По вечерам, когда однорукий Клим закрывает ворота мастерской и на тополях оседает горячая от проходящих машин пыль, во двор выносятся скамейки, патефон, «руководить» которым иногда поручается мне. Начинаются весёлые танцы.
Но вот все «фокстроты» и «танго» помногу раз прокручены, и уставшие танцоры постепенно располагаются поодаль. Для шофёра Грошева наступает самый подходящий момент, чтобы, громыхнув шашками лото, пригласить желающих поиграть:
Налетай, пока по дешёвке!
Рассаживаются вокруг вкопанного во дворе столика оживленно и основательно, потому что знают: не на час.
Бычий глаз! Крутнув шашку с цифрой «10», Грошев, не теряя времени, принимается выкрикивать названия одно смешнее другого. «66» у него именовались «лаптями», «44» «табуретками», а «90» под дружный хохот играющих объявлялась «Вячеслав Иванычем», потому как имелся намёк на живущего здесь в одном из домиков, а возможно, и сидящего рядом, старшего всех по возрасту Вячеслава Ивановича Сенченко.
Мне почему-то всегда хочется, чтобы хоть раз в лото выиграла жена кладовщика. Лицо её напрягается, краснеет, когда на карте появляется «квартира».
Не везёт в жизни, пусть хучь в игре повезёт! толкает она мужа в спину, чтобы порадовать с в о е г о, а может, напомнить ему лишний раз о давнем желании расширить свою малогабаритную квартиру.
Если к окончанию игры ещё работает дежурный продмаг, игроки быстро складываются на бутылку красного вина, сбегать за которым просят меня, за что потом считают своим долгом угостить.
Что вы, не буду! отказываюсь я. Мне надо
уроки по математике готовить.
Мужик ты или не мужик? наступает на меня радостный от предстоящего удовольствия кладовщик Москалёв. «Математика», «техникум» Я без техникума неплохо живу.
И тогда выручает дядя Валя:
Отчепитесь от малого, не учите поганому делу.
Сам дядя Валя выпивает редко, по большим праздникам. Когда же видит беспричинно выпивающих соседей, язвит:
Не всю ещё попили? В гастрономе её много
И проходил мимо. Москалёв не замечал издёвки дяди Вали, Вячеслав Иванович не понимал намёка, Клим не молчал:
Святого из себя строит.
2
Степан приехал домой среди зимы, успев с вокзала на такси съездить в деревню за отцом.
Стёпа! задохнулась от радости сестра, прижимаясь щекой к полосатой тельняшке мужа. -Что ж долго не писал?
Робу стирал и смыл твой адрес, улыбается Степан. Полагаю, без предупреждения лучше.
Хотел знать, чем занимаешься одна без мужа, дополняет его Егор Гаврилович. Он выносит из машины Степановы вещи. Несёт и останавливается на каждом шагу, точно боясь расплескать драгоценную жидкость.
Подарки Степан вытаскивает не спеша, перекладывает их с руки на руку, как бы ненароком называет место покупки и цену каждой вещи.
Это мне? засветилась Клава, получая от мужа светло-коричневый пыльник, отрез легкого материала на платье, замшевый ридикюль. Вот спасибо, вот хорошо. Давно собираюсь купить такой, а тут как по заказу!
Жену я тебе, сынок, как-никак соблюл, как бы между прочим заявляет Егор Гаврилович, по-хозяйски устраиваясь за столом, когда немного улеглись восторги от первых минут встречи. Остальное само собой придёт.
Он изо всех сил старается быть в лад с сыном, хвалит его, сравнивая с собой, не забывает похвалиться и сам. После пары опорожненных бутылок Егор Гаврилович, потный, красный, потянул с себя взопревшую рубаху.
Показать, что в майке ходит, кивает сестра.
То и дело Егор Гаврилович плюет в угол, голова его клонится все ниже, пока не начинает вздрагивать. Сноха замечает первой:
Пап, что ты расстраиваешься? Стёпа вернулся,
всё хорошо.
Этой жалости, кажется, только и ждал Егор Гаврилович. Он вдруг выпрямляется и смотрит на неё такими страдальческими глазами, что подумаешь, нет у человека горше горя, чем горе у Клавиного свёкра.
Эх, Клава! бьёт он себя в грудь увесистым кулаком. Было бы их пятеро, а то только двое: Стёпа да Надюшка!
Он хватает рубчатый стакан водки и опрокидывает его в рот, украдкой сквозь слёзы поглядывая на Степана, какое на него произвел впечатление. У меня тоже начинают пощипывать глаза, от стопки вина становлюсь хмельным и тяжелым. Жаль Егора Гавриловича.
Не надо, пап, не надо, морщится Степан.
А ты что мне за указ? Рубахи вас нет купить
Позже в разговоре Степан пояснил отцовские «плачи»:
Старый кот. Знает теперь, что надо прибиваться к какому-то берегу, вот и показывает свою любовь к детям. Смолоду гуляка был будь здоров, мать от него натерпелась.
На другой день Клава, оформив специально не использованный отпуск, на неделю со Степаном убыла к его родителям в Манино. Я на хозяйстве оставался один.
С приездом Степана в нашей квартире чуть не ежедневно стал появляться кто-либо из гостей. Кажется, перебывали и все соседи. Знакомились, поздравляли Клаву с возвращением мужа. А Мария Куликова в шутку заметила ей:
Орёл твой Степан. Высоко летает, где только сядет.
Никого Степан не отпустил без угощения. На организацию мужских «посиделок» Степан был большой мастер. «Посидеть», поговорить «за жизнь» любили не только Егор Гаврилович, Клим, но и кум Степана Иванов.
Душа из неё вон, давай по маленькой! предлагает приветливый Степан.
В шутку, хвастаясь, сообщает, что знает с десяток способов выпить и остаться трезвым:
У нас на сейнере как бывало? Неделю ходим в море, две бесполезняк. Нету рыбы. А её нет и дела нет.
И Степан выразительно скользит пальцем по горлу, разъясняя и без того всем понятное рыбацкое желание выпить.
Когда в порт с рыбой приходим, тогда веселее, тогда лафа.
А что ж тогда? интересуется Клава, ласково поглядывая на мужа.
Песня до конца не поётся, жене правда не
говорится! выручает сына Егор Гаврилович.
Без песен не обходится ни одно застолье. Когда гости пропустят по рюмке, кто-нибудь предлагает спеть или сам пытается затянуть, иногда не подходящую в данный момент. Присутствующие скромно молчат, не замечая неудачливого певца. Выручает Клава:
Пап, ну-ка ты. А может, кум? Ту, что «лежит в сыром, нетопленом подвале, не смея руку за копейкой протянуть».
Кум Иванов, губастый, с пухлым лицом, говорит редко, то и дело вставляя смешные словечки, причём сам почти не смеётся. При хорошем настроении, боднув головой в сторону, он начинает без долгих просьб:
Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток
Если солист-доброволец не находится, вся надежда возлагается на Степана. Он знает, что в конце концов обратятся к нему, попросят, потому выжидательно молчит, не предлагая пока своих услуг. По возвращении с Камчатки любил он петь «Вернулся я на Родину».
Ну что ж, если уж очень просите, тогда я пожалуйста.
А чаще без вступительных слов, чуть наклонившись вполуоборот, начинает тихим, четким голосом:
Вернулся я на Родину,
Стоят березки стройные,
Я много лет без отпуска
Служил в чужом краю
Голос его нарастает, звончеет, краснеет от натуги толстая, сливающаяся с макушкой в одну линию шея. Песня всем нравится, и никто не перебивает хозяина квартиры. И когда он доходит до слов о встрече с матерью, каждый из нас вспоминает свою мать, начинается за столом невольное движение, вздохи. Егор Гаврилович, если к тому времени ещё находится за столом, затевает рассказ, как он мальчишкой бегал к матери в больницу.
К ма-аме! И шестидесятилетний человек заливается слезами. Сейчас ей восемьдесят пять, объясняет Егор Гаврилович. Пусть живёт. Ей хорошо, и нам неплохо.
Чем бы я ни занимался, где бы я ни находился, я всегда помнил о маме. Она незримо присутствовала рядом.
У кума Иванова мать умерла, когда он был в заключении. Воспоминания и разговоры о ней переносил мужественно.
Ну, братцы, вы что рассолодели? спрашивает он отрезвляющим голосом, берясь за графин с водкой и целуя его гранёный бок