Кулак Епинох привел с собой двух соседей-свидетелей и объявил, что прощает Драпеке по бедности немалые долги и возвращает расписки: и за пшеницу в голодные годы, и за пользование плугом, и за аренду пасеки. Сверх того, не желая слышать отказа, чуть не насильно сунул Драпеке в ладонь два целковых, так сказать, «на развитие» хозяйства то есть на обзаведение новыми ульями, и с чрезвычайно довольным видом отправился восвояси.
Мельник жадина-Пупоц подвез на кобыле два мешка муки. Ни с того, ни с сего. Этот вообще ничего не сказал. Просто оставил мешки на крылечке, утер рукавом со лба пот, отряхнулся, вздохнул и молча уехал.
А еще немного погодя, у калитки остановилась и замерла зловещая серая фигура в капюшоне. Это был Кеке-Мытарь, сборщик казенных податей. Поскольку ему было прекрасно известно, что Драпека гол, как сокол, то обычно сборщик податей просто шел в дом и молча забирал что подвернется под руку, на что только падал его хищный взгляд. Будь то треснутый котелок, старый хомут или печной ухват. В счет недоимок. Прошлый раз Кеке увел единственную козочку, которая давала молочко. При одном виде зловещей фигуры у Драпеки упало сердце, а у Марьи подкосились ноги.
Но тут из-за сарая выкатилась Ю, смешно перебирая крохотными лапками и виляя тонким хвостиком, а за ней со смехом бежала Радость-Рябинка.
Ю!.. тут же вырвалось у Кеке.
Еще минуту-другую Кеке стоял неподвижно, положив тяжелую ладонь на калитку. Потом, словно вспомнив что-то, хлопнул себя ладонью по лбу и, распахнув калитку, решительно шагнул к Драпеке и Марье. Они с удивлением увидели, что он радостно улыбается, а лицо у него не неприятное, а очень даже приветливое и симпатичное.
Вам, как беднякам, полагается налоговое послабление, вплоть до полного обнуления недоимок, торжественно объявил супругам Кеке-Мытарь. Кроме того, продолжал он и, порывшись в своей сумке, висящей через плечо, вытащил какой-то документ, по специальному правительственному указу о помощи семейным и малоимущим, из казны вам причитается денежное вспомоществование
Неужто, пробормотал изумленный Драпека.
Вы не подавали прошение о нем уже в течение нескольких лет!
Мы о таком и не слыхивали, испуганно прошептала Марья.
Это не освобождает вас от ответственности за причитающиеся вам деньги. Закон суров, но справедлив! строго сказал сборщик податей. А потом снова с добродушной улыбкой добавил:
В общем, за несколько лет накопились не только денежные средства, но и проценты, а также проценты на проценты Таким образом сборщик податей послюнявил палец и полистал документы, соблаговолите немедленно получить всю сумму
И снова полез в сумку. На этот раз за деньгами.
Глава девятая
Сыр-в-масле
Казалось, их уж ничем нельзя было удивить. Однако как-то раз глухой, безлунной ночью, в окошко постучали. Так тихонько, словно об стекло забился мягкий ночной мотылек. Марья посмотрела в окошко: вроде никого. Потом тихо постучали в дверь. Драпека засветил керосиновую лампу.
Ш-ш! Не отпирай! испуганно прошептала Марья. По ночам одни злодеи-душегубы рыщут!
Драпека показал глазами на спокойно спящих в обнимку смешную Ю и чуткую Радость-Рябинку и пошел посмотреть, кто стучит. Однако на всякий случай все же взял свою толстую палку.
Но и за дверью никого не оказалось. Только на пороге лежал большой и красивый бумажный куль. Оглядевшись и пожав плечами, Драпека взял куль и вернулся в дом. Тут уж проснулись Ю и Радость-Рябинка. Каково же было общее удивление, когда Драпека раскрыл куль, а в нем куча разноцветных сахарных петухов!
На следующий день у всех соседских деревенских детей был настоящий праздник с гостинцами. Маленькая Радость-Рябинка со своей веселой Ю ходили по всем дворам и раздавали детям сладких сахарных петухов.
А что же Чернега? Прежде надменная и властная городская барыня как будто старалась вообще не попадаться на глаза, ее громкого, резкого и властного голоса было совсем не слышно. Только бледно и растерянно улыбалась издалека. Неужели из-за Ю? И весь вид аристократки сделался какой-то смущенный какой-то беспомощный и одинокий.
Но что еще удивительнее Драпека и Марья заметили, что Чернега совершенно перестала ворчать и больше не жаловалась на Ю и Радость-Рябинку, не наговаривала напраслину; не плела лживые небылицы про злую аллергию. Варварски вытоптанные грядки также были благополучно, напрочь забыты. Словом, характер Чернеги несомненно, сказочным образом стал исправляться. Конечно не сразу, а постепенно.
В общем, все указывало на то, что диковинная зверушка обладает чудодейственным свойством: одним своими видом может вызывать у людей сочувствие, жалость, даже у самых злых, добрые чувства. При одном взгляде на Ю, человеческие сердца становились мягче, совестливее. Даже самые вредные вредины, как бы даже против своей воли и природы, совершенно неожиданно, улыбались и бросались делать что-нибудь хорошее. Не поддавались разве что редкостные, закоренелые и мстительные злодеи, но таким приходилось или прятаться у себя за заборами, скрежеща зубами в бессильной злобе, или, потея от досады, обходить домик Драпеки седьмой дорогой, не причиняя никакого зла его обитателям. Даже самые кусачие бродячие собаки с появлением Ю попрятались в кустах и канавах и больше не рычали, не гавкали
Так это или нет на самом деле, наверняка утверждать нельзя. Но все это, понятно, не прошло незамеченным Драпекой, Марьей и Рябинкой, и сами они в чудодейственном свойстве Ю нисколько не сомневались, хотя и предпочитали помалкивать; только при очередном случае переглядывались между собой и понимающе улыбались.
Однажды вечером после сытного ужина, когда вся семья еще сидела за столом, Драпека обвел рукой избу, в которой повсюду по углам, на полках, на подоконниках виднелись разные припасы и добро, собранные за последнее время. Потом полез за пазуху, достал пухлый кошелек и медленно разложил на столе монеты не только медяки, но и серебро. И даже один маленький золотой.
Словно не веря своим глазам, простодушный Драпека медленно покачал головой.
Сплошной прибыток, добра уж не счесть! пробормотал он.
Радость-Рябинка рассмеялась. Ю завиляла тонким хвостиком.
Вот что значит Угодники! сказала Марья и перекрестилась.
Только на что нам столько?! недоуменно пожал плечами Драпека. И так живем катаемся, грешные, как сыр в масле!
Глава десятая
Вот, на что
Урожай всего в этом году случился отличный. Уже в середине лета картофельные клубни от тесноты выпирало из-под земли наружу так, что и копать не надо, просто собирай картофелины между грядок. Лук и чеснок вымахали чуть не по пояс, а кусты черной смородины, сплошь обсыпанные крупной ягодой, были похожи на кучи сверкающего на солнце угля. Меду с пасеки гнали столько, что у Марьи уже не осталось ни одного свободного кувшина или котелка, хотя и пораздавали свежего медку по соседям и уже свезли на ярмарку полпуда, не меньше. Даже худенькие, замухрыжистые яблоньки в маленьком садике стояли, сгорбившись под тяжестью громадных, красных и желтых яблок, чуть не лопавшихся от ароматного сока; приходилось подпирать ветви толстыми березовыми рогатинами.
И вот однажды в воскресенье вечером, когда приехали с ярмарки, распродав все, что привезли до последней травинки и ягодки, и по самой выгодной цене, стали разбирать купленные на вырученные деньги разнообразные товары: отрез бумажной ткани, новые сапоги и башмачки, ленты и тарелки. Потом, когда счастливые и усталые, сели пить чай, Марья вдруг почувствовала тяжесть под сердцем и дурноту, как будто ее раскрутили на большой ярмарочной карусели, и, покраснев, смущенно сказала Драпеке: