И лишь через год её, обливаясь слезами, в том числе и благодарности, понимая уже, что Нарцисс не сможет в силу разницы лет и отсутствия у него жилья на ней жениться, потянуло к себе на родину. Домой. К своим фанатам.
О чём оба они уже и не жалели! Почти. Проведя на прощанье на берегу ещё один самый светлый, самый медовый месяц! И
Разорвали этот мир надвое. Навсегда.
Певичку Аполлон больше никогда не видел, а вот морячка встречал. Но выглядел тот уже неважно, напоминая пустую тряпичную куклу, из которой в конце этого представления вместе с рукой нечаянно вытащили сердце.
Да, что-то в ней, в этой певичке, было. Умение превращать даже случайную связь в столь пронзительную песню, что даже после того, как ты понял и окончательно смирился с тем, что для тебя её «концерт» окончен, она ещё долго звучит у тебя в душе, никак не желая замирать.
Заставляя тебя снова и снова вспоминать её прощальные слова. Поцелуй на перроне. Её скупые слёзы сквозь вымученную улыбку, что нещадно её душили. Заставляя её в ответ на это с той же силой душить тебя, обнимая на прощанье!
«Господи, я и не знал, до чего она некрасива».15
Глава14Вуячич
Ганимед с юношеским восторгом всё это выслушал и поехал с ним. Но поехал он не один, заявив Ганеше, что возьмет с собой багаж. Свою ручную уже кладь.
Ручной для Ганимеда кладью оказался их старинный друг матрос Вуячич. Впервые познакомившись с ними ещё тогда, когда немыслимо крутой, как тогда показалось Ганеше, брат Ганимеда Ассарак арендовал бомбоубежище, переделанное в «качалку». И куда худой и бледный матрос Вуячич приходил набить пресс, чтобы сделать свой тощий живот более сексуальным. Где Ганимед работал инструктором, да и вообще был за старшего. Так как Ассарак постоянно был на всяких серьёзных «стрелках», где общался с чиновниками такого уровня, что Ганеше тогда и не снилось. И он и в страшном сне не мог представить, что чуть позже, из-за выступлений Ганимеда, и сам вынужден будет со всеми этими чиновниками из краевой администрации пересекаться. И Ганимеда так заинтересовал тогда этот ещё сопливый матрос Вуячич, которому только-только стукнуло по затылку восемнадцать, заставив всерьёз задуматься о жизни, что Ганимед бросал всех своих подопечных и начинал только им и заниматься. Тут же освобождая ему снаряды от других спортсменов, как только матрос Вуячич просил его о помощи и «технической поддержке».
А затем и прямо днём иногда приглашал его к себе домой, пока родители не вернулись с работы. Следя лишь за тем, чтобы Ганимед оставил хоть что-нибудь покушать его отцу. Так как Ганимед всегда любил прямо-таки пожрать, готовясь к чемпионату мира, о существовании которого знал только он сам. Ну и матрос Вуячич, который туда его систематически и приглашал. А то и сам приходил к Ганимеду на тренировку. Даже если в «качалке» был выходной.
Так как родители Вуячич по выходным были дома и мешали им в эти дни заниматься спортом, уставившись в зомбоящик и выпучив свои уже квадратные от этого глаза. Как и экран зомбовизора. Чтобы как можно полнее улавливать всё, что им внушали, и не упустить ни самой малой частицы информации! А затем смело утверждать перед бабушками на лавочках у подъезда «свою независимую позицию» по любому жизненному вопросу. И посмеиваться над тем, как эти частицы независимой информации вызывали в бабулях целое «броуновское движение». Всю ночь мешая им уснуть и подымая давление.
В очередях за продуктами, которые те принимались судорожно сметать с прилавков, напирая друг друга.
Ганеша тоже периодически приходил к нему тогда заниматься, так как заметил однажды, что если он месяца за три-четыре до отхода судна начинал тягать железо, вспоминая в разговорах то, как он тягал железо ещё в юности, готовясь к армии, то в рейсе ему было уже гораздо легче работать. Тело не так сильно уставало, да Ганеша и сам не так быстро утомлялся, читая книги. И почти не думал о том, чтобы прыгнуть за борт. Поэтому затем уже каждый раз месяца за три-четыре до ухода в море старался набиться Ганимеду в друзья, чтобы заниматься там бесплатно. Обещая после рейса отдать всё сполна! Дав почитать то, что за это время успеет сотворить.
И как только они добрались до Трои, Ганимед, не видевшийся с матросом Вуячич уже около двух месяцев, попросил Ганешу оставить их наедине. Чтобы о многом поговорить и отвести душу, ещё в дороге начав жаловаться Вуячич на то, что Креуса в самый последний момент его отвергла:
Ничего глупее и придумать надо было!
Так как Креусе понравился Ганеша, а не Ганимед. Что скрывать? Но судьба-злодейка, надев обольстительную маску Елены Прекрасной самым коварнейшим образом их разлучила. И теперь оставила Креусу и Ганешу тосковать друг по другу. Но не решаясь друг другу об этом даже заикнуться из страха перед Еленой. Предстать обнажёнными, когда та застигнет их вместе и выгонит из рая, посадив на одни яблоки.
И пока таксовал, вспоминал о том, как он и Креуса впервые познакомились. За день до того, как судьба-злодейка, надев обольстительную маску Елены Прекрасной, самым коварнейшим образом снова свела их на пляже близ Коринфа. И надела шапку-невидимку. То снимая её, то снова надевая. Для него.
Глава15Эльвира
И однажды вечером, когда Ганеша вернулся в студию чуть раньше обычного, устав тосковать и таксовать, что для него было уже практически одним и тем же, вдруг заметил, что какая-то чудесная девушка плавно выходит из ванной. В его белом халате, словно ангел, спустившийся с небес. Обвязав его поясом свою соблазнительную талию и вытирая длинные тёмные волосы его же синим, как глубокое море, полотенцем. Словно бы небо услышало его тоску и ниспослало ему навстречу свою прекраснейшую ангелицу. С лицом ангела. Которую, по ходу дела, вместо Ганеши тут уже успел встретить и поиметь ненасытный Ганимед. Испортив встречу двух заоблачных душ. И отправил в душ. Смывать грехи.
Так, я не понял, Ганимед, что тут у вас происходит? Без меня!
Давай уже, одевайся! крикнул Ганимед девушке.
Так уже давай или одевайся? Уточни ей команду!
Что, прямо при нём? оторопела девушка, посмотрев на Ганимеда. Тебя это возбуждает?
Отдай мне, пожалуйста, мой халат. Сейчас же! Что за вольности? протянул Ганеша руку, осознав, что она его даже не слушает. А значит, давать и не собирается.
Что, прямо здесь? всё переминалась неизвестная Ганеше девушка, наконец-то обратив на него внимание. Ты тоже этого так хочешь?
Можешь выйти из студии прямо на улицу! И сделать это там, усмехнулся Ганеша над её наглостью. Хотя, лучше вначале отдай халат, а потом выйди! Если ты считаешь себя принцессой, то пусть, как в сказке, тобой воспользуется первый встречный! Красота не должна оставаться безнаказанной, создал он крылатую фразу, это знает любой маньяк! Откуда ты, вообще, взялась?
Девушка молча обиделась, подошла к висевшим на спинке стула джинсам, джинсовой рубашке и джинсовой же курточке, взяла их и зачем-то снова ушла в ванную. А через минуту вышла.
Это был матрос Вуячич!!!
Ба-а! оторопел Ганеша. Всё это время ты говорил мне, что это просто твой старый друг, начал упрекать он Ганимеда, а на самом деле вы тут всё это время беспощадно спаривались?
И даже тогда, когда ты спал! усмехнулся Ганимед.
Ты спишь, как мертвый! Мы так и не смогли вчера тебя разбудить, подтвердил-а Вуячич.
Оба раза.
Тоже мне, друзья называются!
А что, ты тоже так хочешь? усмехнулся Ганимед, поняв в чём дело.
Конечно! И не раз! До сегодняшнего дня, пока я не увидел её в халате, я не видел в ней женщину. В своих вечных джинсах это был для меня просто ещё один старый друг, который спал возле тебя у стены на нашей двуспальной кровати. Как я никогда не видел женщину и в Други в её неубиваемых черных джинсах. И чёрной куртке. Даже тогда, когда Друга пригласила меня к себе домой послушать Летова и, выгнав дога, напоила водкой. А затем, видя моё недо-умение, сама повалила на кровать. Так как я упорно продолжал видеть в Други только друга, который зачем-то начал петь в мой микрофон свою неземную оду. И так и уснул. От внутреннего конфликта. Так сильно я не хотел спать со своим старым другом. Пока утром Друга не вышла из ванны в своём зелёном халате, и я не увидел её соблазнительную фигурку. Заметив, что я тоже почему-то голый уже, как Адам, и всё ещё лежу в её постели. Только и ожидая эту свою заблудшую Еву. Я тут же захотел исправить вчерашнее недоразумение, обнял её за тонкую талию, прижал к себе, но