Посвети, пожалуйста, вон туда, попросил он, указывая на темноту в подбрюшье механизма, туда свет не попадает, как фонарь ни поставь. Это ненадолго.
Сурьма подняла фонарь, направив луч в нужное место. Несколько бесконечных минут Висмут, стоя на стремянке, сосредоточенно ковырялся в механизме, лишь звякали металлические инструменты. А в Сурьме из-за его молчаливого присутствия вновь начал вскипать утренний стыд за прежнее своё поведение. Знай она раньше о его прошлом, тогда, конечно, не бросалась бы обвинениями подобного толка: ведь где-где, а на «Почтовых линиях» в Дивиниле репутация машинистов должна быть безупречна! Да, в тот вечер он показался ей нетрезвым, но этому должно быть иное объяснение, и она бы его наверняка узнала в первый же день, если бы не пресекла попытки Висмута извиниться. А теперь придётся извиняться ей. И момент как раз подходящий
Сурьма глубоко вздохнула, поменяла руку, в которой держала фонарь.
Устала? гулко разнеслось сверху. Чуть-чуть осталось.
Нет Я Сурьма глянула по сторонам удостовериться, что поблизости никого нет, должна извиниться.
Сверху, едва ли не попав ей по голове, брякнул оброненный Висмутом гаечный ключ. Висмут изумлённо покосился на неё через плечо.
Я совершила поступок, хуже которого и быть не может, набрав в грудь воздуха, продолжила Сурьма, и очень дурно обошлась с вами
Опустить подбородок ей не позволяла гордость, смотреть в лицо напарнику не давал стыд, поэтому она говорила с закрытыми глазами. Окончание заготовленной фразы: «прошу простить мне мою неучтивость и не держать зла» прилипло к нижней губе, словно вермишель из столовского бульона, и никак не хотело прозвучать вслух, подменяемое невнятным «э-э-м-м-н». Побледневшие щёки обожгло жаром.
Сурьма открыла глаза, когда услышала, как скрипнула стремянка. Висмут стоял едва ли не вплотную к ней, но ни в его лице, ни даже во взгляде не было и тени того триумфального ехидства, которые ожидала найти в них Сурьма. Он смотрел серьёзно и по-прежнему мягко, и в свете фонаря, который Сурьма до сих пор держала в поднятой руке, она разглядела вокруг его зрачков лучистый оливковый ореол: словно язычки зеленоватого пламени отражались в радужке цвета бренди.
Мне сказали, тут все между собой на «ты», так что, Висмут тихо повторил фразу, которую произнёс в первый рабочий день, и которую Сурьма в тот раз не соизволила дослушать до конца, перестань мне «выкать», и мы в расчёте.
Он начинал сначала, и она это поняла. Мало того, её это обескуражило и даже смутило, поэтому язык Сурьмы вновь сработал быстрее её головы:
Но это не слишком удобно, ведь вы уже в том возрасте, чтобы ой, и она, сообразив, что ляпнула, вновь залилась краской.
Я уже в том возрасте, подтвердил Висмут, забирая у неё фонарь, чтобы самому решать, как удобнее ко мне обращаться.
В уголках его глаз и губ пряталась улыбка: понимающая и ободряющая, чуть усталая, но совсем не такая, какой в подобных ситуациях улыбался весь высший свет. Между лопаток Сурьмы колкими лапками пробежала стайка мурашек. Так бывало, когда она оказывалась в непосредственной близости к живым паровозам. Этот мужчина за годы работы с чудовищно прекрасными не-зверями настолько пропитался их духом, что и его близость производила теперь аналогичный эффект.
Спасибо за помощь! кивнул Висмут и пошёл прочь из ямы.
Висмут! окликнула Сурьма.
С момента, как она узнала, что он треть жизни считай, всю свою карьеру, проработал на живых локомотивах, один вопрос так и жёг язык. Его она задавала всем машинистам и пробуждающим, которых встречала.
Каково это работать на живом паровозе?
Ответ она всегда получала одинаковый: «тяжело». И всегда была им недовольна. Тяжело это понятно, естественно и очевидно. Она же хотела услышать что-то живое, что-то о том, что просыпается в солнечном сплетении у неё самой стоит только подняться в будку машиниста и электрическими разрядами проскакивает по всему телу. Или пузырьками от игристого неважно. Ведь не одна же она такая!
Висмут на миг задумался, а потом ответил, причём совершенно серьёзно, как будто вопрос её был и важен, и сложен, а не из области праздного любопытства, как считали остальные:
Как будто тебе удалось приручить огромного железного зверя, и он полностью доверяет тебе, мало того он полностью послушен, хотя не в пример сильнее и бессмертнее тебя.
Сурьма прерывисто выдохнула и зачем-то ляпнула привычное:
Это очень тяжёлая работа.
То ли Висмута хотела проверить, то ли себя с небес на землю спустить.