Ганеше показал этот способ подзаработать «на ход ноги» ещё три с половиной года тому назад друг его сослуживца, которого Ганеша в армии называл «апостол Андрей». И Ганеша радушно пустил его друга за руль «Левина» таксовать по городу. Ещё не зная о том, что один глаз у этого его друга минус восемь, а другой минус десять. А когда «апостол» Андрей тоже сел в машину и с усмешкой поведал своему «Господу» об этом забавном факте, Ганеша спросил его друга:
Ты хотя бы видишь впереди идущие машины?
Я вижу не машины, а цветные пятна.
И Ганеше пришлось самому сесть за руль:
Чтобы наша машина не стала точно таким же пятном на дороге. Только красным!
И выходил таксовать вечерами уже один. Хотя его белая трёхдверная машина и была для перевозки клиентов плохо приспособлена. Но желание как можно быстрее уехать домой, а не мерзнуть на всё более бодрящем каждую ночь осеннем воздухе, было намного выше жажды комфорта. Встав перед дилеммой: ехать кое-как или так и стоять ловить машину. Неизвестно сколько. Так что неизбалованные тогда ещё клиенты согласны были даже на это чудо конструкторской мысли, которое не позаботилось о том, каким именно образом они должны были теперь кое-как проникать на узкое заднее сидение, на котором неудобно было даже сидеть. Ни то что. Делать в то, что за пару месяцев до этих событий делал там Йорик. Пока тот не познакомил его с Эддой и Нюктой. И «выполнив свою историческую миссию», наконец-то исчез в Пимплеи. А Ганеша заезжал каждый день за ними обеими и с восторгом наблюдал то волнующее его зрелище, как они обе его по очереди, а то и одновременно хотели. Заполучить в свою собственность. И сгорали от ревности друг к дружке. Доказывая ему, насколько именно они ему преданны. К сожалению только на словах. Не в силу беззаботной конструкторской мысли, а морально. Ведь они обе были о себе столь высокого мнения, создавая из себя прообразы столь великосветских дам, что никак не могут себе позволить (создание рекламных роликов) в машине. Поэтому с тех пор, учтя свой горький (и одновременно сладкий) опыт, Ганеша покупал себе исключительно четырёх (а то и пяти) дверные машины. Именно для того чтобы в них было не только гораздо удобнее и веселее проводить время (для создания рекламных роликов), но ещё и для того, чтобы зарабатывать. И у него уже не так быстро таяли деньги.
И теперь снова отправился в Трою именно из-за того, что вдоль её дорог бродило гораздо больше ластоногих, чем в его относительно небольшом городишке. К тому же, они ещё и платили за поездку в два-три раза больше. И тереться в Дельфах считал для себя уже бессмысленным.
А заработав за выходные весьма неплохой куш, решил остаться жить в Трои. Именно из-за того, что он не уехал вместе с Ситой в Трою, как советовала ему её бабушка: «Начать жизнь с чистого листа!» Но остался в Дельфах, с головой окунувшись в её криминальное прошлое. И теперь решил исправить свою кармическую ошибку.
Вернулся в Дельфы за вещами и заехал к Ганимеду, зачитав ему вслух свои «черновые» впечатления от предложенной ему студии:
«Своими ярко-красными шторами, обоями с тёмно-красными розами и ковром с восточными арабесками на полу предложенная агентом недвижимости студия сразу же ему понравилась, как только он в неё вошел. Навевая воспоминания о той самой «красной комнате», которую Аполлон с первого же рейса постоянно пытался бессознательно воссоздать у себя в каюте, чтобы и в рейсе чувствовать себя «как дома». Хотя заходившие к нему в гости моряки и находили его дом слегка «публичным». И всё искали, с усмешками, глазами красные фонари, взахлёб махая воспоминаниями о «розовых кварталах». И рассказывали ему свои забавные там (та-ра-рам!) истории. Так что Аполлону подолгу не удавалось их прогнать спать, настолько сильно они проникались бодрившей его атмосферой.
Особенно одну буфетчицу, которую привлёк постоянно включенный им на полную громкость музыкальный центр и вечный «день открытых дверей». Сквозь проём которых и донёсся до неё, отражаясь по лестничным пролётам на третий этаж в надстройку командного состава, пока она мирно шла из кают-компании в душ, глубочайший вокал певицы Анни Муррей, включенный им, как всегда, «на всю катушку». Благо, что звучание его музыкального центра «Шарп» было просто божественным. Заставив Эхо невольно замедлить шаг, прислушаться, найти в её зычном голосе нечто общее со своим музыкальным прошлым и пойти по этой трепетной «нити Ариадны» вниз. Безусловно, рискуя наткнуться в этом полутёмном лабиринте коридоров на какого-нибудь Минотавра.
Но увидев вместо него скромного Аполлона, расслабиться и, играючи постучав в и без того открытую дверь, с улыбкой напроситься в гости:
Можно? Просто, дослушать песню.
Затем альбом. И расцвести душой!
А затем и другие, не менее прекрасные композиции, добытые им в Корее.
И Аполлон, сидя рядом с Эхо, прекрасно её понимал. Даже глубже, чем она хотела.
Его самого. Ведь в море из-за постоянного давления сенсорного голода твоя психика постепенно становится буквально обнажена к прекрасному. Целиком и полностью! Готовая, в глубине твоей чуткой души, всем сердцем обнажиться перед любым, кто тебе таковым хотя бы просто покажется.
И только потом уже и телом. Если до этого дойдёт (до этого дурашки).
Тут же получив от хозяина этого заведения (с ней беседы) бесплатный абонемент на его постоянное посещение.
В качестве музы, разумеется.
И не более того! подхватила Эхо. И гулко рассмеялась.
Но неожиданно для самой себя так завелась рассказами о своих музыкальных похождениях по ресторанам, за которые тебе ещё и платят, а затем ещё и приплачивают, если ты соглашаешься снизойти со сцены до одного из не самых простых смертных, чтобы забрать приготовленные им для тебя цветы и прочие знаки внимания на накрытой на столе «поляне» что тут же пожелала-ла-ла-ла завести (себе) хозяина. На высочайшую из вершин!
Который буквально отговаривал своих, столь же неожиданно зашедших к нему друзей, не покидать его:
Ни в коем случае! выйдя с Ремом и Караваем в туалет и в трёх словах обсудив сложившуюся у него на диване ситуацию. Поджав ноги. В ожидании того, пока их наконец-то уже оставят. Вдвоём.
Пошла после этого принять душ, вернулась и очень удивилась тому, что Аполлон их ещё не выгнал. «Идиот! Я же сказала им, что иду в душ. Неужели непонятно?» лишь подумала Эхо. И снова рассмеялась. Но решила для себя уже не сдаваться и сидеть там «до посинения». Мол, не на ту нарвался!
Упрямо высиживая своё «золотое яйцо» женского счастья несколько долгих дней в его каюте за красными шторами. Ровно до тех пор, пока её не покинут остальные матросы. Наконец-то оставив их в спальном отсеке наедине. За столь же красными, но более плотными шторами из красного бархата.
Бесконечно выслушивая, как Аполлон добыл их на берегу ещё во время работы грузчиком. Когда он и его напарник Орест проникли в соседний склад. И каждый взял там то, что ему понравилось. С разрешения завскладом, разумеется! Лаодике было плевать на такие мелочи (которые нельзя продать). Особенно после того, как Аполлона однажды пригласили в подсобку на импровизированный в рабочей обстановке юбилей, и он тут же спросил, сколько Лаодике лет:
Неужели уже сорок?
Та скромно улыбнулась:
Больше!
Пятьдесят? откровенно удивился Аполлон, искренне вытаращив глаза.
Та ещё шире улыбнулась. А её помощница Хрисофемида над чем-то рассмеялась.
Не может быть! совершенно искренне отреагировал Аполлон. Неужели шестьдесят? Да, ладно, вы меня разыгрываете! Где торт? Почему нет надписи?
И долго ещё не мог поверить, заставив Лаодику объясняться: