Но если равновесие будет нарушено, придет пора золотого огня, и души и в посмертъе будут стенать, спасаясь от ужаса памяти.
На этот раз молчание повисло надолго. Шутки с акцентами и выговором можно еще как‑то списать, но вот намек на то, что «равновесие» может быть в ближайшем будущем «нарушено»...
Старший из курдж медленно опустил руки на колени, и Леек не без облегчения последовал его примеру.
Теперь всем стало ясно, что разговор предстоит долгий. Но первый вопрос застал Посланника врасплох:
– Кто были твои родители, о дитя двойной крови?
* * *
Город был тусклым. Напряженным. Сжавшимся в тугой комок в ожидании удара. И абсолютно несчастным.
Точно таким же, как и все оккупированные города, в которых доводилось бывать Посланнику.
Олег шел по улицам затаившего дыхание Санкт‑Петербурга, стараясь ничем не отличаться от других сгорбившихся жителей, старательно жавшихся к стенам, подальше от открытого пространства.
В бледно‑оранжевом небе беззвучно и угрожающе проплыла летучая тарелка. Ничего удивительного, что у населения вдруг начался массовый приступ агорафобии. У кого бы не начался? Были, конечно, и такие, кто пытался подниматься на крыши с плакатами и кричать о братстве всех разумных во Вселенной. Но абсолютное презрение, с которым захватчики не замечали копошения аборигенов, проняло даже этих блаженных.
Наверное, будь у них выбор, люди предпочли бы вообще не показываться на улицах, но за неделю были съедены запасенные дома продукты. А скоро исчезнут и те, что еще оставались в магазинах. Некоторые продовольственные склады Олег и его импровизированное «временное правительство» успели взять под контроль, так что повальный голод пока не грозит, но ведь это мертвому припарки. В мегаполисе не выжить без технологии. И без поддержки извне. Такую простую истину понимали даже люди, почти утратившие способность соображать из‑за происходящих внутри них метаморфоз. С первого дня из города устремился поток беженцев. Довольно, впрочем, жидкий. Уходить приходилось на своих двоих, а избалованные благами цивилизации неженки еще не осознали того факта, что пригородные электрички и пятисотые «мерседесы» в ближайшем будущем вряд ли смогут кого‑нибудь куда‑нибудь отвезти. Однако некоторая часть жителей успешно рассредоточилась по садово‑дачным участкам или родственникам в окрестных деревнях.
Впрочем... Улицы некогда чванливого города казались пустыми отнюдь не из‑за массового бегства жителей в сельскую местность. И даже не потому, что огромное число людей растворилось в воздухе, не оставив после себя никакого следа. О нет. Олег цинично скривил губы. Надо отдать захватчикам должное, карту «вы все сотворили с собой сами» они разыграли с артистической небрежностью. В ту первую, наполненную лихорадочным бредом ночь люди резали друг друга очень даже сами. И в нелепых несчастных случаях погибали исключительно по собственной вине. А уж как самостоятельно они совершали самоубийства! Как сходили с ума, впадали в кому, умирали непонятно от чего без помощи извне. Ну, почти... без помощи.
Последовавшая за кошмарной ночью неделя тоже не была радостной.
Совсем.
Сегодня на каждого похищенного пришельцами индивида приходилось трое‑четверо тех, кто погиб в общей неразберихе. Ничего удивительного, что улицы выглядели пустыми. И грязными.
Грязь, кстати, становилась серьезной проблемой. Мусоро‑сборочные машины отказали точно так же, как и все остальные. А дворники точно так же, как и все люди, с трудом оправлялись от острого приступа сумасшествия. Уборкой, разумеется, никто не озаботился, что повлекло за собой вполне предсказуемый результат. Лето все‑таки было не за горами.
Кстати, канализация отказала одновременно с водопроводом.
Со вполне предсказуемым результатом.
Особенно остро вопрос «мусора» встал, когда выжившие оглянулись вокруг и обнаружили, что их число ненамного превышает число невыживших.