Так нас и стало трое.
2019 г.
А Машка никуда и не уезжала, сказала мне в трубку взрослая Полинка, и я не удивилась.
Действительно, с чего было ожидать что Машка покинет Руду? Она и в свои двенадцать лет уже была изрядная кокетка, наверняка рано выскочила замуж и где родилась, там и пригодилась.
Ты с ней об этом уже говорила?
Не я. Она сама со мной заговорила ещё тогда, когда пропала вторая за год девочка.
У Машки тоже есть дочь?
Нет. У неё сын. Взрослый уже. Она в семнадцать лет родила.
Чего и следовало ожидать.
И что она тебе сказала?
То же самое сказала, что и я тебе говорю. Но её проклятие уже настигло. Сына посадили. За педофилию. Видишь как всё одно к одному?
Я снова посмотрела за окно. Облако, недавно закрывшее солнце, никуда не делось оно разрослось, расплылось на полнеба и теперь затягивало его рваной грязно-белой шкурой. На море появились волны, украшенные такими же грязно-белым гребешками.
Я криво усмехнулась в трубку.
Ну, значит мне проклятие не грозит у меня детей нет.
Так может быть это и есть твоё проклятие?
О, ну конечно! А я уже почти забыла как в России реагируют на бездетных женщин! Почему в этой стране никогда ни черта не меняется?
Это не проклятие, Полечка, это благословение. Роди я в своё время детей, на Лазурном берегу сейчас задницу бы не грела, книжки бы не писала. Не было бы у меня на это ни времени, ни сил.
А зато начала было Полинка и я вся подобралась, готовая отражать неизменные стаканы воды, женские предназначения, продолжения рода, смыслы жизни, пустоцветы, мужик-бросит, мужик-стухнет, мужик-сдохнет
Но подруга осеклась на полуслове и продолжила уже другим тоном, просительным.
Я рада, что ты счастлива и без детей, но можешь сделать это ради нас? Ради наших детей? Ради моей дочери и Машкиного сына?
А ему-то чем мой приезд поможет? я просто оттягивала время, но получила ответ.
Машка говорит, что он не виноват. Что это из-за пропавших девочек у нас сейчас везде видят педофилов и маньяков. Что ещё можно всё оспорить и его оправдать, если найти настоящего преступника.
Ну вот пусть и займется этим! Я-то здесь при чём?
Ты знаешь, при чём! голос Полинки стал жёстким и непримиримым, таким, каким я помнила его со времён детства, Хорош вертеться! Просто ответь уже, нам тебя ждать? Приедешь или нет?
Я снова ткнула пальцем в переносицу, на которой давным-давно не бывало никаких очков кроме солнцезащитных. Качественных, дорогих солнцезащитных очков, которые не сползали на кончик носа и не требовали ежеминутной поправки, в отличие от тех, что я носила в свои двенадцать лет. Я вдруг почему-то очень ясно вспомнила те очки с толстыми «минусовыми» стёклами, пластмассовой полупрозрачной оправой и гибкими проволочными дужками. Разных очков у меня за время невылеченной близорукости перебывало очень много, но именно эти запали в память сильнее всего. Они потерялись где-то там, в Уральских лесах, когда я упала, споткнувшись о корень дерева. Когда бежала так, как не бегала никогда в жизни ни до, ни после. Наверное можно было бы их найти и поднять даже несмотря на окружающую темноту, но останавливаться тогда казалось немыслимым
Интересно, они до сих пор лежат там?
Смогу ли я прийти, раздвинуть густую траву, взять в руки отбелённую солнцем и временем оправу, почувствовать хрупкость и в то же время невероятную прочность вещи, прождавшей меня столько лет? Смогу ли мысленным взором увидеть за помутневшими стёклами свои собственные детские глаза? И хватит ли мне совести встретить этот взгляд?
Да, сообщила я выжидающей тишине международной телефонной связи, и беспомощно зажмурилась, Да, я приеду.
Весь долгий и порой нелёгкий, несмотря на все достижения прогресса, путь от пригревшегося на Лазурном берегу городка Больё-сюр-Мер до затерянной в Уральских горах Верхней Руды, я беспрестанно задавала себе один и тот же вопрос: неужели я действительно делаю это? И всяко получалось, что да делаю.
Это именно я покупаю билеты на самолёты, поезда и автобусы, это именно я звоню в издательство и говорю что возможно какое-то время не буду на связи и пусть в случае чего пишут на электронную почту.
Это я оповещаю близких о своём о срочном отъезде и прошу меня не терять, чему собственно никто не удивляется, зная мою страсть к путешествиям и авантюрам.
Это я собираю сумку, из которой, немного подумав, выкладываю все более-менее ценные вещи, заменив их тем, чего не жалко.
Это я лечу сначала из Парижа в Москву, где когда-то прожила десять лет и которую люблю до сих пор, но не даю себе времени на ностальгию и сразу же следую дальше.
Это я прибываю уже другим самолётом в Екатеринбург, встретивший меня дождём и температурой на десяток градусов ниже той, к которой я привыкла за последние годы.
Это я еду из аэропорта на вокзал, глядя как за окнами такси проносятся изменившиеся и с трудом узнаваемые городские пейзажи моей юности, не вызывающие ничего, кроме смутного недоумения.
Это я сажусь в пыльную электричку, должную за три часа доставить меня в Нижний Тагил, и такую древнюю с виду, что приходится окончательно принять тот факт, что я возвращаюсь в прошлое.
Это я, прибыв в Нижний Тагил, со смесью нежности и отвращения чувствую его знакомый с детства запах химии и гари бесчисленных заводов.
Это я, не рискуя связываться с местным такси, нахожу маленький автовокзал и покупаю билет на автобус до Верхней Руды. На этот раз не электронный, а самый настоящий бумажный билетик, который трогает меня почти до слёз.
Это я долго сижу в полупустом зале ожидания и никак не могу поверить, что действительно нахожусь в этом здесь и в этом сейчас.
Это я полтора часа трясусь в дребезжащем «икарусе» по давно не ремонтированной дороге, зажатой с двух сторон дремучим хвойным лесом и пологими Уральскими горами.
И это я, наконец, спустя почти двое суток после звонка из прошлого, уже на закате дня, ступаю с нижней ступени автобуса на землю городка, который оставила навсегда тридцать три года тому назад. Ступаю и сразу обеими ногами попадаю в лужу, которая тоже была здесь те же самые тридцать три года тому назад.
1986 г.
Ай, блин!
Полинка и Машка засмеялись, когда перекинутая через лужу доска поехала в сторону под моим весом и я глупо замахала руками, пытаясь удержаться на ней, а потом в несколько далеко не грациозных скачков оказалась на другом берегу лужи, где ждали меня подруги.
Чего ржёте, лошади? Если бы я упала и намокла, никуда бы мы не пошли!
Но ты же не упала, резонно заметила Полинка и запоздало огрызнулась, Сама лошадь!
Я было уже собралась ответить что-нибудь резкое, но Машка примирительно сказала:
Лошадь это не обидно. Лошади умные и красивые. Слушайте, а мы же мимо конного двора пойдём? Может, заглянем лошадок погладить?
А может, вообще никуда не пойдём? кажется, Полинка была не в духе, Будем весь день гладить лошадок и по лужам скакать?
Машка посмотрела на меня, и я (в отместку Полинке за слова о лужах) приняла её сторону.
А чего бы и не заглянуть на конный двор, раз всё равно по пути? Всего-то нужно сойти остановкой раньше. Зря мы что ли с ночёвкой отпрашивались? Времени полно.
Времени и правда хватало. Мы договорились встретиться на автостанции в десять часов утра. Можно было бы и раньше, но такое могло насторожить мою бабушку и родителей подруг. Всё-таки ребёнок, поднимающийся во время каникул с петухами явление, честно скажем, подозрительное. А мы очень старались не навлекать на себя никаких подозрений. И вообще как можно благоразумнее и тщательнее подготовиться к нашему самому дальнему и долгому путешествию.
Полинка ещё раз тщательно изучила дорожные карты своего отца и уверяла, что теперь приведёт нас к Буровой хоть с закрытыми глазами.