Ты же поняла, к чему все идет?
Амелия покачала головой: « Нет», сказала она шепотом, чуть разомкнув губы.
Рука сестры легла ей на плечо и погладила сквозь одеяла.
Мы уедем отсюда. Я думаю, к зиме.
Нет.
Амелия сама удивилась тому, как твердо это прозвучало.
Уедем, настойчиво сказала Кармиль. Лорд Дамиан сказал нашей матушке, что ей не следует скрывать нас в глуши, что мы должны уже выйти в свет, ведь держать траур столько лет это неуважение, она зашептала быстро и едва ли не громко, так, что даже спохватилась и прикрыла рот, испугавшись не то сорвавшихся слов, не то самого звука своего голоса. Эдит в соседней комнате все так же спала.
Ты подслушивала.
Это был не вопрос утверждение, и Амелия даже не осуждала сестру.
Конечно, глупая, ведь в отличие от тебя я не хочу зачахнуть здесь от простуды или старости, хмыкнула Кармиль и заерзала. Только не думай, что я тебе прямо сейчас все выложу, мне самой не терпится, но нужно подумать Послушай, Амелия, этот дом тюрьма, мы живем здесь, словно впавшие в немилость к его величеству, хотя это не так, неужели не понимаешь? горячо зашептала она. Ты же сама говоришь, что Эривэ домик злой ведьмы, похитившей принцесс, ну! И вот лорд Дамиан пришел спасти нас! Как прекрасный принц.
А злая ведьма это наша матушка? спросила Амелия, подумав, что в ее сне лорд Дамиан был совсем не принцем. Или леди Алексиана?
Фу на тебя, Кармиль отвернулась, перетянув на себя одеяло. Как хочешь, Амелия, сказала она степенно, тоном настоящей светской дамы именно так они обе говорили, когда хотели посмеяться над леди Алексианой, только вот сейчас, кажется, Кармиль была серьезна. Я помню, что я принцесса, и мне полагается выезд, платья и десяток фрейлин, а не старое поместье в глуши, где из всех друзей у меня есть только свое отражение, потому что с дочками фермеров таким, как мы, играть не следует.
А я? выдохнула Амелия.
А ты моя сестра, Кармиль сменила гнев на милость и повернулась к ней, ласково погладила Амелию по волосам и добавила: Это куда больше, чем дружба, понимаешь? Неужели тебе самой не скучно здесь?
Амелия прикусила губу и помотала головой.
Скучно ей было только если заставляли сидеть на одном месте и вести себя прилично, и то со временем Амелия научилась сбегать в воображаемый мир, который с каждым годом становился все больше и интереснее. Так что нет, скучно ей не было.
Ты странная, сестренка, заявила Кармиль и двинулась чуть вперед, чтобы поцеловать Амелию в лоб. Странная, но хорошая. И вот увидишь, скоро все изменится Тихо, вдруг скомандовала она и замерла, потому что со стороны гостиной послышался кашель.
Госпожа Эдит заворочалась, закашлялась, сказала что-то неразборчиво, полушепотом, и продолжила спать.
Слышишь? зло прошептала Кармиль. Как страшный призрачный пес на службе у ведьмы, стережет пленниц!
И хихикнула, радуясь своей шутке.
Амелия спрятала лицо в складке одеяла и подумала, что, наверное, Кармиль права: раз чужаки вдруг появились в Эривэ, наверное, что-то изменилось в их матери, в леди Катарине, в том, как она смотрела на мир и что от этого мира хотела. И, наверное, Кармиль и правда хотела вернуться в тот, другой мир, который она они обе не успели толком рассмотреть, в мир, которым пахло от леди Алексианы, который жил и сиял далеко-далеко отсюда, за лесом, окружавшим Эривэ, и за дорогами, мостами, реками и болотами. Он представлялся Кармиль сказочной страной, полной света и смеха, сладостей и нарядов, блестящих драгоценностей и музыки, тогда как Амелия помнила лишь тишину, скуку и усталость от постоянных запретов и строгих взглядов. Сладости, драгоценности, музыка все это было тоже, но Амелии не разрешалось касаться их, как не разрешалось трогать фарфоровые статуэтки или разные интересные вещи на мамином столике с зеркалом.
Для Амелии, собственно, мало что поменялось, когда они уехали в Эривэ.
Разве что здесь, в этом доме злой ведьмы, она иногда казалась себе свободнее, чем была там, в детстве, в другом мире, куда Кармиль так хотела попасть.
***
Мы просидели у Шамаса до темноты и вышли не в белый, самую малость морозный день, а в сизые сумерки. Сейчас мороз окреп. Воздух стал прозрачен и тих. Снег, который я видела из окна, прекратился, рыхлый и легкий, он лежал тонким слоем на земле и крышах и совсем не таял. За спиной, в просвете домов, я видела кораллово-красные облака на горизонте солнце садилось.
Ренар нес фонарь с кристаллом, а я шла рядом, сунув руки в карманы и прижав локтем книгу, чтобы не уронить ее. Было холодно и свежо, и после захламленного, пусть и уютного жилища Шамаса эта свежесть казалась мне глотком чистой воды в жаркий день. Я словно впитала в себя весь жар очага и все запахи кофе, специй и пыли, табака и виски, трав и чего-то маслянисто-металлического, чем пахло от закрытой двери кабинета. И сейчас, на этом холодном воздухе, пока мы идем от почти самого сердца города к его окраине, запахи выветрятся из волос и складок платья, а жар внутри меня остынет. Вот о чем я старалась думать, но мысли раз за разом возвращались к Амелии.
Казалось бы, думала я, пиная попавший под ногу камушек, принцесса, мало ли тут принцесс и принцев, куда ни плюнь аристократия, голубая кровь, точеные скулы и взгляды всех оттенков презрения. Принцесса, дочь того, кто должен был стать королем, но умер и не сложилось. И все пошло не так.
В этом «не так» мы с ней, пожалуй, были похожи.
И если Шамас прав, и леди Амелия такая, как он о ней рассказывал, то мы, возможно, найдем общий язык.
А если он не прав, и за те несколько лет, которые прошли с того момента, как он разговаривал с кем-то, кто был лично знаком с вдовствующей герцогиней д'Альвело, Амелия изменилась и из мечтательной тихой девочки превратилась в самую обыкновенную капризную аристократку?
Хотя сколько капризных аристократок ты здесь уже встретила, леди Лидделл? Ну, кроме Феликса, который явно играл на публику?
Правильно. Ни одной.
О чем задумалась? спросил Ренар, не останавливаясь.
Мы вышли на крошечную площадь, посреди которой в каменной чаше из-под снега выглядывали кристаллы. Их света было не больше, чем от обычных свечей, но, в отличие от свечей, кристаллы не гасли от дождя или снега, только от того, что магия внутри них высыхала, истончалась, выветривалась это я уже выучила. Ставни домов были раскрыты, я видела, как там, за шторами, двигались силуэты людей. Сама площадь была почти пуста только стражник, прошедший мимо, мазнул по нам внимательным взглядом и приложил руку к своей шляпе в знак приветствия.
Я кивнула ему в ответ.
Об Амелии, призналась я Ренару. И еще о том, что Шамас единственный, кто дал мне хоть сколько-то полезную информацию. В отличие от всех остальных. И о том, что я не хочу никуда уезжать.
Ну, он задумчиво посмотрел вдаль. Здесь у тебя нет выбора.
Я промолчала, потому что выбора у меня здесь, кажется, вообще никогда не было.
Следующая улица забиралась на холм, огибала его, оставляя пустым от домов и прочих строений, деревьев или клумб с цветами, словно этот невысокий холм был чем-то неприкосновенным, запретной территорией. Снег на нем белел, не тронутый ничьими следами.
Ты странная девушка, Мари, сказал Ренар у следующего поворота, словно бы все то время, пока мы шли вверх по улице, огибающей холм, эта мысль тяготила его, и он думал, как ее выразить, не обидев меня. Книги и компания двух скучных дам, которые старше тебя на целую жизнь, привлекают тебя куда больше, чем музыка, балы и прочие развлечения. И это, поверь мне, не попытка тебе польстить, скорее беспокойство.
Я поморщилась.
У меня нет настроения веселиться, знаешь ли.
Да брось, он шутливо толкнул меня локтем. Фонарь качнулся, заставив тени броситься врассыпную. Ты заразилась старушечьей вредностью и прячешься от мира, как болотные огоньки от солнца. Этот дом даже на меня наводит жуть, признался он и остановился, подняв руку с фонарем. Впереди виднелась ограда, окружающая дом дель Эйве. В Замке было не так тоскливо.