Не то монгольские, не то северные скулы лишь подчеркивали экзотически‑диковатый разрез прекрасных льдисто‑серых глаз. Нет, такое совершенство не может быть настоящим, это, наверно, результат какой‑то пластической операции... Но ни один хирург не смог бы повторить этот изгиб бровей, это едва заметное осознание собственного великолепия во взгляде. Она была тем, чем была, ни больше ни меньше.
Ее густые светлые волосы были подняты в высокую и небрежную прическу, рассеченную несколькими длинными и острыми, напоминавшими скорее оружие, нежели украшения, шпильками, и только одна длинная прядь падала на шею, завиваясь крупными кольцами. Ее платье было из чего‑то матового и сине‑серого. Высокий воротник‑стоечка начинался под самым подбородком, от шеи до кончиков туфель она была закутана в струящиеся, тяжелые, точно случайно подчеркивающие стройность фигуры складки.
Губы Виктории беззвучно шевельнулись, произнося: «Belle».
– Это Natalie, – небрежно махнул рукой в сторону сошедшей с небес богини Сашка. – Она модель по профессии и так привыкла позировать, что делает это не только на подиуме. Не обращай внимания.
Модель? Виктория примерно представляла себе, что такое фотомодель. Конечно, девушки, которых она разглядывала на экране телевизора или на фотографиях в журналах, были красивы. Очень красивы, так что сразу становилось ясно, что настоящим такое совершенство быть просто не может. Но это была не та красота. Те девушки обычно были полуобнажены, демонстрируя впечатляющие фигуры или изящные одежды, они смотрели призывно, изгибались соблазнительно и вообще делали все, чтобы пробудить в зрителях несбыточные мечты... Или, в крайнем случае, зеленую, как болото, зависть. В Natalie не было ничего соблазнительного и уж, конечно, ничего призывного. От ее холодного совершенства веяло ледяным высокомерием Снежной Королевы, холодные глаза сияли, как могла бы сиять недоступная горная вершина. Эльфийская Владычица, взирающая на мир со спокойным бесстрастием существа, находящегося вне времени и вне чувства. Любые мечты об этой женщине обрубались у самого корня. Natalie была красива для себя и только для себя, что там пробуждалось этой красотой в окружающих, ее не интересовало ни в малейшей степени.
– Ты еще не оправилась до конца, – тем же мелодичным, серебристым голосом произнесла Belle, – постарайся пока не перетруждаться
И тут, к полному изумлению Виктории, Снежная Королева шагнула вперед и, наклонившись, ладонями обхватила запрокинутое лицо девушки. Безупречно наманикюренные пальцы скользнули по скулам, оглаживая кожу, льдистые глаза внимательно вглядывались куда‑то в область носа.
– Что ты такое делала со своей кожей, чтобы привести ее в столь жалкое состояние? – несколько озадаченно спросила Natalie. – Сколько же потребуется питательных масок, чтобы привести в порядок это безобразие! А фигура? Такого за одно, даже самое выматывающее, занятие с собой не сотворишь! Чем ты питалась?
«Ах ты... ящерица бесхвостая!»
Виктория застыла было в удивлении и тут же почувствовала, как внутри у нее начал закипать горячий, незнакомый, но радостно приветствуемый гнев. Да что они себе позволяют?..
Прежде чем Избранная успела взорваться замешенным на страхе и недоумении бешенством, Natalie отступила, окинув ее еще одним пристальным, очень профессиональным взглядом.
– По крайней мере, цвет подходит. А вот ткань... Как ты относишься к шелку?
Виктория вновь поперхнулась. Вспомнилась какая‑то из фраз Сашки по поводу ее наряда. Так это великолепие создала Belle?
А кто бы еще его мог создать?
То ли устав быть пассивным свидетелем, то ли почувствовав нарастающее напряжение, в разговор влез и сам Александр‑рр.
– Классный костюмчик, Natalie. Тебе идет. Хотя тебе все идет. Слушай, а ты не могла бы как‑нибудь нацепить что‑нибудь более открытое? Ну, вроде того купальника, как на обложке?
Снежная Королева обратила свой уничтожающий взгляд на вякающую где‑то у ее ног рыжую вшу.