тазы, набирая воду про запас.
Через день, по четным числам, бабушка брала Жу, и они долго и нудно шли в соседний район через вокзал, проходя по длинному подземному переходу через все железнодорожные пути, на другую сторону. Дальше шли через дворы к большой грузовой машине, у которой всегда медленно струилась длинная громкоговорящая очередь. На боку грузовика крупными буквами было выведено странное слово «Habarovsk», внизу маленькими буквами было написано «Боли».
Жу знала, что им нужно будет стоять в этой очереди, и с надеждой осматривала вереницу людей, в поисках таких же, как она детей, с которыми можно будет скрасить ожидание. Бабушка говорила, что они стоят в очереди совсем недолго полчаса или час, но Жу знала, что час это много. Раньше она думала, что это очень быстро щёлк и на часах цифра восемь превращалась в цифру девять, но час в очереди тянулся вечность, особенно, если не было покупателей с детьми.
Отстояв положенное, бабушка брала с машины две большие пузатые бутылки питьевой воды и две маленькие их должна была нести Жу. Отойдя в сторону, бабушка ставила свои бутыли на землю, доставала из маленького рюкзачка за спиной два бумажных стакана и протягивала их Жу со словами:
Держи ровно!
Отливая понемногу из каждой маленькой бутылки в стаканы, она приговаривала, что теперь для Жу ноша будет совсем легкой воды в бутылках станет меньше. Несколько минут они маленькими глотками с наслаждением пили, после чего бабушка аккуратно складывала стаканы и убирала их в рюкзак.
Вечером, уставшая от прогулок и игр с друзьями, Жу с наслаждением вытягивалась на кровати в своей комнате. Через открытое окно было слышно, как шумят поезда на вокзале. Жу, закрыв глаза, представляла железные зеленые старые вагоны такие поезда сильно, но не страшно стучали «та-та-ту-тук, та-та-ту-тук», можно было даже танцевать под их ритмичную мелодию. Иногда Жу, поднимаясь на постели, придумывала разные красивые па под музыку поездов. В окно желтым светил фонарь, для Жу это был свет софитов. В белой ночной рубашке она казалась себе неземной танцовщицей, широко разводила руки, запрокидывала голову, потряхивая длинными черными волосами и старалась делать серьезное выражение лица.
Натанцевавшись, она падала без сил на подушку и уже засыпая, думала о том, что другие поезда новые, блестящие, скоростные совсем не так стучат, как старые, они гудят. Она представляла бело-красные обтекаемые вагоны огромные толстые червяки, которые уползали и уползали вдаль, оставляя после себя только эхо электронного гула и крякающий микрофонный голос тёти, которая длинными фразами объявляла, на какой путь приходит поезд. Жу никогда не разбирала, что говорит тётя, но под ее монотонные объявления было особенно сладко засыпать.
Бабушка умирала нехорошо. Жу с точностью до дня могла вспомнить, когда все началось. Однажды утром Жу, сонная, поплелась в туалет, но там было закрыто. Бабушка сидела в туалете так долго, что Жу уже почти описалась. Когда дверь открылась, она увидела перекошенное лицо бабушки, лоб ее был покрыт испариной.
Уйди, процедила старуха и поковыляла к себе в комнату.
Бабушка в тот день лежала и почти ничего не делала по дому. Жу весь день гуляла с подружками, как мог себе позволить лишь светлый беззаботный ребенок, не чувствующий приближающейся беды, и заподозрила неладное только вечером, когда увидела, как бабушка, скрючившись, сидит на стуле, обхватив живот руками. Бабушка не мочилась весь день и решилась позвонить в скорую, только когда боль стала нестерпимой.
Жу расплакалась, когда врачи увезли её. Бабушка обещала вернуться на следующий день, она так сказала, а бабушка никогда не врала, поэтому Жу настроилась дождаться ее, но все равно поплакала ночевать одной было страшно. На следующий день вместо бабушки пришел красиво одетый полный мужчина с большой черной, как муха, родинкой на подбородке.