Что, говорит, матушка? Послал за мной сокол твой ясный?
Она дрожит, побелела вся и сказать ничего не может.
Да ты не бойся, не трону я сына твоего, с тебя плату возьму, как ты сама и задумала. Коли до смерти прислуживать мне станешь, так и исполню, что он хочет. Согласна ли?
Княгиня глаза опустила, кивает, а Протопею все равно с кого дань брать, любая душа для него ровно стоит.
Вернулась княгиня, сыну передала, что ночью Протопей сам придет, чтоб ждал он его и не спал. Князь и до того лицом темен был, а тут еще мрачнее сделался и улыбка недобрая, страшная появилась.
Поставил он стражу втрое против обычного, а только как час пришел, все люди его разом заснули, будто на тот свет провалились. Входит в покои княжеские колдун Протопей. Одежа на нем рваная да грязная, борода и волосы комьями и вши по ним бегают. Князь от вида его даже перекосило, противно ему. Человек столько силы да власти заимел, а себя до такого довел. Протопей понял мысли князя да сощурился зло.
Знаю я горе твое, первым заговорил он. Матушка твоя за тебя плату мне отдать обещалась, а сколько ей платить сам решай. Два желания у тебя, княже, но выбрать одно надобно, больше не исполню. Коли решишь ноги исцелить, так я помогу, будешь землю топтать как прежде, и с матушки твоей половину потребованного возьму. А коли хочешь ведьму-травницу найти да отомстить, так я тоже подсоблю, только на ноги ты никогда больше не поднимешься, и матушка твоя до самой смерти мне служить будет.
А у князя так черно на душе, что и ноги ему не нужны, и матушки родимой не жаль.
Помоги мне ведьму сыскать, через нее ко мне горе пришло, и коли не отомщу да не увижу, как она слезами горькими плачет, мне и с ногами целыми житья не будет.
Колдун будто знал, что молодец выберет. Достает он из-за пазухи косточку, с одной стороны надломленную. Длиной она в две ладони, вся желтая, да в дырочках мелких.
На тебе, князь, косточку, на ту ведьму заговоренную. Положишь ее на ладонь, она острым концом и повернется в ту сторону, где ведьма спряталась. Кто косточку в руках держит, тому колдовством навредить нельзя, ведьма ничего сделать не сумеет. А коли убить ее захочешь, косточку меж ребер ей воткни, тогда сила крови ведьминой кончится, не переродится она ни в человеке, ни в звере лесном, ни в травинке-былинке луговой.
Положил Протопей косточку на ладонь себе, она сама и развернулась, острым концом на восток показала.
Кольнуло тут сомнение князя, противится в нем что-то, не хочет он руку к вещи той страшной протянуть, да злоба сильнее оказалась, схватил он косточку, к себе прижал, будто кто отнять ее хочет. Косточка впилась в ладонь его острым концом, изранила так, что кровь проступила, а сама, будто живая, ее в себя и впитала. Смотрит князь, а Протопея в покоях уж и нет.
Тут и стражники его проснулись, глаза трут, глядят виновато. Князь воеводу своего зовет, косточку ему дает и молвит:
Вот тебе косточка, жизнью своей передо мной за нее отвечаешь. Иди куда она укажет, да ведьму мне живой приведи. Выполнишь награжу по-царски, не выполнишь из-под земли достану. Поймаешь девку, делай с ней что хочешь, хоть по лоскуту из спины каждый день вырезай, только живой довези. В глаза ее хочу смотреть, когда из них жизнь уходить будет.
Дивно то воеводе, он князю давно служил и таких приказов от него не получал. Решил он, что и впрямь, ведьма та вреда много сделать может, коли ее не поймать. Взял он десяток дружинников лучших, да и отправился за ведьмой.
А матушка князя той же ночью впервые головой о стену биться стала.
Воевода был человек добрый, даром, что с пеленок саблю из рук не выпускал. Он на службу шел, чтобы люд да князя защищать, правду нести да мир. Умереть был готов ради дела правого. И жена у него была, ребятишек трое. На ладони он косточку держит, да всякий раз, ему гадко становится. Как она сама собой поворачивается, холод его пробирает. Бросил бы ее, да без косточки той дело не сделается, терпеть надобно.
Ехали они так-то почитай две седмицы, пока косточка с руки воеводиной сама не сорвалась да на землю не упала. Стоит он с дружинниками княжескими у берлоги медвежьей, косточка к ней по земле ползет, как гадюка. Слез воевода с коня да молвит:
Выходи, ведьма, знаю я, что здесь ты прячешься. Против меня да людей моих сделать ты ничего не сумеешь.
Резеда и вышла открыто, в глаза воеводе долго посмотрела. На руках у нее зайчонок сидит, не рвется, ровно прирученный, и сама она тонкая да лицом светлая, улыбается, ровно дитя малое, словно не воины за ней при оружии приехали, а родной кто-то.
Вижу я, говорит Резеда, сильно князь смерти моей хочет, раз за помощью к колдуну Протопею обратился. Еще вижу, что коли не пойду с тобой, ждет тебя беда большая, а коли пойду, так на меня она перекинется. На смерть ты меня вести собираешься, хоть сам не веришь, что надобно. Силы у тебя больше, чем у князя, дружина твоя служит не прихоти его, а мудрости твоей да доброте. Ладно уж, коль так хочет князь меня повидать, пойду к нему, может и получится исцелить его, гнев на добро повернуть.
Выпустила Резеда зайчонка и сама пешком за конями дружинников пошла, своей волею.
Никто ее в пути не обидел, даже не подумал дурного. Девка-то, как солнышко зимою, думы на свет поворачивает. К каждому-то она знает, как подойти, какое слово молвить. Вроде и ничего особого, а на душе легче становится. Обратный путь на три дня больше времени занял, а короче показался. Всем-то хорошо, одному воеводе плохо. Помнит он слова княжие, знает, что и впрямь девку на смерть ведет, а Резеда душой чистая, как ее князю отдавать-то?
Вот уже и к городу подъезжать стали, совсем воеводе худо сделалось, ни ест он, ни пьет, сердце у него щемит, а Резеда сама к нему подходит, да и говорит:
Извелся ты весь, воевода-батюшка. Не тревожься за меня, коли хотела б, так давно ушла бы. Мне самой с князем переговорить надобно. Пойди к нему сейчас, доложи, что привел меня, как было велено. Платы за то не бери никакой, ни шубой, ни златом, ни почестями. Как отпустит он тебя, сразу домой ступай, да дочке, как уснет, на ушко шепни все слова добрые, что дорогой об ней думал, она у тебя на утро в трое против прежнего красавицей проснется.
Воевода и поверил Резеде, доложил все князю, как она велела. Тот ему сулить стал золото да земли, а воевода поклонился и отказывается:
Не ради наград я на службу к тебе пошел. Земли да золото к себе привязывают крепче веревок, помехой в деле моем становятся. Служил я батюшке твоему верой и правдой, теперь тебе служу, девку по слову единому привел, а только ты ее не тронь, нет зла в ней никакого, грех большой на душу возьмешь, коли обидишь ее. Таких, как она казнить, так людей добрых на земле и не останется.
Князь тут дружинников призвал, да и приказал воеводу своего верного за слова дерзкие в острог вести. Дружинники повеления его не послушались, не предали воеводу своего, на месте отреклись от служения князю, да по домам пошли. Князь, почитай, без охраны и остался, с десяток человек всего. Они-то Резеде руки связали да в покоях его перед кроватью на колени поставили. Князь выгнал всех прочь, веревку Резеде на шею накинул, да косточкой своей замахнулся.
Что, ведьма, пытает, думала, не сыщу я тебя да спущу обиду. Ты меня молодого калекой оставила, а сама среди трав да векшей счастливо прожить хотела? Не бывать этому! Как мне больше никогда не ходить, так и тебе не жить на белом свете.
Дернул князь за веревку, а Резеда, будто и не заметила, смотрит без страха, как и в первую их встречу, да и говорит ему:
Душой ты, князь, больше болен, чем телом, и матушку свою под беду подвел, лишь бы мне отомстить. Дружина тебя бросила, а скоро и все слуги разбегутся, коли не очистишься.
А князь страха от нее ждал да слез, и слова ее в самое сердце ему попадают, будто все то знал, да не понимал, пока она не сказала. Только злоба его все крепче становится. Натянул он веревку сильнее, косточку к горлу Резеды придавил и шипит сквозь зубы: