9
56
Жил в Забайкалье я в норе глухой,
Где все древнейшей стариной живет и дышит.
Гоголь сам своим не верил бы глазам,
Если б все то увидал,
Что умершим давно считал
От тракта триста верст она (глушь),
Ни телеграфа и следа,
Приходит почта в семь дней раз,
И праздник этот день для нас.
Газет, журналов ни следа,
Но взятки здесь берут всегда,
Исправник тысячи сбирает,
Помощник тоже не зевает.
Он на начальника глядит
И все остаточки тащит.
Натурой писаря берут,
Десятские с листом идут.
Квартальный сзади, как метла,
Метет карманы дочиста.
Чтоб обыватель мирно спал
И про себя не возмечтал,
Исправник здесь и царь и бог,
Всех может гнуть в бараний рог.
Он и начальник и судья,
Сам Соломон пред ним дитя.
Коней штук десять прокормить
И самому роскошно жить
Задача трудна, ей-ей,
Решать задачу и трудней.
Помощник, лакомый к клубничке,
Повсюду ищет райской птички,
Но коль строптива и честна,
В казачей будет вмиг она.
Здесь дуют лютые ветра,
И льют дожди, как из ведра,
Во время жатвы лишь во вред,
Когда ж нужны, тогда их нет.
Здесь сифилис народ съедает.
Никто, как бог, врач это знает,
Покорный небу, как всегда,
Больных он губит со двора.
Врачи не лечат здесь народ.
Без них родится он и мрет.
Лишь два рубля врачу отдай
И оздоровишь этим край.
Чужих детей коли лечить,
Своих ведь можно погубить,
К чему же платит докторам,
Не знает он и сам.
В Ангарск врач едет порожним,
Следа лекарства нет при нем.
К чему ж едет, господа?
Чтоб была рыбка и икра
Вдобавок сотенку рублей
Привозит он жене своей.
И ждет жена, любви полна,
Супруга в объятья привлечь.
Вот так-то вот любезен тот,
Кто хочет мир в семье сберечь.
Не без оснований можно предположить, что эти стихи Зайднера, записанные Гуревичем в представлении баргузинки Сибирцевой, отличались от авторского оригинала. Наверное, их можно считать народным изложением стихотворной критики тогдашней чиновничьей ситуации в баргузинском крае несломленным ссылкой народовольцем Зайднером. В отличии от стихотворения «Хоть крылья сломаны судьбою", здесь речь идёт не о глубоко личном, а о злободневном общественном В этих стихах бескомпромиссные и язвительные конкретные оценки здешней жизни
Сам фольклорист Гуревич ещё отметит: «Там же записано мною два стихотворения Зайднера Печальна моя жизнь была и Мечты, которые также бытовали в Баргузине»:
Печальна моя жизнь былаПечальна моя жизнь была,
В ней не было даже просвета.
Теперь уж близка и могила,
И песнь лебединая спета.
И тени встают предо мною,
Встают все года прожитые.
Гляжу я и вижу с тоскою
Лишь рамки стоят все пустые.
И дел моих вовсе не видно:
Лишь думы, мечты и желанья.
Становится горько и стыдно
За муки мои и страданья.
Зачем во мне сердце так билось
И к ближним любовью кипело?
Зачем по ночам даже снилось,
Что ждет меня доброе дело?
Зачем? Видно, крест не под силу
Поднял я в минуту гордыни.
А что я нашел? Лишь могилу
В холодной угрюмой пустыне.
МечтыКогда еще юнцом я был,
Вокруг меня носились роем
Мечты. Я страстно их любил,
Себя уж я считал героем.
Я гордо выступал на бой
С коварством, злобой и пороком,
Я увлекал толпу с собой,
Я вождем был и пророком.
И, обнаживши острый меч
И знамя красное свободы
Я ветхое сбирался сжечь,
Освободить хотел народы.
Одел доспехи, взял я щит
И на коня уселся смело.
Пускай, пускай меня он мчит,
Умру за правое я дело.
Но, видно, был ездок плохой,
При первой схватке я свалился.
Эти два стихотворения явно о том же состоянии души автора, что и стихотворение «Хоть крылья сломаны судьбою", хотя приведены в разных, независимых друг от друга источниках: борьба, разочарование, тревога, тоска
И можно считать, что совсем не случайно на могиле Зайднера в Баргузине были начертаны стихи именно Надсона. Четверостишие было написано им в 1886 г. за год до его смерти в возрасте 24 лет от злой чахотки. Всего 32 года проживет и Зайднер и умрет он от той же жестокой болезни. Достаточно ещё раз раскрыть томик стихов Надсона, чтобы сразу почувствовать большую общность поэтических дум, тем и настроений:
Мучительно тянутся дни бесполезные.
Темно в пережитом, темно впереди.
Тоска простирает объятья железные
И жмет меня крепко к гранитной груди.
О, если бы дело гигантски огромное,
Гроза увлеченья, порывы страстей,
В холодное сердце, больное и темное,
Огонь исцеляющих, ярких лучей
10
Так писал Надсон в том же 1886 г. И, кажется, что нет уже сомнения, что поэт Надсон был одним из кумиров поэта Зайднера
Записи 1980-х гг. баргузинских старожилов Э. В. Деминым
Ещё недавно ныне ушедшее поколение баргузинцев помнило и называло конкретные прошлые баргузинские имена и обстоятельства, свидетелем которых оно было Именно они интересовали краеведа Э. В. Демина, в 1980-1990-х гг. проводившего разносторонние разыскания по политической ссылке в Баргузинскую долину, обобщившего их в журнальном варианте книги «До и после «баргузинской сенсации"
11
12
В 1913 г. баргузинский корреспондент газеты «Забайкальская новь» священник Александр Добромыслов в заметке «Забытые могилы», отвечая неизвестному автору, которому не удалось найти могилу «народовольца поэта Зайднера» на самой территории баргузинского кладбища, подробно расскажет о его могиле в Баргузине: «Эту, вероятно теперь в полном смысле слова забытую могилу, нечего и искать на кладбище. Зайднер похоронен на краю дороги, на левой стороне, если идти из города, почти поверставшись с кладбищем. Умер Зайднер приблизительно в 1892 или 93 г. В 1893 г. я был на его могиле. Она была обнесена деревянной решеткой. В головах стояла сосна и на ней был прибит лист жести, на котором помещено известное стихотворение». Далее Добромыслов приводит стихи Надсона, помещенное в эпиграфе данного изложения. О состоянии могилы Добромыслов добавит: «Позже я слышал, что по чьему-то распоряжению оградка была убрана, а также и четверостишие. Баргузинцы (если они только интересуются забытыми могилами лиц, пострадавших за свои политические убеждения) должны помнить могилу Зайднера. Нельзя сказать, что после его смерти прошло «много лет"
13
Сведения Добромыслова подтверждают и дополняют строки в «Календаре по Забайкалью» (?) на июль 1918 июнь 1919 (лист 28 марта), в которых есть и упоминание о тех же стихах на жести, прибитой к дереву. Указан и их автор известный в 80-х гг. прошлого века поэт С. Я. Надсон. В «Календаре» также отмечено: «В девяностых годах там [в Баргузине авт.] жил Зайднер, скончавшийся очень молодым. Почему-то его похоронили за городом около самой дороги. На могиле была устроена ограда Полиция усмотрела эту могилку и приняла соответствующие меры. Ограда была убрана, четверостишие сорвано и могильный холм сравнен с землею. По последним сведениям, на том месте груды обывательского навоза. Так старый строй стремился истребить память о ненавистных ему людях»
14
Настоящим краеведческим откровением, исходящим от непосредственных свидетелей баргузинских современников могилы Зайднера являются фонозаписи рассказов здешних старожилов и долгожителей, а также переписка с ними, хранящиеся в личном архиве Э. В. Демина. Этот, без преувеличения, уникальный массив сведений создавался, в том числе, в рамках подготовки в 1980-1990-х гг. цикла передач весьма популярной тогда программы бурятского телевидения «Ваше мнение», посвященной историко-культурному наследию исторических поселений Бурятии. В этой программе Э. В. Демин был ведущим и соавтором, вместе с её редактором и соавтором журналистом О. Я. Кожевниковой.
Несколько передач программы было посвящено Баргузину историческому, в том числе, вопиющему осквернению в 1989 г. исторического кладбища Баргузина в угоду фантастическим зарубежным легендам и выдумкам местных «краеведов» о якобы «баргузинском пребывании» великого венгерского поэта Шандора Петефи. Вопреки протестов деятелей Бурятского отделения Всероссийского обществ охраны памятников истории и культуры (ВООПИК) и госоргана охраны памятников республики историческое баргузинское кладбище было варварски перекопано. Некие выкопанные здесь останки прямо на краю могилы были объявлены останками Петефи и их изъяли (до сих пор не вернули), а останки из другой могилы, для лучшего обоснования «открытия» могилы Петефи, выдали за останки декабриста М. К. Кюхельбекера (хотя здесь уже имелась и до сих пор в наличии официально признанная могила этого декабриста) и тут же снова зарыли Демин, как главный краеведческий оппонент этой изначально очевидной авантюры, был членом и участником межгосударственной советско-венгерской комиссии, признавшей, что выкопанные здесь останки принадлежат женщине Это было в дальнейшем неоднократно подтверждено исследованиями советских, венгерских, американских и российских учёных и специалистов