Стратегия судьбы
Из Советской действительности в рыночную реальность
Елена Геннадьевна Соколова
© Елена Геннадьевна Соколова, 2023
ISBN 978-5-0059-5274-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
История «Стратегия судьбы» начинается в Ленинграде. Факты студенческой советской жизни придают яркость всему сюжету.
Основные события разворачиваются в годы перестройки. Конец девяностых, начало двухтысячных годов.
Молодые люди, воспитанные в Советском Союзе и подготовленные для жизни именно в Советском Союзе, оказываются выброшенными в совершенно неизвестный им мир капиталистический или, вернее, рыночный. В иную психологию.
Отношения болезненно разрушены, но жизнь дарит настоящее счастье в том возрасте, когда надеяться на что- то новое уже не осмеливаются.
___________
Елена Соколова 89216458607Санкт ПетербургСТРАТЕГИЯ СУДЬБЫ.
Сильный ветер не мог разогнать серые тучи, плотно окутавшие город.
Высотные дома хмурились, наглухо закрытыми окнами по обеим берегам многоводной реки, а сами берега были связаны широким каменным мостом, который безропотно удерживал на себе восемь рядов движущихся машин: четыре в одном направлении и четыре в другом.
Заняться пассажирам, оказавшимся в «пробке» было нечем, если только разглядывать друг друга и пешеходов, которые шли по специально отгороженной для них полосе дорожке для тех, кто выбирает для себя лучше быстро идти, чем медленно ехать.
Среди шагающих по мосту выделялся своей воинственной походкой юноша в холодной заношенной куртке. Сильные порывы ветра били в лицо и трепали давно не стриженные волосы.
Юноша шел, ссутулившись и плотно сжав кулаки, настойчиво отказываясь воспользоваться теплыми карманам. Он, словно пытался противостоять самой природе и доказать всему миру свою значимость.
Валентина смотрела из окна автомобиля на этого озлобленного молодого человека, всегда готового к драке за свое «я» и воспоминания о своей собственной жизни захватили, как липкая паутина, исходящая из недр памяти.
Женщина положила свою руку на руку водителя. Обручальные кольца блеснули, выхватив ее из прошлого в подаренную небом новую реальность.
1
Толя, как всегда сидел возле экрана телевизора. За свои двенадцать лет все, что он смог узнать о жизни, он узнал именно из телевизора. Там были его герои и враги. Относительно увиденного в нем, мерил он поступки и ценности. Собственные сердце и разум не были натружены или натренированы на то, чтобы мыслить самостоятельно и фильтровать увиденное, вникая в характеры, окружение, обстановку, в которой персонажи телевизионных историй находились.
Это все равно, как если бы за столом съедать все, что подается и не различать где мясо, где овощи, где сладкое, где соленое. Просто еда.
Время было Советское и телевизионные передачи понятными, незамысловатыми и не разнообразные. По телевизору показывали правильных людей и рассказывали о правильной политике внутри страны. Все было очень понятно. Там. В телевизоре. Оно не вязалось с тем, что на самом деле происходило вокруг, но давало надежду на то, что есть смысл стремиться к лучшему, а лучшее это конечно же то, чем можно похвастаться.
В магазин идем! Быстро собрался! подскочила мать и заслонила собой экран, источник жизни.
Мам, а ты мне купишь сапоги? Я в войлочных стесняюсь в школу ходить, спросил Анатолий, стараясь настроить свой грубый, неровный подростковый голос под тембр, напоминающий нежность или хотя бы уважение. За глаза, в компаниях, во дворе и в школе мать была «мотыгой» и не более. Трудно было бы найти более подходящее слово для определения того, что чувствовал сын, слыша голос матери, долбящей его иссохший мозг, не пропитанный влагой понимания и уважения, как личности.
Мы идем за рубашкой.
Рубашку я старую еще могу носить
Мать не позволила сыну закончить фразу:
Или ты собираешься, или вообще ничего не куплю. Понял?
Голос матери, голос женщины звенел у ушах, пробивая черепную коробку и сотрясал мозг.
Мальчик беспомощно покорно поднялся с протертого дивана, застеленного дырявым пледом, вышел в прихожую, взял с вешалки пальто с оттянутыми карманами, надел его, медленно застегнул на все пуговицы, медлительностью пытаясь отомстить матери за свою беспомощность. Нахлобучил шапку из искусственного меха и обул ненавистные войлочные боты.
Толя был послушным мальчиком. У него не было выбора. Он просто не мог быть непослушным. Мама была взрослым человеком, а это означало власть.
Быть взрослым, это быть властным. Именно это уяснил для себя мальчик.
Мать торопливо одевалась в прихожей перед зеркалом и крикнула, засовывая под берет завитые локоны:
А то, стыдно ему. Отец пропивает все. Где я тебе денег возьму? Хоть бы на еду хватило.
Мальчик преодолел робость и попытался возразить:
Но ты же купила вчера себе платье. И рубашку сейчас будешь покупать, а сестре платье. Может, лучше сапоги?
Мать ударила кулаком по тумбе:
Можешь никуда не ехать! Слышал?
Толя не покорно, но замолчал. Его сестра в этот момент наматывала на себя душный растянутый от неправильных стирок шарф. Наконец, все были готовы выходить.
Возле подъезда компания бабулек, сплетничающих на скамейках, брезгливо проводили взглядом прошедшее мимо них семейство.
К универмагу ехали на автобусе и Толя уселся как можно дальше от мамы и сестры. Мальчик буквально пожирал глазами проезжающие мимо автомобили. Грузовые и легковые, а особенно мотоциклы.
Его отец был водителем большого грузовика и любовь к машинам была заложена с пеленок. Машина это сила! Свобода! За рулем ты самый главный.
В огромном универмаге ДЛТ, то есть, Дом Ленинградской Торговли нарядные и красивые люди с деньгами вызывали восхищение. Они нарядные, радостные и красивые потому, что с деньгами. Анатолий всей грудью открылся настроению шумной толпы. Это счастье! Покупать. Мальчик горящими глазами смотрел на отдел с игрушками и на отдел со спортивными товарами. Мать взяла за руку и привела его в отдел детской одежды, где уже давно крутилась сестра.
Мама подошла к витрине:
Смотри, какая рубашечка хорошая! и выхватила с вешалки самую дешевую рубашку в горошек, ее и купим.
Мам, я не хочу в горошек, пробубнил Толя.
Тогда вообще ничего не куплю! В горошек это красиво. Ты ничего еще не понимаешь. Ты, Ира, выбрала себе что нибудь?
Сестра Толи перебирала вешалки с платьями и показала на одно, которое ей очень понравилось:
Вот это платье мне хочется. Со складками.
Нет. Мне не нравится.
Но же буду его носить, а не ты, хотела заплакать Ира. Она была старше Анатолия и могла себе позволить более настойчивое сопротивление.
А стирать и гладить кто будет? И деньги плачу за него я. Или это вот, мама вытащила темно синее платье с жутким воротником, или вообще ничего. Все.
Покупки завернули у кассы в упаковочную бумагу. Теперь можно было усадить детей на скамейку в проходе и пробежаться по отделам, которые интересовали лично ее.
Домой вернулась счастливая. Детей одела и себе на сэкономленные копейки кое что прикупить смогла.
В провонявшей дымом кухне сидел папа в трусах, закинув ногу на ногу. Он докуривал папиросу. Худощавый, жилистый мужчина с остатками рыжих волос на висках. Увидев вошедшее в квартиру семейство, спросил хриплым голосом:
Что? Опять ходили деньги мои мотать? Ну, показывайте, что купили.
Мама распаковала пакет с рубашкой и платьем:
Вот. Детям же надо одеваться, а детям скомандовала: мойте руки и за стол!
На столе стояли тарелки с пюре и котлетами. Котлеты Толя не ел. Он их не любил вообще и мрачно разглядывал вилку.