После помолвки Гвидо мы с ним виделись уже не так часто, так что я стал проводить больше времени со вторым моим давним другом, Панчито Абалем. Панчито был на год младше меня, и, хотя он тоже окончил школу «Стелла Марис» и был игроком школьной команды регби-15, мы с ним познакомились всего несколько лет назад, когда Панчито вступил в клуб Old Christians. Мы мгновенно подружились и за прошедшие годы стали очень близки, как братья, наслаждаясь крепкими товарищескими отношениями и глубокой симпатией между нами, хотя многие, наверное, удивлялись нашей дружбе. Панчито был нашим крыльевым эта позиция требует сочетания скорости, силы, интеллекта, ловкости и молниеносной реакции. Если и есть гламурная позиция в регбийной команде, так это крыльевой, и Панчито идеально подходил для этой роли. Длинноногий и широкоплечий, невероятно быстрый и ловкий, словно гепард, он играл в регби с такой естественной грацией, что даже самые быстрые движения, казалось, давались ему без усилий. Панчито всё давалось легко и быстро, особенно преуспел он в другой своей великой страсти умении подцеплять хорошеньких девушек. И ему ничуть не мешали светлые, как у кинозвезды, волосы или то, что он был богач и прекрасный спортсмен, наделённый природной харизмой, о которой большинству из нас можно было лишь мечтать. В те дни я был убеждён, что ни одна женщина на свете не могла бы устоять перед Панчито, стоило только ему положить на неё глаз. У него не было проблем с поиском подружек; казалось, девчонки сами находят дорогу к нему, а он кадрил их с такой лёгкостью, что иногда это казалось волшебством. Однажды, например, в перерыве матча по регби Панчито заявил мне: «У нас тобой двойное свидание после игры. Вон, видишь, те двое в первом ряду».
Я посмотрел туда, где сидели девушки. Мы с ними никогда раньше не встречались.
Но как тебе это удалось? спросил я его. Ты же даже не уходил с поля!
Панчито только пожал плечами, но тут я вспомнил, что в начале игры он преследовал мяч за пределами поля рядом с тем местом, где сидели девушки. Он успел только улыбнуться им и сказать пару слов, но для Панчито этого было достаточно.
Для меня все было иначе. Как и Панчито, я тоже страстно увлекался регби, но игра никогда не давалась мне легко. Еще ребёнком я как-то упал с балкона и сломал себе обе ноги, так что из-за этих переломов колени у меня оказались слегка вывернуты кнаружи, что лишило меня ловкости, необходимой для игры в регби на самых эффектных позициях. Однако я был высок, крепок и быстр, так что меня поставили форвардом второй линии. Мы, нападающие, были хорошими пехотинцами, мы всегда толкались плечами в ракинге и моле, сшибались в «схватках» и высоко подпрыгивали, чтобы поймать мяч в «коридорах». Нападающие обычно самые рослые и сильные в команде, и, хотя я был одним из самых высоких игроков, для своего роста я был слишком тощим. Когда вокруг меня проносились высокие и крепкие фигуры других игроков, удержаться на ногах я мог, только решительно напрягая все силы.
Знакомство с девушками тоже требовало от меня больших усилий, но и тут я тоже никогда не переставал стараться. Я был так же одержим хорошенькими девушками, как и Панчито, но при этом, не переставая мечтать стать таким же ловким дамским угодником, как он, я понимал, что не принадлежу к его классу. Немного застенчивый, длинноногий и неуклюжий, с заурядной внешностью, да к тому же и в толстых очках в роговой оправе, я вынужден был признать, что большинство девушек вовсе не находят меня потрясающим. Не то чтобы я был непопулярен нет, на свиданки и я тоже ходил, но было бы преувеличением заявить, что девушки выстраивались ко мне в очередь. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы заинтересовать девушку, но даже когда мне это удавалось, всё шло не так, как я планировал. Однажды, например, мне удалось, после нескольких месяцев неустанных попыток, добиться свидания с девушкой, которая мне действительно нравилась. Я повёз её в Лас-Делисиас, и она осталась ждать в машине, пока я покупал нам мороженое. А когда я возвращался к машине, держа в каждой руке по рожку мороженого, я споткнулся обо что-то на тротуаре и потерял равновесие. Ноги у меня заплелись, я продолжил движение к припаркованной машине, выписывая зигзаги, лихорадочно пытаясь выпрямиться и не уронить мороженое, но у меня ничего не вышло. После я часто пытался представить себе, как всё это выглядело для сидевшей в машине девушки: вот её кавалер, шатаясь, широко выписывая кренделя, устремляется к ней с другой стороны улицы, то сгибаясь, то разгибаясь, разинув рот и вытаращив глаза, как блюдца. Его несёт к машине, потом он будто пытается нырнуть под неё, щекой ударяется в окно водителя, да так, что голова отскакивает от стекла. Затем он пропадает из поля зрения девушки, оседая на землю, и всё, что от него остаётся два размазанных рожка мороженого, стекающего по окну.
Вот с Панчито такого бы ни за что не случилось бы, проживи он хоть пять жизней подряд. Он был одним из лучших, все восхищались его изяществом и легкостью, с которой он скользил по жизни. Но я хорошо знал его и понимал, что жизнь Панчито вовсе не так проста, как кажется. Под его очарованием и уверенностью скрывалось сердце меланхолика. Он мог быть язвительным и отстраненным. Часто впадал в долгое мрачное уныние и раздраженно молчал. И сидело в нём какое-то дьявольское беспокойство, которое иногда тревожило меня. Он всегда провоцировал меня множеством бестолковых вопросов: «Как далеко ты готов зайти, Нандо? Ты сумеешь списать на контрольной? Ты мог бы ограбить банк? А угнать машину?»
Я всегда смеялся, когда он заговаривал об этом, но не мог игнорировать скрытые вспышки гнева и печали, которые проявлялись в этих вопросах. Я не осуждал его за это, потому что знал, что всё это результат разбитого сердца. Родители Панчито развелись, когда ему было четырнадцать лет. Для него их развод стал катастрофой, ранившей его настолько сильно, что он так и не смог оправиться, а в душе его поселилась боль. У него были два брата и сводный брат от предыдущего брака отца, но всё равно ему чего-то не хватало. Думаю, ему сильно недоставало семейного тепла и любви полной, счастливой семьи. Во всяком случае, я быстро понял, что, несмотря на все таланты, которыми он был наделён, всему тому, чему я завидовал, Панчито завидовал мне ещё сильнее, потому что у меня было всё, о чём он мог только мечтать мои сёстры, бабушка, мать с отцом и пусть тесный, но наполненный счастьем дом.
Для меня Панчито стал скорее братом, чем другом, и моя семья относилась к нему так же. С того самого дня, как я привёл Панчито к нам, мои отец и мать приняли его как сына, так что он всегда воспринимал мой дом как свой. Панчито с радостью принимал мои приглашения, и вскоре он стал привычной частью нашего мира. Он проводил с нами выходные, путешествовал с нами, участвовал в семейных праздниках и торжествах. Он делил со мной и моим отцом увлечение автомобилями и вождением, и ему нравилось ездить с нами на автогонки. Для Суси он стал вторым старшим братом. Мама питала к нему особую привязанность. Помню, как он присаживался на столешницу в кухне, пока она готовила, и они болтали часами. Она часто поддразнивала его из-за увлечения девушками.
У тебя на уме одни только девочки, говорила она ему. И когда только ты повзрослеешь?
Вот повзрослею и точно буду гоняться за ними! отвечал ей, бывало, Панчито. Мне же всего восемнадцать, сеньора Паррадо! Я пока только начинаю.
Я видел много силы и глубины чувств в душе Панчито, в его дружеской преданности мне, в том, как яростно он оберегал Суси, в спокойном почтении, с которым он относился к моим родителям, даже в любви, с которой он относился к слугам в доме своего отца, любившим его, как сына. Но яснее всего я видел в нём человека, который ничего на свете не желал так страстно, как радостей счастливой семьи. Мне было открыто его сердце. Я мог предвидеть его будущее. Он встретит женщину, которая приручит его. Станет отличным мужем и любящим отцом. Я тоже женюсь. Наши семьи будут как одна; наши дети будут расти вместе. Конечно, мы никогда не говорили об этом мы тогда были подростками, но думаю, он знал, что я хорошо понимаю его, и полагаю, что мысль об этом способствовала укреплению уз нашей дружбы.