Обещали дать подробную информацию, планы, корректировки, письма...
- Отлично, начало положено, - сказал Том. - Настала пора позадавать на Совете каверзные вопросы. Можно прямо там спокойненько тормознуть все дело, если предложения по зонированию не пройдут. А ежели людям проект понравится, придется переизбирать Совет. Это значит, что, по крайней мере, будет выиграно время.
- Да, но, если людям понравится, городской Совет наверняка будет "за".
- Может быть. Все зависит от членов Совета - они не обязаны беспрекословно слушаться избирателей, наказывающих им делать то, чего они не хотят. В конце концов, у нас правительство представителей. По крайней мере в подобных вопросах.
- Да, конечно...
Кевин с трудом поддерживал разговор. Дело в том, что после беседы с Рамоной ему стало наплевать и на холм, и вообще на все. Он словно впал в оцепенение. Никаких новых слов и чувств. Только бегство, бегство в свою скорлупу. Оглушенная оцепенелость.
* * *
Однажды вечером Тому позвонила его старинная подруга Эмма.
- Послушай, мы зацепили неплохой хвостик в том деле с "Хиртеком", что ты на нас взвалил. Пока что не все дорожки прослежены, но ясна реальная, тесная связь между этой компанией и Американской ассоциацией медицинских технологий.
- Что это за штука?
- Ну, в основном она служит прикрытием всех старых платных больниц страны; масса связей с Гонконгом.
- Ага! - Том сел. - Звучит многообещающе.
- Очень. Эта ААМТ подключена к множеству строительных программ на восточном побережье, и, по сути, именно через нее строители пытаются выкачать все, что могут, из медицинской промышленности.
- Понятно. Ну а я что-нибудь могу сделать?
- Нет. Мы передали все Крис, она намерена заняться этим в рамках своего федерального расследования, так что машина закрутилась. Но послушай, что я хочу сказать тебе, - мы сорвали маскировку, чтобы увидеть под ней дыру.
- Они знают, что ведется расследование?
- Совершенно отчетливо. И если Гонконг - их часть, это плохие новости. Некоторые из гонконгских банков работают очень грубо.
- Хорошо, буду держать ухо востро.
- Желательно. Я еще позвоню, когда появятся новости, а Крис, наверное, будет контактировать с тобой непосредственно.
- Хорошо. Спасибо, Эм.
- На здоровье. Рада была снова пообщаться с тобой, Том.
* * *
Дорис сердилась. В основном на себя. Нет, это не совсем правда. В основном она злилась на Кевина. Она видела, что Кевин явно страдает от этой связи с Рамоной, и сердце Дорис переполнялось жалостью, злостью и презрением. Безнадежный дурак, втюриться в человека, который явно влюблен в другого! Из той же породы, что и сама Дорис. Да, она злилась на себя, на собственную непроходимую глупость. К чему беспокоиться об идиоте?
И еще она сердилась на себя за ту ее грубость с Оскаром вечером, на холмах. Дорис понимала: тогда произошло смещение, перенесение с больной головы на здоровую. Оскар не заслужил такого обхождения.
Это было очень важно. Если человек заслуживал грубости, Дорис не чувствовала угрызений. Просто она была такой, вот и все. Энн, мать Дорис, воспитывала ее иначе, учила, что вежливость - одна из главных добродетелей, точно так же, как сама Энн была воспитана своей матерью, а та - своей и так далее вверх по течению вплоть до самой Японии. Но Дорис не приняла этого, подобный стиль шел вразрез с ее натурой. Дорис не была терпеливой и мягкой. Скорее наоборот - острой на язык и жесткой по отношению к людям, которые не поспевали за ней. Наверное, она и с Кевином вела себя резко, пыталась уколоть его, а он никогда не показывал виду; но кто знает? Без сомнения, Дорис делала ему больно. Да, уроки матери еще сидели внутри, превратившись во что-то наподобие: "Не изливай свой гнев на людей, которые его не заслужили". Она нарушила эту заповедь, притом не раз и не два. Но никогда не делала этого с таким эффектом, как в случае с Оскаром там, на холмах.