В Иркутской Губернии в ссылке жило множество декабристов, как с семьями, так и без, писатели, поэты и вольнодумцы: А.Н. Радищев, Чернышевский, Герман Лопатин, В.Г.Богораз-Тан, В. Г. Короленко, Б.И.Дыбовский, Г.А.Мачтет, В.Л.Серошевский, К.М.Станюкович, И.Д.Черский, П.Ф.Якубович и многие другие.
Только с 1885 по 1906 годы в редакции «Восточного обозрения» взаимодействовали около 50 известных ссыльных. В газете уживались и народники, и эсеры, и социал-демократы. Хоть они и были разных взглядов. Вот лишь некоторые фамилии: М. С. Александров, Е.К.Брешко-Брешковская, Д. А.Клеменц, Ф. К.Кон, Л. Б. Красин, М.А.Кроль, А.Г.Лури, С.А.Лянды, В. Е.Мандельберг, М.А.Натансон, Б.О.Пилсудский, М. В. Ромм, И.М.Соколов, Л. Д. Троцкий, С. Л.Чудновский.
За политические публикации «Восточного обозрения и сам редактор И.И. Попов неоднократно привлекался к суду, подвергался денежным штрафам, сидел в тюрьме.
Сам Дмитрич рассказывал, что у него есть кровь разных народов: и буряты, и русские, и цыгане, и татары. Хотя по материнской линии его дед прибыл из Белгородской губернии во времена столыпинской реформы, когда крестьяне могли получить землю в Сибири при переселении из центральной части России.
Все родственники Дмитрича были простые деревенские крестьяне, кто-то более зажиточный, кто-то менее. У кого-то одна-две коровёнки, а у кого-то и небольшие стада и даже свои лошади.
Но сам Дмитрич сразу после войны стал искать возможность выбраться в город, он сперва уехал работать на Дальний Восток, потом на Донбасс в шахту, потом вернулся в родную Иркутскую область и работал в шахтах Черембасса, в городе Черемхово.
Всё-таки тут в деревне осталась мама, сестра и два родных брата: Василий вскоре умер, так как с войны пришёл весь израненный, ведь он воевал на сорокапятке, а значит все 4 года на передовой.
Алексей же, хоть и служил в армии с самого начала войны, но всё время находился на границе с Японией и воевал только на Дальневосточном фронте, громил Квантунскую армию. Ну, а сестра проживала тут же, в Черемхово. Иркутская область тогда вообще заполнилась стройками новых предприятий и городов. Молодёжь со всей страны ехала за романтикой и лучшей жизнью. И Ангарск был в тот период времени одной из главных строек не только в области, но и, пожалуй, со всём СССР.
Узнав, какие масштабы и перспективы развития у Ангарска, Дмитрич уехал туда искать лучшей жизни, тем более что от Родины и родных было не так-то далеко.
Ну а в Ангарске Дмитрич и Ананьевна уже и познакомились.
И как тут не заметить, что у людей, вышедших из таких знаменательных мест, влияющих на характер человека, не могли не появится такие коровы, как Доча.
И да, они искренне любили коровье «племя», заботясь о своих коровках, как могли. Давая им лучшую травку, пойло, и главное, волю.
Ананьевна и Дмитрич были уверены, что их коровы настолько самостоятельны, что смогут выбраться из любой передряги.
Сибирская вольница и украинский прагматизм вот, пожалуй, тот главный секрет, который формировал характер такого чудесного коровьего стада, о котором и пойдёт речь далее.
Глава 4
Дмитрич, Доча и Ленин
Сперва жили в посёлке Дальний, но из-за экологических проблем и появления детей власти предложили им дом в городе. Дом был в ведении комбината, но де-факто отдавался, как и 90% в СССР для граждан, абсолютно бесплатно. Ну, а коль есть дом, небольшой земельный участок, то, разумеется, оба деревенских жителя тут же решились завести и домашнее хозяйство.
В городе все жили довольно дружно, ведь тут не было старожил-хозяев, которые могли бы сказать, это всё моё, а ты тут гость, понаехали, мол, и пр. Все вместе создавали с нуля, каждый вносил свой вклад. И никто никого ни в чём не укорял. А кто тут мог посмотреть косо на другого? Одни соседи были ссыльные финские коммунисты, другие немцы, третьи поляки, далее западные украинцы, а кто-то просто из бывших авторитетных зэков, завязавших с криминальным прошлым, обустраивавших своё маленькое надёжное мужицкое счастье.
Посёлок Байкальск, на окраине Ангарска, особенно его комбинатовская часть из деревянных срубов, напоминали показательную деревню. Ровные улицы, однотипные дома, ровные наделы земельных участков в 6 соток. Единственно, что вода была привозная, а отопление печное, хотя буквально в двадцати метрах были частные дома, где было центральное отопление и вода.
А воды требовалось очень много: 6 детей и коровы да поросята. Ближайшая колонка метрах в 500, но если она ломалась, что бывало часто, то нужно было идти до следующей ещё метров 500 и так далее. Зимой, конечно, и снег топили, но всё равно приходилось ходить за водой на колонку минимум несколько раз в день: впрягались в санки, ставили два бидона по 40 литров, это если зима, весной и осенью на тележках. Тут, как говорится, и стар и млад не ленись, иначе не будет ни молока, ни творога, да и денег не будет. Вода в огороде была лишь летом, это максимум 5,5 месяцев. С начала мая по середину октября, а потом всё морозы, и воду с труб нужно слить заранее, а то разорвёт всё зимой. А уж зимой-то морозы и минус сорок, и даже больше.
Доча прекрасно видела этот исполинский, ежедневный труд семьи хозяев и старалась сделать всё возможное, чтобы отблагодарить их всех, таких родных и любимых. Она учила молодых коров технике дыхания, от которой появляется больше молока, подсказывала, как правильно употреблять сено, чтобы оно не разлеталось по всей стайке и шло именно в дело, на корм, а не под ноги и потом в навоз.
Ах, это душистое сено, как оно напоминало о лете в долгие холодные сибирские ночи. Летом она часто водила своё маленькое стадо попастись рядом с покосом.
Дмитрич сам был хороший косарь, но и старшие дети уже не отставали. Встав друг за другом, чуть с боку, на расстоянии примерно 1.5-2 метра, три-четыре косаря врезались в заросли травы и скашивали её, кладя ровными рядами. Раз, взмах косы и слева от косаря лежит охапка пока ещё зелёной травы, второй, третий, сотый, тысячный взмах и вот поляна с разнотравьем, цветущими зелёными растениями превращается в скошенный участок, где удивлённые стрекозы, бабочки, разные букашки и даже лягушки с ящерицами и полевыми мышами не могли понять, почему всё так изменилось в их привычном мире.
Когда косы тупились, Дмитрич их подтачивал особым бруском, раз с одной стороны косы во все лезвие, раз с другой стороны, и так несколько раз, и вот коса опять остра, опять можно косить без особых усилий. А ещё ведь нужно отбить косы, лучше это сделать рано утром перед самым выходом из дома на покос.
На какую-то чурку прикреплялась специальная железная бабка, на которую Дмитрич клал косу и, удерживая её одной рукой, второй стуча молотком в месте, где коса соприкасалась с бабкой. После таких ударов коса в месте заточки становилась гораздо тоньше и лучше поддавалась затачиванию её бруском.
Иной раз косы отбивали прямо в поле, закрепив бабку на каком-нибудь пне или удобном дереве, но это было редко, лишь в тех случая, где надо было косить жёсткую траву, например, осоку.
Через день-два косари возвращались на это поле, переворачивали высохшую траву, лежащую на земле, та досыхала за пару часов и тогда все дружно собирали её, стаскивая вилами в копна. Этим уж занимались и младшие члены семьи, совсем ещё дети. Покос как бы был святым делом для всех. Если по дому детей не заставляли ничего делать: кормить и ухаживать за животными, то тут очень просили. Да дети и сами рвались на покос, где столько букашек, птиц, мышей, лягушек и ящериц.
Вообще, для всех в семье были три «святые» обязанности это посадка, окучивание и сбор картошки. У них было несколько земельных участков, которые они использовали для этого. При этом никакой документации на эти участки ни у кого не было. Просто все люди знали, что какие-то участки кому-то принадлежат по факту. Далее участие в работах на покосе. И доставка воды с колонки. Конечно, была ещё заготовка дров, полив огородов из шланга летом, сбор ягод в саду и пр. Но это в основном уже было по желанию.