.. - Она встала, принесла с кухни бутылку шотландского виски и пару стаканчиков. - Выпьем.
- Спасибо, налей. - Том вздохнул. - Ну и денек!
- Все произошло так быстро. Надо же, только утром мы катались на велосипедах, дела шли нормально...
- Да... - Том отхлебнул. - Это жизнь. - Он стукнул кулаком по альбому: - Просто вещи. Всего лишь.
- Ты не хочешь показать мне фото?
- Пожалуй, хочу. А тебе интересно?
- Конечно.
Том, показывая фотографии одну за другой, объяснял Надежде, где карточка была снята и кто на ней изображен. Он в подробностях помнил почти все обстоятельства, лишь в отношении некоторых снимков был не совсем уверен:
- Это - квартира в Сан-Диего. Или в Санта-Крус... Они очень похожи.
Несколько раз он замолкал и просто смотрел, затем переворачивал большую страницу с шевелящимися на ней фотографиями. Довольно быстро он долистал до последней страницы альбома; та была пустой. Том долго глядел на нее.
- Всего лишь вещи...
- Не совсем, - мягко сказала Надежда. - Но - почти.
Они чокнулись и выпили. На небе показались звезды. Запах дыма все еще чувствовался. Они налили по второй.
И тут, наконец, Том решил поставить точку. Он опрокинул в рот свой стаканчик и поглядел на Надежду с кривоватой усмешкой:
- Ну, так когда отбывает твой корабль?
"Странно, - думал Кевин, - сражаться с огнем, носиться по кустарнику с топором до тех пор, пока воздух не начал обжигать легкие, а в душе ничегошеньки не испытывать. Совершенно бесстрастно наблюдать, как гибнет в пламени домик деда, размышляя, насколько больше дыма дает пластмасса, чем дерево..."
Оцепенение. Кевин все эти дни работал очень много. Обкладывал кафелем место для терминала домашнего компьютера в кухне Оскара - с начала до конца собственными руками. Вникал в малейшие детали ремонта и реконструкции, отделывал, подкрашивал. Можно навсегда завязнуть в подобной кутерьме, стремясь к совершенству, которое без микроскопа и не оценишь. Похоже, Кевин сам хотел этого.
Раньше жилище Оскара было заурядным домом стандартного типа. Зато теперь, объединив комнаты на южной стороне в общую залу и прорезав в верхней части стен этих комнат окна, Кевин добился того, что череда клетушек трансформировалась в просторное, залитое светом помещение, где по его совету установили множество горшков с растениями. Напротив залы Кевин оставил жилые комнаты; стены их тоже не доходили до потолка, а кончались окнами. Получилось, что эти комнаты - библиотеку, гостиную, столовую заливал через верхние стекла теплый свет с зеленым оттенком из полной растений залы. Такая архитектура, по замыслу Кевина, должна давать приятное ощущение простора в доме. Пол в некоторых местах был перестелен на разные уровни, а бассейн под центральным световым куполом окружен большими фикусами вперемешку с черными полыми столбами, наполненными водой. Все это образовало очень симпатичный центральный холл. Кевин всегда стремился к тому, чтобы в доме человек чувствовал себя как бы одновременно и на открытом пространстве, и защищенным от стихии.
Кевин часами бродил по дому, кое-где подкрашивая, или сидел и пытался вообразить, как будут выглядеть комнаты, когда их обставят. У него стало привычкой делать так перед завершением работы. Приятно - еще один дом сделан, еще одному пространству придана форма.
С Рамоной он больше не виделся - нигде, кроме как на играх; на поле она, как всегда, приветствовала его улыбкой, яркой, но безличной - улыбкой, не говорящей ничего, разве только, что, возможно, Кевин занимает пока в ее сознании какое-то место. Он не обращал внимания.
Он избегал разогреваться в паре с Рамоной. Как-то раз на тренировке они отрабатывали в четверках точность передачи мяча "навесом". Рамона разговаривала очень странно; слова ее были какими-то ходульными, наподобие лозунгов, даже когда она подбадривала Кевина со скамьи. Нарочитая, неловкая речь - совершенно на Рамону непохоже! Ну и ладно.