Или она сама.
Они прошли мимо ответвлений в генераторную зону и в жилые боксы. Технологические шахты дышали теплом. В тусклых глубинах что-то постукивало, позвякивало, возможно, даже жило тихой машинной жизнью.
Барабанов! снова крикнул Рогов.
На лифте они поднялись на два яруса, под самый купол. В переходах лежал песок. В командном зале было темно и пусто, жалюзи опущены. В медицинском отсеке прямо на полу лежал спальный мешок, а с потолка на проводе к нему спускался один из светильников. Судя по раскиданным картам памяти, Барабанов здесь читал или смотрел что-то с планшета.
Кажется, его больше не стоит оставлять одного, сказал Рогов, растерянно разглядывая кювету с остатками пюре.
Это просто изнанка того Димки Барабанова, что мы знаем, сказал Храпнёв. У каждого есть изнанка.
И, по-твоему, это нормально?
В нашей ситуации нормального по умолчанию нет, сказал Храпнёв. Мы с тобой нормальны? Панов нормален? Шияс, ползающий по горам?
Это понятно, но Димка
Ему хуже всех.
Барабанова они нашли в лабораторном отсеке. Он сидел на столе босой, в грязных штанах и куртке на голое тело. Округлый живот его был в красноватых пятнах.
Что-то вы рано, мрачно произнёс Барабанов.
Сбоку от него пискнул синтезатор, и он, не глядя, подставил пластиковый стаканчик и нажал кнопку дозатора. В стакан с шипением плеснуло.
Что это? спросил Рогов.
Спирт, ответил Барабанов. Спирт, мои стерильные котики. Амброзия. Напиток богов. Если уметь пить.
Дима
Барабанов поднял палец.
За Женьку Вальковского!
Опрокинув в себя стаканчик, он на несколько секунд сжался, вздрогнул и выдохнул в рукав куртки.
Вот, Храпнёв выложил на стол рядом с ним прямоугольник карты.
Что это? спросил Барабанов, кривя рот.
Глаза у него упорно не смотрели на вошедших.
Данные.
Понятно. Это очень нужно всем нам.
Палец Барабанова согнулся над картой и отправил её на пол.
Вот как? поиграл желваками Храпнёв. Ты уверен?
Вы ещё здесь?
Уже уходим, сказал Храпнёв и ударил Димку в челюсть.
Голова Барабанова мотнулась.
Хватит! Рогов потащил товарища из лаборатории.
Я больше и не собирался, сказал Храпнёв.
За спиной его возился Барабанов и, кажется, озадаченно хмыкал. Затем пискнул синтезатор, и в стаканчик снова прыснул спирт.
Хорошие вы ребята, сказал Димка, за вас!
Зайдя в свой бокс, Храпнёв долго стоял у койки. Что дальше? Пустота копилась где-то в солнечном сплетении и готовилась к экспансии. Ничего не хотелось, ни спать, ни делать что-то, ни жить. Женька, возможно, полгода назад также стоял в своём боксе и, в конце концов, выбрал фал и трубу в одном из технологических коридоров.
Лёгкий выход.
Вику вот бросил. Почему? Не оправдала надежд? Может, спросить? Что он теряет? Вполне человеческое желание
Накинув куртку, Храпнёв вышел из бокса. У Рогова было тихо. Спит? И ладно.
В тишине, в зыбком свете он спустился вниз на ярус, миновал оранжерею, за которой больше месяца уже никто не ухаживал, и через один из аварийных выходов выбрался наружу. Застегнул куртку. Прохладно.
Густели фиолетовые сумерки. Над головой помаргивал навигационный фонарь. Синеватым полумесяцем плыла Караппа, одна из двух местных лун. Темнела уходящая в сторону тропка. Там, в её конце, на выровненной площадке, был похоронен Вальковский.
Храпнёв не ожидал увидеть Вику в это время, но совсем не удивился, когда обнаружил маленький силуэт, сидящий на скамейке перед сложенной из камней могилой.
Привет, сказал Храпнёв.
Да, тихо ответила Вика.
Что ты здесь делаешь?
Ду.
Ждёшь?
Храпнёв сел рядом, но оставил сантиметров десять пустого пространства. Ветер теребил, загибал светлые Викины волоски.
Караппа сделалась ярче. От камней, от щита, защищающего площадку от наносов, пролегли синие тени.
Чего ждёшь? спросил Храпнёв.
Девочка пожала плечами.
Он умер, сказал Храпнёв. Мумифицировался. Он лежит на глубине полутора метров, мёртвый.
Ду, повторила Вика.
Почему он решил повеситься? наклонился Храпнёв. Ты открылась ему? Ты что-то сказала ему?
Вика повернула голову. Тёмные, совершенно без белка глаза уставились на Храпнёва. Он сдавил её плечико ладонью.
Кто вы?
Бёнок! вскинула свободную руку Вика.
Четыре пальчика и один наполовину сформировавшийся.
Нет, оскалился Храпнёв, это я уже слышал. Скажи мне правду. Кто вы? Какого чёрта вы
Вика захныкала.
Ойно!
Ах, и это вы знаете! Знаете, что такое больно, Храпнёва затрясло. А нам каково здесь знаете?
Он сдавил плечо девочки сильнее.
Мы! Ничего! Не можем! Мы никто, нигде Неудавшиеся колонисты, команда потерянных людей.
Ойно-ойно-ойно! заверещала Вика, вырываясь.
Разве?
Храпнёв усилил нажим. Плоть потекла сквозь пальцы, будто пластилин. Передавленная, упала под скамейку рука.
Ядя Сей! Не надо!
Кто-то напрыгнул на него сбоку.
Да кто тут ещё? Храпнёв поймал и швырнул маленькую фигурку на землю, чувствуя себя Гулливером среди лилипутов.
Ай!
Фигурка упала головой на камни могилы. Раздался глухой звук.
Лисс?
Девочка не шевелилась. Свет Караппы превратил белое в горошек платье в тёмно-синее. Храпнёв похолодел, внезапно осознав, что сотворил нечто страшное. Нет, он совсем не хотел. Но убил. Убил?
Лисс!
Храпнёв поднялся, но подойти почему-то не смог. Внутри всё сжалось. Вика хныкала, отклонившись от него на боковую перекладину.
Лисс.
Кто-то толкнул Храпнёва обратно на скамейку, долговязой тенью метнувшись к лежащей девочке.
Вот ты дурак!
Тень присела на корточки и склонилась над Лисс.
Я не хотел, выдавил Храпнёв.
Ну да!
Человек обхватил голову лежащей девочки ладонями. Возможно, он, как скульптор из глины, наново формировал череп. Храпнёв не видел со спины. Он с замиранием ждал, что получится в итоге. Чувство вины превратило его лицо в жуткую, перекошенную маску.
Что там? спросил он.
Нормально.
Человек не обернулся. Вика, спрыгнув со скамейки, подошла к нему, легла на широкую спину, обняв одной рукой.
Где ты ручку потеряла? ласково спросил человек.
Это я, хрипло сказал Храпнёв.
Понятно.
Человек вздохнул, потом неуловимым движением поднял и поставил Лисс на ноги.
Ну-ка, он щёлкнул девочку по носу.
Лисс распахнула глаза.
Храпнёву показалось вдруг, что над ней вздулся тёмно-синий прозрачный купол, развернулся в острые крылья, но быстро скомкался и опал под мягкими пассами рук. Впрочем, возможно, это всего лишь проплыла подсвеченная луной дымка.
Ну, вот, все так же сидя, человек одернул платьице, повернул к себе голову Лисс левым боком, что-то рассматривая. Простишь, дядю Алексея?
Не надо, сказал Храпнёв.
Но Лисс кивнула.
Ащу!
Молодец.
Ядя Сей.
Храпнёв не знал, как ему реагировать. Когда пятилетнее, шестилетнее существо приблизилось к нему с полными слёз глазами, он просто распахнул руки, и Лисс ткнулась в него.
Как игрушка, у которой кончился завод.
Ядя Сей.
Прости.
Храпнёв приподнял и посадил её на колено, осторожно притянул к себе голову, коснулся губами коротких рыжих волос.
Прости, пожалуйста. Я сорвался.
Нова добрый? спросила Лисс, накрыв тёплой ладошкой его щёку.
Да.
Незя так ллой.
Я знаю, сказал Храпнёв.
Лисс совсем не дышала, но он подумал, что этому можно научить. Это просто. Это надо дышать рядом. Впереди скрипнули камешки, и Храпнёв поднял глаза.
Ну, мы пойдём, сказал человек.
Вика сидела на сгибе его руки и обнимала за шею. В глазах её сияла Караппа.
Ты всё-таки жив, сказал Храпнёв.
Нет, качнул головой Вальковский, это, скорее, посмертие, другая форма жизни. Понимаешь, я ни черта не понял. Мы вообще мало что понимаем, да? Мой поступок Моя смерть это оттого, что я всё неправильно Нет, так не объяснить. Мы здесь можем достичь реального бессмертия.
Ты уверен?
Вальковский кивнул.
Он был чёрный и синий, в чёрных рубашке, брюках и с синим носом, но всё же он был Вальковский. Женька. Не сон.