Бьющая из него агрессивно‑оранжевая энергия лишь еще больше подчеркивала нечеловеческую скорость движений, странную неправильность позы. Виктория почувствовала, как против воли сжимается в своем кресле, впиваясь пальцами в полированное дерево ручек. Кем бы ни были вторгшиеся сейчас на Землю существа, в одном она была уверена: стоящий сейчас перед ними шестнадцатилетний мальчишка был куда как более чужд.
Он нетерпеливо дернул головой, отбрасывая с глаз темную прядь, и впечатление пропало, оставив лишь знакомо‑высокомерный изгиб губ.
– Ну?
Виктория удивленно моргнула, пытаясь понять, чего от нее хотят. Думать все еще было сложно, все тело болело, как после отчаянной драки... или жестокого избиения.
– Что ты почувствовала?
«Танцующее на моих костях стадо диких слонов» – не тот ответ, который можно было дать раздраженному Олегу. Виктория сглотнула гнев, боль и растерянность и попыталась сформулировать смутные впечатления поточнее.
– Они... ударили по планете. Чем‑то. Сначала по ментально‑информационному полю... я не знаю, как это назвать. Думать вдруг стало невыносимо тяжело, и мысли такие медленные. – Учитель кивал, судя по всему, понимая в ее словах гораздо больше, нежели сама Виктория, и это ее несколько приободрило. И разозлило. Что в ее случае одно и то же. – Может быть, какое‑то излучение, препятствующее мыслительному процессу или скорее даже развитию мыслительного процесса. И не препятствующее, а... корректирующее? Изменяющее. Да. Похоже, дети, которым придется расти с этим над головами, будут думать... по‑другому. Взрослые тоже, но не все, и для них процесс трансформации будет более болезненным.
Вот теперь она наконец начала злиться по‑настоящему. Пальцы опять впились в дерево, кроша полированную поверхность в щепки, прищуренные глаза уже не видели надменной физиономии Олега. Виктория дышала осторожно, внимательно, будто боясь неверным движением расплескать кипящий в ней гнев. То, что сейчас происходило с ее планетой, слишком напоминало насильственное введение какого‑то хитрого препарата из тех, которыми она баловалась в другой жизни. Атомные бомбы были бы честнее.
Она знакомо потянулась к сознанию Ли‑младшего, сливаясь с ним мыслями и способностями, пытаясь точнее определить, что же с ней происходит. Пророк без колебаний опустил барьеры, давая Избранной так необходимую сейчас помощь.
– Потом была еще серия ударов, более грубых, более... очевидных. Вспышка зубодробительных электромагнитных колебаний, которая должна была превратить в мусор нашу электронику, и еще что‑то, что пройдется частым гребнем по информационным платам. Потом, есть еще излучение, которое вмешивается в химические реакции – то же, что хотел сделать ты, но намного грубее. И еще... подождите... Откуда‑то появилось множество чуждых биологических организмов – бактерий и прочей мелочи, – которые уже начали делать что‑то с биосферой. Эти чужие просто... просто перекраивают планету на свой лад!
Виктория сама испугалась своего голоса: истеричного, звенящего паникой, слезами и удушающей яростью. Вот это никуда не годится. Но что делать?
«Лучше было бы взять себя в руки».
Она не знала, откуда брался этот голос, резонирующий в мыслях, но совет был, как всегда, хорош. В руки, значит.
«Твой темперамент может быть лучшим оружием... до тех пор, пока ты им управляешь, а не наоборот. Бешенство сейчас не поможет – значит, справься со своим бешенством».
Рука сама поднялась к виску, безошибочно найдя гладкий ромбик шрама. Как всегда, это простое напоминание успокоило. Маленькое несовершенство плоти было точно якорь в бушующем океане. Один раз, это на один раз больше, чем нужно. Никогда.
В последние месяцы, когда Олег переходил уже все границы и ее заносило на черту, за которой один из них должен был умереть, Избранная стала прибегать к достаточно простому способу «взять себя в руки».