Здесь мой муж сделал мне предложение, сказала Милка. Это было это было прикольно.
Никто не произнес ни слова. Можно было бы сказать, что игривое настроение как ветром сдуло, но тем утром был полный штиль.
5. Милка
С мужем они прожили полтора года, и это были, пожалуй, самые счастливые полтора года в ее жизни. Во всяком случае, если не считать дружбы с ребятами, которую впору называть семейными узами, лучших лет Милка припомнить не сможет, как бы ни пыталась. В эти восемнадцать с половиной месяцев, что прошли с момента официального заключения брака, уместились все возможные человеческие эмоции от восторга и упоения до отчуждения и даже ненависти. И всё было счастьем. Счастье ведь не только в радости, но и в грусти, потому что нельзя в полной мере ощутить легкость бытия, не протаскав на ногах ни дня тяжелых вериг печали. Таково уж наполнение жизни.
Сейчас Милка отдала бы всё или почти всё чтобы иметь возможность влепить Фильке пощечину и обозвать его мудаком, а потом рухнуть с ним в постель и целовать, целовать, целовать. О, как бы она его тискала! Она бы сгрызла его зубами от пяток до макушки
Но Фильки больше нет. И не будет. Он погиб. Разбился на машине, не удержав ее на мокром от дождя асфальте. Гнал как сумасшедший, не сверяясь с дорожными знаками и указателями, врубал музыку на полную катушку и пронзал пространство подобно ракете. Он всю жизнь куда-то спешил: по лестнице не поднимался, а взлетал, перепрыгивая через три ступеньки, в очереди на кассу гипермаркета норовил проскочить мимо чужих нагруженных тележек, а на свиданиях к Милке не подходил, а буквально вбегал в нее. Совершенно чумовой был парень. Сеня Гармаш как-то сказал: «Ты хоть придерживай его иногда. Так ведь и башку свернуть можно, не дай Бог».
Не придержала. Свернул башку
До встречи с Филиппом Милка вела почти богемный образ жизни. В двадцать пять лет окончательно разругалась с матерью, обвинив ее в разрушительном занудстве, ушла из дома, сняла на пару с подругой однокомнатную квартирку в центре. Зарплаты стилиста, что ей положили в одном дорогом салоне красоты, хватало на оплату жилья, модную одёжку, здоровое питание и танцы-шманцы-киношку. Кавалеров в дом не приводила, в отличие от подруги Тани, которая стабильно раз в неделю просила Милку устроить себе шопинг подольше.
Со своими партнерами Людмила встречалась на их территории. Встречалась, правда, бессистемно и с каждым недолго, начинала скучать и озираться по сторонам в поисках новых развлечений. И они не заставляли себя ждать. Милка, будучи «очаровательно некрасивой», как охарактеризовала ее Танька, странным образом притягивала мужчин. Казалось бы, что может привлечь в ее худобе, невнятной груди и чудовищно длинном и остром носе? Позариться на такую можно разве что после текилы. Но нет, парни просто липли к ней, как мухи к ароматной клейкой ленте, и это обстоятельство, пожалуй, озадачивало и ее саму.
Шарм, чувство юмора и необычайная легкость вот краеугольные камни ее натуры. Филипп совпадал с ней как фрагмент пазла. Пришел как-то в салон на стрижку, но все время, пока парикмахерша приводила его шевелюру в порядок, косился в угол, где Милка готовила инструменты к приему следующего клиента. Покончив со стрижкой, он быстро расплатился и тут же подкатил к стилисту:
Девушка, сделайте мне мейк-ап! Я хочу быть столь же неотразим, как и вы!
Девчонки в салоне до конца рабочего дня хихикали над ее легкой победой, но, когда вечером Филипп встретил Людмилу у крыльца с гигантской охапкой роз, ухмылки как дождем смыло.
В общем, завертелось. Милка поначалу думала, что и этот ухажер скоро отвалится, как кусок засохшей грязи от туфля, но Филя оказался человеком прилипчивым и изобретательным. То он к ней на электросамокате приедет и утащит с собой на какие-то гонки в парке Гагарина, то с подъемного крана на балкон залезет всё было неожиданно уморительно. Еще он был умен и начитан, рассуждал о литературе и искусстве, проходился по политике и политикам, не выказывая особого к ним пиетета, вкусно готовил и буйствовал в постели всякий раз как в последний. Но главное, он не пытался представить себя светом в конце тоннеля для дурнушки а-ля Катя Пушкарева.
«Неужели такие бывают?!» мысленно поражалась Милка.
«Видимо, бывают», как бы говорил Филипп, пожимая плечами в ответ на немой вопрос.
Через четыре месяца, когда они уже изучили друг друга вдоль и поперек (она разбрасывает в ванной комнате бумажки от прокладок, он оттирает под столом козюльки с пальца, думая, что никто не видит), Филька сделал ей предложение. Он отвез ее на западный берег Шершней, усадил в лодку и вывез на середину водоема. Там, бросив весла, он глубокомысленно замолчал, хотя перед этим трещал без умолку, рассказывая что-то о пиратах Карибского моря.
Решил меня утопить? хмыкнула Милка.
Угу, серьезно ответил Филипп. Если не скажешь мне «да».
«Да» на что?
Филя полез в карман, и прежде чем он вытащил бархатную красную коробочку, девушка все поняла.
Пойти ко дну ей в тот день было не суждено.
Понимая, что на подругу нахлынули воспоминания, парни помалкивали. Лишь Сеня отважился подойти к Милке и положить ей руку на плечо. Она накрыла ее своей рукой.
Всё норм, Сень. Всё в прошлом, всё утонуло
Мисс Острый Носик держалась достойно и не плакала, хотя ребятам казалось, что глаза у нее блестели.
Вслед за Сеней подошел и Пашка. Он обнял Милку сзади за талию, притянул к себе.
Молчи, грусть, молчи. У всех есть свои воспоминания.
Да, это точно, сказал Сеня. Если погружаться в них с головой, то хоть на улицу не выходи. У каждого пенька будешь останавливаться и сопли пускать: там коленку в детстве разбил, тут одноклассницу тискал. Мало ли чего и где было
Вася подошел к воде, подобрал камешек и бросил его блинчиком. Точнее, попытался камень с приглушенным звуком «тюк» впился в водную гладь в двух метрах от линии прибоя. Сунув руки в карманы, Вася обернулся к друзьям.
Какое спокойное сегодня озеро, не правда ли?
Правда, сказал Паша. Но вот скажи, дорогой друг, почему все Васьки такие мелкие?
Василий напрягся, ожидая подвоха.
В смысле мелкие? Душой?
Нет, почему же! Вот ты, например, просто глыба, Роден и Ницше в одном торсе, а ростом чуть выше моего племянника-второклассника. Ты почему морковку в детстве не кушал?
Все рассмеялись, а Васька вновь повернулся к ним спиной и запустил в воду второй камешек, теперь уже с широким замахом. Тот улетел далеко.
У меня возникла идея, сказал Паша. Тут рядом есть лодочная станция, полкилометра всего надо пройти. Возьмем суденышко, сходим в плавание?
Хочешь, чтобы меня сильнее накрыло? спросила Милка.
Как раз наоборот. Хочу, чтобы тебя отпустило. Знаешь, говорят, если тебя сбросила лошадь, надо забраться на нее снова, не стоит убегать.
Кто-то из вас сделает мне еще одно предложение? Милка отбросила челку со лба, и только сейчас все заметили, что она все-таки пустила скромную слезинку. Извините, ребята, вы все очень замечательные, но каждый хорош в чем-то своем, поэтому в мужья я могу взять только всех вместе, а с каждым по отдельности я повешусь.
А вот это уже интересно, загорелся Паша. Можно узнать, чем каждый из нас тебе интересен?
Милка отошла на несколько шагов, вынула из сумочки телефон, нажала пару кнопок. Вскоре над пустынным и тихим берегом разлились мистические женские напевы какого-то русского фолка.
Что это? спросил Сеня.
«Green Apelsin», «Проклятие русалки». Шикарная вещь.
Милка подняла руку со смартфоном вверх и начала двигаться в такт музыке, плавно извиваясь змейкой.
Паша, ты парень веселый, легкий, но такой необязательный, что я тебя убила бы на второй неделе совместной жизни