Столь суровые меры предосторожности для переписки с простым пажом! не удержался от ремарки дю Плесси-Бельер.
То-то и оно! Но слухи о том, что Рене Гонди был не просто пажом королевы, время от времени вновь распространяются, Мазарини иронично подмигнул озадаченному собеседнику, и всё-таки я не склонен верить в это.
И всё же? Франсуа-Анри посмотрел в глаза кардинала, взор которого прояснился настолько, что можно было обмануться и предположить о том, что ему стало лучше.
И всё же велика вероятность того, что даже одно неосторожное слово в письме может скомпрометировать одного, а то и сразу трёх государей Европы.
Это слишком серьёзно! Неужели она могла быть настолько
Франсуа-Анри не договорил вслух, но Мазарини, поняв его мысль, утвердительно кивнул головой и негромко произнёс:
Любовь способна ослепить и лишить рассудка даже самых достойных, а Мария Медичи отличалась импульсивностью и безрассудством. Какими могли быть письма, которые она писала тому, кому всецело доверяла и кого, возможно, любила? Любила она Гонди как друга или более того, гадать не стану, кардинал развёл руками в красноречивом жесте, подразумевающем самый широкий спектр возможных предположений.
Но разве она не опасалась, что её письма могли перехватить шпионы?
В том-то и дело, что все письма доставляли в шкатулке с секретным замком. И хранили их в двух таких же шкатулках.
Подумать только Ни сам Ришелье, ни король ничего не ведали об этой истории! невольно восхитился Франсуа-Анри.
Даже я ничего не знал, карие глаза Мазарини хитро блеснули, Рене Гонди написал завещание, указав меня получателем одной из трёх шкатулок. Незадолго до своей смерти он передал её мне. Поломав голову над шифром, я наконец получил ключ к разгадке другого подарка, который прислал мне его поверенный, кардинал указал на предмет, лежащий на столике рядом с изголовьем постели, это бумаги Рене Гонди, в том числе и его личный дневник. Из записей в дневнике я и узнал о его тайной переписке с королевой и о существовании архива, который хранится в двух шкатулках. Одну из них получила королева Англии вместе с перстнем. И возможно, что она привезёт их во Францию, когда приедет на свадьбу принцессы Генриетты. Я полагаю, что это более чем вероятно. Вторая шкатулка забыта или потеряна в одном из поместий, которые принадлежали семейству Гонди. Вы должны отыскать обе шкатулки. Сожгите их! Уничтожьте! Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы в чужие руки попало хотя бы одно письмо из той переписки! Ни один из трёх королей, которые приходятся внуками Марии Медичи, не должен оказаться во власти шантажа. И я не хочу, чтобы Людовик получил архив и воспользовался им. Такой шаг навредит всем, и катастрофа будет неизбежной. Это также навредит и ему самому.
В комнате повисло тягостное молчание. Пока дю Плесси-Бельер мысленно переваривал всё услышанное, кардинал лежал с закрытыми глазами. Казалось, что он погрузился в сон, но вдруг он вздрогнул, поднял дрожащую руку и заговорил:
Я хочу, чтобы вы дали мне слово, маршал. Вы должны дать мне слово, что предпримете все меры для того, чтобы найти и уничтожить этот архив.
Я даю вам слово, твёрдым тоном ответил Франсуа-Анри, не добавляя к этой клятве больше никаких заверений.
Как это ни странно, в комнате кардинала не было душно даже несмотря на то, что все окна были закрыты и завешаны плотными гардинами. Проведя здесь более получаса, Франсуа-Анри не чувствовал ни удушливых запахов лекарств и самой болезни, ни давящей атмосферы из-за близости со смертельно больным человеком, чьи дни были уже сочтены.
И всё же он не переставал ощущать незримое присутствие границы, которую видел перед собой кардинал. Это сквозило в его речах и особенно во взглядах, которые тот обращал к нему время от времени. Было что-то ещё помимо всего этого чувство некой скрытой силы и уверенности, с которой Мазарини смотрел в будущее. Как будто он был уверен в том, что даже после его смерти всё будет происходить так, как он это планировал задолго до того. Может быть, в этом-то и было дело? В том, что кардинал осознавал, что успел предпринять заранее все необходимые шаги, которые повлияют на исход дел даже в отдалённом будущем?
Плесси-Бельер! Вы ещё здесь? тихо позвал Мазарини после очередной продолжительной паузы.
Да, Монсеньор, откликнулся Франсуа-Анри.
И значит вы готовы принять моё второе поручение к вам? кардинал пошарил рукой по одеялу, словно искал что-то.
Я готов, Монсеньор!
Это хорошо. Дело о шкатулках, хотя и является крайне деликатным и важным, не потребует много времени и сил. Вы справитесь. А если вы примете моё второе поручение, то вам помогут выполнить и первое. Понимаете? Эти оба поручения взаимосвязаны.
Понимаю, этот ответ Франсуа-Анри дал машинально, тогда как не видел никакой связи между сугубо секретным поручением отыскать, точнее, выкрасть шкатулки, в которых находится архив с письмами, с чем-либо ещё.
Нет. Пока что вы озадачены и спрашиваете себя о том, что ещё нужно от вас старику? усмехнулся кардинал. Но, несмотря на это, вы дали мне обещание. И я ценю это. Вы всегда поступали так, как я вам советовал. Я знаю, что причиной лояльности ко мне является ваша преданность королю. Поверьте, я также сильно люблю Людовика. И для меня он не только король Франции. Он мой крестник. Вы можете быть уверенным, маркиз, я не поручу вам ничего, что может навредить королю.
Я всецело уверен в этом, глухо проговорил Франсуа-Анри, отчасти чувствуя себя задетым откровенностью кардинала.
Позвоните в тот маленький колокольчик. Да, тот самый! потребовал Мазарини и слабым жестом приподнял руку, чтобы указать на серебряный колокольчик, стоящий на столе.
На зов явился тот же слуга, который встретил Франсуа-Анри возле садовой калитки.
Витторио! Подойди сюда, кардинал заговорил на языке, который своим напевным звучанием напомнил маркизу хорошо знакомые ему ломбардский и савойский диалекты итальянского языка.
Этот человек маршал дю Плесси-Бельер, Мазарини указал на Франсуа-Анри, и тот заметил, как в глазах слуги мелькнул интерес к его персоне, я передаю все дела в Тайном совете ему. Ты знаешь, кому ты должен сообщить о принятом мною решении. Теперь все мои клиенты должны выказать уважение маршалу. Он новый патрон после меня. Такова моя воля, Витторио!
Но как же молодой синьор Фелипе?
Протест, прозвучавший в этом коротком восклицании, заставил Франсуа-Анри насторожиться, однако Мазарини остался непреклонен. Он многозначительно посмотрел в глаза слуги и всё тем же твёрдым тоном повторил:
Такова моя воля! Что касается Фелипе, то он слишком юн. И он предпочёл оставаться таковым. А нам нужен человек, готовый вершить дела. И, Витторио! Это сын маршала Жака де Руже.
Но не герцог де Руже! Он не старший сын маршала!
Да, Витторио, он маркиз, а не герцог. Но он маршал, ответил на это возражение Мазарини, и он уже служит королю под моим патронажем. После меня новым патроном будет он. Это решено, Витторио. Передай всем! Вот моё кольцо. Теперь оно его.
Мазарини взглянул на дю Плесси-Бельера. Было видно, что, даже понимая их разговор, тот лишь отчасти мог догадываться о чём шла речь. Протянув к нему руку, кардинал заговорил по-французски:
Маршал, примите от меня эту печатку.
Трясущейся левой рукой он снял с безымянного пальца правой руки перстень и повернул его так, что спрятанная внизу печатка с выгравированным на ней изображением трёх бегущих ног, блеснула в свете горящей свечи.
С этой минуты эта печать принадлежит вам, как и последнее слово при принятии решений в Тайном совете. Вы наверняка уже догадывались о том, что большинство сведений я получаю не от моих шпионов из канцелярии и не от парижской полиции. А быть может и о том, каким образом исполняются мои поручения.