Тем временем дед Захар подбил женщин поднять ещё по рюмке, и Стёпка, правильно оценив момент, развернул меха гармони:
Ох-хо-хо! Поддал, сукин кот! затрясся мелким смехом дед Захар. Первой из-за стола выплывает Фроська. За ней с какой-то опаской тётка Наташа. Не усидели Нюра роза с Кирюшкиной женой, другие женщины. Хмель им крепко ударил в головы.
Ой, подруга, дроби бей,
Над тобою воробей.
Надо мною серый гусь
Я измены не боюсь!
Гомон, топот и заливистые переборы гармошки. Кто усидит на месте? Чьё сердце не дрогнет радостно?
Дядя Захар, я пьяная! непослушным языком будто жалуется тётка Наташа. Делай со мной что хочешь!
Ну, мама, настораживается под окном Санька.
И недаром. Вспаренная пляской, охмелевшая вконец от вина, тётка Наташа сбрасывает с себя кофточку, оголяя белые округлые плечи и виснет на шее деда Захара:
Дядя Захар! Полюби меня!
От такого оборота Стёпка остолбенел на мгновение. Его гармонь рыпнула и стихла, а в избе вдруг поднялся такой шум и гвалт, что мы с Санькой, как ошпаренные, опрометью бросаемся прочь от окна. Еле догоняю его на выгоне.
Мама, мама. Как она могла такое? Зачем она это? шепчет ошарашенный Санька.
Что я мог ему ответить?
Если она т а к а я, не пойду домой. Ни за что. Пусть, что хочет, то и делает! сквозь горькие слёзы и жуткую обиду выкрикивает Санька
Бесцельно бродим с ним по деревне, вокруг мельницы. Незаметно стемнело. Гульба вскоре закончилась, женщины стали расходиться по домам, удивлённые, растерянные, иные возмущённые. Всякие, только разговор у них об одном. О Санькиной матери:
Надо ж Наташка
По такой жизни не на то ещё пойдёшь.
Всё на Стёпу пялилась, сучка. На меня не нарвалась. Я б ей
Узнаём голос Фроськи, крепкий, чёткий.
А тётка Наташа, похоже, заболела. На люди не показывается, со мной, когда прихожу к ним, почти не разговаривает. Санька дичится её. Только Ленка еле заметно ухмыляется: «Ладно, мам, чего уж».
В один из таких дней её навестила Фроська:
Тётка Наташ, ты за гармонь деньги платила?
Нет.
Совсем забыла, что Стёпке за игру на празднике надо внести вскладчину. Достала из сундука десятку. И лишь Фроська вышла, улыбнулась: «Нашлась племянница».
Фроська всего на год её моложе.
На другой день с утра пораньше явился овечий пастух:
Надо, тётка, за овец рассчитаться, напомнил пастух, напуская на себя серьёзный вид.
Его сезон закончился, и теперь он по дворам собирает плату: полведра ржи и трояк с головы. Деньги подала безо всякого, а вот рожь Думается, рожь пастух взял ещё до праздника. Вот так же пришёл с безменом, сидел на сундуке, пока она насыпала. Точно помнит, зерном рассчиталась. Правда, росписи никакой не взяла. Ведь в деревне верят друг другу на слово.
Но пастух уже, широко растопырив руки, держал мешок наготове.
На улице моросил мелкий дождь. Скотину в стадо уже не гоняют. Тётка Наташа отворила дверь катушка. Зорька, овечка с яркой разом уставились на свою кормилицу грустными глазами. Тётка Наташа вернулась в избу, надела фуфайку. Через плечо на верёвке кинула кошёлку. Пошла на свекольное поле собирать ботву.
КУПИТЬ БАЛАЛАЙКУ
Если сдашь выпускной экзамен, балалайку тебе купим, сказала сестра и посмотрела на маму, видимо, желая получить от неё поддержку и одобрение.
Мама сидит за машинкой, шьёт соседке тётке Наташе к празднику обновку, юбку. Мама ничего не ответила, лишь ниже склонилась над клочком мануфактуры, выпрямляя складку попрямее. Думаю, не станет она возражать сестре. Та уже вторую зиму работает в колхозе, считается взрослой, и для мамы она помощница и советчица. Да такое поощрение за учёбу ещё и не всяк придумает.
А балалайка моя мечта. Играть я немного умею. У нашего деревенского пастуха, Толюшка, научился. Толюшок парень пришлый, дальний родственник школьной уборщицы Параньки Голиковой. У неё и хранит днём балалайку. А вечерами, как стемнеет, собирает Толюшок вокруг себя на мельнице «улицу», потому и в почёте у наших девчонок.
Кормится пастух по дворам. Подошла очередь и нашему дому принимать его на постой. Ночевать он пришёл прямо с «улицы» и с балалайкой. Мама постелила нам с ним на воздухе, возле погребицы. И пока было видно, Толюшок вяло перебирал пальцами струны, показывая мне, где и как прижать, чтоб получилась «матаня» иль «страдание».
Учись. Будешь девок завлекать, хохотнул мой учитель, поворачиваясь на другой бок, чтоб заснуть.
Завтракал он долго и нехотя, То ли не выспался, то ли думал, куда деть свой «струмент», чтоб никто его не трогал.
Балалайку он положил на кровать, привалив к подушке. И как только на выгоне хлёстко щёлкнул пастуший кнут, я тут же взял её в руки. Бренчал весь день, пока наш однодневный постоялец находился со стадом в поле.
А у тебя получается! радостно заметила сестра, когда я, отмяв пальцы до красноты, нащупал, наконец, нужные для «страдания» лады.
Трень трень, трень трень, трень
Такой простенький мотив, а приятный, настраивает на разные припевки, напоминает голоса наших деревенских девчонок, например, Ленки тётки Наташиной.
Я гуляла, мать не знала,
Как узнала, ругать стала
На Троицу пастух отправился в своё село навестить родных, за себя оставил Ванятку, Параньки Голиковой малого. Ванятка «переросток» (так его называет наш завуч Любовь Семёновна) школу бросил, хочет пойти прицепщиком в трактористы. Тоже на балалайке наловчился играть, потому задавака, каких свет не видел. Когда Ванятка с балалайкой, каждая из девчонок старается присесть к нему поближе, Ваней называют:
Вань, сыграй нашу! Разливную. А «саратову» сможешь?
Ванятка места под собой не чует, ломается:
Рука уморилась.
Будь у меня балалайка, не стал бы я воображать да жадничать. Играл бы, сколько надо, Особенно, если в кругу Ленка. Мы с ней за одной партой сидим. У неё чернильница из белого кафеля. Макать в неё Ленка разрешает лишь мне.
День выдался как по заказу, ясный, тихий. Веяло свежестью и теплом. В какой дом ни войди, на полу охапки зелёной травы, на каждом гвоздике в стене, за иконой, портретными рамками ветки клёна, сирени, черёмухи. Пьяно от запахов лета!
Днём на Троицу не работают, грех, а вечером на мельнице гуртуется «улица». Вначале тут мелюзга деревенская появляется. В прятки играют да, озоруя, виснут на мельничных крыльях. Мельник дед Никита застигнет, накидает подзатыльников.
Овец Ванятка пригнал пораньше, а чуть смерклось, и сам показался с балалайкой. Ещё издали послышались его переборы, будто заранее давал о себе знать. Как овцы в закуте, забеспокоились девчонки в ожидании плясок да припевок, всем видом показывая своё нетерпение.
Девки, в кучу.
Хрен нашёл.
Вы делите,
Я пошёл!
с ходу выдал Ванятка.
Ой, Вань, не уходи! дурашливо подхватила Ленка. Поиграй. Мы тебя ждали.
Понятно. А с тобой поиграть можно? с каким-то плохим намёком спросил Ванятка.
Ладно уж, Вань.
Мы и сами поиграем. Правда, девчонки? Обидчиво заявила Ленкина подружка, толстушка Нинка. Становитесь в «ручейки».
Разбились по парам, и побежали «ручейки». Я оказываюсь с Ленкой. Ленка вся такая кругленькая, в белых носочках, глаза светятся. Только пальцы у неё холодные-холодные. Согреть бы. Я сильно сжимаю их в своей ладони. От радости и волнения еле сдерживаю дыхание. Не утерпел Ванятка. Цыкнул окурком под ноги, балалайку в сторону, и вот он впереди играющих:
Держитесь, девки!
Держимся, Вань.
Не одну тиснул вроде невзначай, продвигаясь вперёд. Как можно выше тяну Ленкину руку, чтоб прошёл Ванятка беспрепятственно, не зацепился. Да где там. Он будто запнулся напротив и выбрал Ленку.
«Ну и ладно. Ну и пусть».
Быстро пробегаю тот же путь, и Ленка снова оказывается рядом со мной. Не отступает в очередной раз и Ванятка. Не нравится мне такая игра, да и ребята с девчонками начинают хихикать.