«Если Красота это истина, Красота это благо, то как может Она уживаться в душе человека с его тёмным началом, быть для него всего лишь превестницей ужаса (schrecklichen Anfang)?» читатель, хорошо знакомый с творчеством Рильке, наверняка выразит подобное недоумение, припомнив его знаменитую Первую элегию из цикла «Дуинских элегий», в которой с первых же строк поэт вводит нас в великолепный и при этом крайне опасный мир ангелов: вызывая в нас восхищение, эти «едва ли не насмерть разящие нас птицы души», несут нам на крыльях своих не только неописуемую свою Красоту, но и знамения ужаса:
«Кто, если б я вопль свой исторг, внял мне из ангельскихПолчищ? Положим, даже если б один из нихВдруг восприял меня сердцем, я бы тут же сражён былЕго всемогущим присутствием. Ибо сама красота Только прилог ужасающий, который мы ещё в силах снести.Мы красотой восхищаемся, покуда щадит она нас,Не решаясь совсем уничтожить. Ужасающ каждый из ангелов.»Неужели одухотворяющая весь мир Красота, которой определяются все законы Природы только видимость, только преддверие, только повод для ужаса? Не противоречит ли Рильке в этом фрагменте своим основополагающим эстетическим убеждениям? Вовсе нет.
«Ужас не охватит того, чей ум утверждён в Красоте. Красота являет образы вечного. Она дарует смертным благо бессмертия.»
Мастер То ИдиКрасота устрашает лишь для ослепленное «Я», которое воспринимает мир разделенным на «этот» свет и «другой», ангельский мир и людской. Ужас поедает прельщённое сердце, позабывшее о своей неделимой природе.
А потому на подобный вопрос, адресованный Поэту одним из его переводчиков вопрос о том, как следует понимать его «Элегии», Рильке отвечает: «Утверждение жизни и смерти в «Элегиях» становится
единством»
Стараясь разъяснить смысл сказанного, Поэт пишет о существовании целостностного, безраздельного бытия «истинной жизни», которая «простирается на обе области», и что «в этом самом большом и открытом мире», в этом «двойном царстве» («Doppelbereich»)12:
«нет ни этого, ни того света, но лишь одно огромное единство, в котором пребывают стоящие над нами существа ангелы».
В качестве подспорья в понимании «Элегий» Рильке настоятельно рекомендует обратиться к его «Сонетам к Орфею» циклу, который наряду с «Элегиями», по праву причислен к числу выдающихся лирических откровений ХХ-го века. Как отмечает сам поэт, этот цикл «того же происхождения, что и Элегии», и «наполнен тем же содержанием».
И если вопль отверженного лирического героя, который мы слышим в начале Первой дуинской элегии, раздаётся из той пропасти, что разверзлась внутри утратившего свою целостность человеческого «Я», то в царстве недвойственного Ума, торжественно воспеваемом и утверждаемом в «Сонетах», человеческий голос, следуя за лирой Бога-Певца, становится воистину «ангельским» и сливается с хорами вечности, как об этом с особо выразительной силой нам возвещает Девятый сонет:
«Тот лишь, кто в царстве тенейЛиру подъемлет,Славить достоин на нейНебо и землю.Тот лишь, кто маковый сокМёртвых пригубит,Шорох тишайших высотНе позабудет.Свет, отражённый прудом,Призрачно брезжит, Взор отвори!Только в мире двойномЗовы так нежны,Голос велик.»Суть высшего «плода»
Когда мы рассуждаем о Красоте, мы неизбежно наделяем Её множеством субъективных оценок. Это связано в первую очередь с тем, что мы взираем на Красоту с разных уровней нашего восприятия. Тот, кто обладает высшей степенью прозрения, способен распознать Красоту как Пустоту или Истину, у кого сила видения меньше, тот узнаёт Красоту как совершенную радость, а существа с обыденным зрением видят Красоту воплощений. Но, по сути, независимо от наших способностей Красота неделима и целостна, а через Неё и всё сущее непротиворечиво и не знает преград. И хотя всем нам дано от рождения великое счастье ощутить это Единство Красоты, немногие в состоянии осознать природу этого чувства, и тем более его выразить13. Чаньский Мастер назвал бы это интуитивное чувство родником, из которого проистекает недвойственный Ум, семенем, из которого раскрывается цветок совершенной буддовости. Поэт напомнил бы нам о вещах, которые возникли задолго до нас, и которые, стоит их только призвать в нашу жизнь, превращается в источник ошеломляющей по силе Красоты. Той Красоты, что освящает весь мир для подлинного Искусства.
А потому, если хотя бы на секунду предположить, как само собой разумеющееся, что и для западного Художника-Творца, и для восточного Мудреца Не-деяния, Красота это и есть причина и следствие, альфа и омега, высший «плод» их Искусства, совсем неудивительно, когда в унисон для нашего слуха зазвучат их слова:
«Кто-то все еще верит что Искусство может изобразить Красоту, у которой есть противоположность. <> Искусство это страсть в целом. Его результат: беспристрастность и равное участие всего».
<Ц>
это говорит Поэт. А чаньский Мудрец ему отвечает:
«В действительности суть высшего плода абсолютно равностна и недвойственна».
<Т>
Эти строки наверняка вызовут у читателя редоумение: «Получается, что если высший плод Красота, то Она всё-таки тварна?». Чтобы развеять подобные сомнения, послушаем мастера То Иди:
«Красота достигается не-достижением. Высший плод созревает спонтанно».
Хакуин Экаку. Автопортрет.
*
В продолжение этого увлекательного и нередко крайне неожиданного диалога о Красоте, на страницах предлагаемой читателю книги, а именно в пяти её главах, напоминающих «пять драгоценных свитков из лотоса», заговорят великие Художники жизни, которые хотя и принадлежали разным культурам и эпохам, без сомнения, познали Единство Красоты: Поэт-модернист австрийского происхождения Райнер Мария Рильке, творческий расцвет которого пришёлся на начало XX-го века, и безымянный Патриарх школы Чань, в котором читатель с первых же строк узнает черты легендарных Мастеров Не-деяния Хуэй Нэна и Линь Цзы, распространявших, как известно, свои ошеломляющие по духовному накалу проповеди в золотую эпоху династии Тан. И хотя встреча наших героев, конечно же, вымышлена, автор надеется, что сила их слов и глубина их прозрений от этого не ослабнет.
Завершить вступительную часть к «Диалогам» автору хотелось бы напутственным словом Мастера То Иди:
«Когда встречаются два подлинных человека Пути, два Художника жизни Патриарх и Поэт, которые черпают своё вдохновение из родниковых глубин неумопостигаемой целостности свершается чудо. Растворяясь друг в друге сполна, так что неведомо им, кто из них холст, а кто кисть, нераскрытыми проходят они сквозь пальцы друг друга, порождая при этом полотно восхитительной Красоты, той Красоты, что ниспосылается свыше с изобилием красок, отзвуков, смыслов. Так две волны, сливаясь на миг, достигают невообразимого взлёта, с искрящейся пеной и брызгами, а после, согласуясь с изначальной природой своей, расходятся дальше, чтобы сохранить свою чистоту и остаться нетронутыми в их взаимном творении.»
Примечания
1
В рамках этой серии на площадке «Ридеро.ру» уже размещена одна моя публикация «Гатха Идиота с мячом», планируется издание и других книг.
2
Принятые в книге «именные» знаки, указывающие на источник цитаты и переводчика:
<М> Ю. Михайлин, [Путь Дзэн], [Дзенрин];
<А> Н. В. Абаев, [Чань-буддизм];
<Р> А. М. Руткевич, [Дзен-буддизм];
<Т> Е. А. Торчинов, [Письмена];
<Гр> П.Л, Гроховский, [Поэзия просветления];
<З> М. А. Захарова, [Антология Дзен];
<СД> Т. Соколова-Делюсина, [Бусон];
<Д> А. Долина, [Одинокий сверчёк];
<Мс> А. Маслов, [Тексты дзэн].
Полные выходные данные книжных источников приведены в разделе «Справочная информация»/«Список литературы» в конце книги.