В ушах звенело.
Удар и удар.
Живот стянуло, а со всех щелей сочилась кровь.
Кулак впитал мою челюсть и с тяжёлым чавкающим звуком отозвался в черепе далёким хрустом.
Я успел лишь вдохнуть. Парниша краем глаза попал в поле зрения и тотчас вновь уронил кулак мне на лицо, в прыжке оттолкнувшись от стены.
Зубы даже не заметили, как уже впились в пол.
Благо хотя бы за паркет.
В груди стала закипать ярость вот только спустя секунд так десять, когда весь пол уже был вытерт моей никчёмной тушей и украденной курткой. А вот двойник из триста первого спокойно одёрнул воротничок рубашки и заботливо струсил со своей семиклинки придорожную пыль.
Так это новый рекорд.
С бездушной ухмылкой, словно заядлый курильщик, капитан потянул за цепочку, ловко отбросил крышку латунных часов и вновь посмотрел на меня с налётом призрения.
У вас, янки, что, понизили планку?
Подойдя ближе и рефлекторно улыбаясь, мой парнишка навёлся слепым глазком макарова мне на лоб.
И сколько же в тебя влили поборов с трудового народа, а, янки?
Двойник похлопал меня по щеке, словно любуясь собственным лицом, но потом фыркнул и играючи вынул из кармана пластиковый хомут.
Ладно такого и стрелять жалко.
Я впервые испытал такое унижение. Глаза запекли до немоты, а от стойкого запаха его сигарет грудь с новой силой разорвалась синей кутерьмой. Сердечная волна в тот же миг отбросила паскуду, как и сорванную штукатурку, а меня осыпало искрами в момент изорванной проводки.
Гадство
От впитанных ударов тряслись даже ноги. В темноте же искрившихся ламп мне удалось разглядеть лишь ехидно усмехавшегося клона, утёршего с губы одну единственную капельку крови.
А вот это уже интересный фокус
Чека медленно зашагал мне навстречу, растирая в пыль осколки взорванных ламп кирзовым сапогом.
Как думаешь, «братишка»
С леденящей душу улыбкой, парниша струшивал с плеч пригаринки от моей магической волны и неуклонно близился ко мне.
Майору понравиться?
Нас разделяло метров пять, но лишь в последний миг его до дрожи пронизывающие глаза улыбнулись мне почти в плотную и, вместе с кулаком у носа, растворились в сизой кутерьме.
Вот только растворить ужас и стыд она была не в силах.
Мать твою
Я не смог даже нормально выругаться, пока перед глазами всё ещё стоял его не моргающий взгляд с мёртвой синевой. Едва отдышавшись, мне не удалось подобрать мата, чтобы выпустить пар.
Впрочем, ему-то уже плевать, а вот для себя
Стоило задуматься
Как минимум над новым этажом для крепкого словца. Трёхэтажного мне уже не хватало.