И делиться я не намерена. Ясно?
Виктория, несколько ошарашенная таким прямым подходом, мигнула. Резкие, почти вульгарные слова не вязались ни с обликом незнакомки, ни с умным, все понимающим взглядом зеленых глаз. Похоже было на то, что фразы Эсэра извлекла из сознания самой Виктории, стремясь сформулировать свою мысль в максимально доступной для бывшей бродяжки форме.
– Договорились.
Предательские губы Сэры дрогнули. Облегченно? Виктория запоздало удивилась: разве могла она быть соперницей этой властной красавицы? Но соглашение было достигнуто, и отступать Избранная не собиралась. Не из‑за какой‑то абстрактной честности, а потому, что бороться было бессмысленно. Бессмысленно и бесперспективно. Эта женщина пошла за любимым в иной мир, в полную неизвестность. Она отказалась от тела, вполне возможно, от жизни. Такая любовь ценится куда выше какой‑то там внешности. Пошла бы сама Виктория за мужчиной на верную смерть?
Да ни за что на свете.
Вот пусть тогда сидит и не чирикает.
Сэра, должно быть, следившая за этим направлением мысли, откинула голову и рассмеялась. И вновь Виктория была поражена красотой ее смеха. Глубокого, отливающего старым золотом, с мурлыкающим тигриным «пфр‑р‑ррр!» где‑то в тональных глубинах.
«Господи, – ошарашенно подумала девушка, – вот это женщина! Хоть ориентацию меняй, честное слово. Да Олег, должно быть, с ума сходит из‑за того, что потерял ее!»
– Сходит, – ответила мгновенно посерьезневшая Сэра. – Еще как сходит. И не только из‑за этого. Вот в чем, боюсь, заключается основная проблема – твоя и твоего мира.
А вот это уже было интересно. Виктория машинально притянула к себе стул и уселась, откинувшись на высокую спинку.
– Поподробнее, пожалуйста. – Она и сама не заметила, как в голосе прорезались отлично отработанные за последний месяц повелительные интонации.
На губах Сэры (которая сама же ее этим интонациям потихоньку и обучала) промелькнула мимолетная усмешка, сменившаяся обеспокоенностью. Разговор обещал быть не простым.
– Лееку... я хотела сказать, Олегу сейчас что‑то около тысячи лет.
Виктория беззвучно присвистнула. Сур‑рово. Нет, она, конечно, знала, что Посланник отнюдь не вчера родился, но чтоб так...
– Ну и какое это имеет ко всему отношение? У него переходный возраст? Или кризис середины жизни?
Сэра не обратила на сарказм ни малейшего внимания.
– Совершенно верно. Признаюсь честно, в такой плохой форме мне его еще видеть не доводилось. Тысяча лет. Тысяча лет службы. Тысяча лет перемещений из мира в мир, изматывающей, тяжелой работы. Нам, наверное, трудно представить... Он начал уставать. Не просто перегорать, как случается иногда со всеми, а по‑настоящему, до самых костей уставать. Ему кажется, что он уже везде побывал. Все видел. Что ему не может уже встретиться ничего нового.
– Он не прав.
– Верно. Когда он совсем уверился, что видел и пережил все, то встретил меня.
– А ты, смотрю, не из скромных, – недружелюбно отметила Виктория.
– Нет. – Во взгляде Данаи Эсэры и впрямь не было ни капли ложной скромности. Но и вызова там тоже не было. Лишь осознание собственной силы... и ее границ. – Если подсократить трогательную историю наших отношений, то можно сказать, что ко встрече со мной он готов не был.
– Ха!
– Я его на себе... гм, женила. Что было совсем не просто, учитывая... кое‑какие политические аспекты. Мы прожили вместе почти столетие и попутно спасли мой мир. Это, как выяснилось, и было нашей основной ошибкой.
– Не поняла.
– Посланник нужен в мире лишь до тех пор, пока тому грозит непосредственная опасность. Пока мы сражались в бесконечной войне, все было хорошо.